Лицей послушных жен - Ирэн Роздобудько Страница 14

А что произошло со мной?

Я не попадала ни в какие коридоры, не проходила сквозь замороженные временные дыры, меня не усыпляли и мне не вживляли в мозг чип. Ничего такого со мной не было!

Я просто поехала на окраину города и потеряла рассудок! От жары или усталости.

Но чем объяснить, что это произошло дважды? Ничем! А если это так, то лучше все забыть.

Вычеркнуть из головы.

Выключить ноутбук.

Больше никогда не ездить на ту окраину. И никому об этом не рассказывать. Разве что… пойти в сквер, найти бабку-гипнотизершу, взять ее за грудки и повести в отделение милиции. Она точно что-то со мной сделала. Как говорится, «сделано»…

Я взглянула на луну.

Она лежала на гладкой черной поверхности, как на воде, и смотрела на меня. Сколько лет я прожила без этого вопроса: где она живет, знает ли когда-нибудь отдых? Этот вопрос остро волновал меня в детстве. Куда делась та наивная девочка? Неужели я изменилась настолько, что заставила ее отделиться от меня физически? Оторвала от себя, как присохший струп от раны. Вынудила существовать отдельно. В другом измерении…

Стоп! Стоп. Стоп…

Я вспомнила, как несколько лет назад мне довелось работать в одной желтой газетке и писать всякий бред про аномальные явления природы. Эти темы были в моде. Газета расходилась на ура.

Тогда один сумасшедший и непризнанный теоретик часа четыре втолковывал мне свои исследования по поводу устройства Вселенной. Мол, Вселенная состоит из двух наложенных друг на друга миров. Они прозрачные и очень слабо связаны между собой. Совпадение есть только в опорных точках. Один мир – обычный, второй – теневой.

В этом теневом мире такой же набор элементарных частиц, атомных ядер, простых и сложных молекул. При определенных обстоятельствах и условиях эти элементы как бы выходят на поверхность – и перед счастливцами (тот теоретик считал себя именно таковым) открываются картины прошлого.

Но он ничего не говорил о том, что в этом прошлом можно существовать.

И уверял, что может вести диалоги с Сервантесом.

Прекрасно. Я тоже была бы не против поговорить с Сервантесом, но встретить саму себя – это уж слишком!

Я прыснула и с опаской прикрыла рот ладонью. Вспомнила анекдот: в Петербурге экскурсовод водит по музею школьников, подводит к стеклянной витрине, за которой – два скелета: большой и маленький. И говорит: «Это скелеты Петра Первого: во взрослом возрасте и в детстве».

Надо выпить лекарство и лечь!

Но разве уснешь?

И опять-таки, почему это случилось именно со мной, что во мне необычного?

Может, во всем виноват тот мой рывок, который я осуществила в тринадцать лет?

Снова – стоп. Как говорят, с этого места, пожалуйста, поподробнее..

…Суть рывка заключалась в том, что в один прекрасный день она собрала все свои вещи, все, до малейшей безделушки, в большой мешок.

Выехала за город, вырыла яму, высыпала туда содержимое мешка, подожгла. А потом засыпала яму землей. В какой-то момент с ужасом подумала, что делает так же, как ее мать: уничтожает прошлое.

Так все и было. Объяснение? Очень просто: она хотела навсегда отрезать от себя все, что связано с этой, как говорят взрослые, золотой порой детства! Она надоела ей, она сидела в ее груди, как кол или большая цыганская иголка, не давая свободно дышать и двигаться вперед.

Отсечение произошло мгновенно.

Она вернулась в город с совсем другим ощущением и другим возрастом, как будто сразу стала старше всех своих ровесников лет на сто!

Чтобы закрепить это ощущение, в тот же вечер она пошла в бар, попробовала самую дешевую водку (снова с ужасом подумав, что, наверное, правильно говорят люди, яблоко от яблони недалеко падает) и познакомилась со взрослым парнем, который, на ее счастье, оказался неплохим товарищем и не смеялся над ее дефектом, как другие. Собственно, его вполне устраивало то, что она молчала.

Особенно после того, как все, о чем ее ровесницы шептались в школьных коридорах, произошло…

Но что необычного в этой истории?

Мне кажется, ничего. Девочки из неблагополучных семей часто заканчивают свое детство добровольно и раньше других. Словом, я швырнула в пропасть какой-то период своей жизни, как мяч о стену. И теперь он, подчиняясь закону физики, полетел назад и попал в мою бедную голову, расколов ее пополам.

Итак, что бы это ни было – душевная болезнь, последствия усталости, бред или (прости, Господи!) реальность, я должна что-то с этим делать.

Я снова посмотрела на луну за окном:

– Может, ты знаешь, что именно?..

Когда-то мы с ней хорошо понимали друг друга! Теперь я знаю, что Луна никогда не ложится спать, а просто тупо курсирует вокруг Земли, подчиняясь законам астрономии. И только я сбилась с орбиты.

Ради чего?

Неожиданно я вспомнила о Ярике.

Как я могла о нем забыть? Думала только о девочке и о себе! Как всегда, проявила свой непревзойденный эгоизм!

Ярик.

Мальчик, который хотел на мне жениться.

Первая непоправимая утрата.

Вдруг вспомнила, как приятно было видеть его сегодня, неважно где – в бреду, в безумии, во сне…

Я же совсем забыла, каким он был. Совсем. Его подарок – медвежонок Тедди – сгорел вместе с другими вещами. С ним сгорела и боль-воспоминание о Ярике.

Если бы все, что случилось со мной, было правдой – какой-то невероятной правдой, необъяснимой, непостижимой, каким-то чудом, сошедшим на меня, неважно каким образом, за что и зачем, – я бы могла предупредить беду, предотвратить, спасти. Я чуть не подпрыгнула на стуле. Вот что я должна сделать! Вот в чем заключается смысл этого странного случая.

Я посмотрела на электронный календарь: 3 июня!

То есть – десять дней до той трагической даты. И ровно столько же – до дня, когда я начала заикаться. Если бы в то летнее утро…

Я вскочила и нервно заходила по кухне.

Вот оно – это ЕСЛИ БЫ, о котором говорила старушка: «…каждый произносит его по сто раз в день…»

Только я не входила в число тех тысяч или, как она сказала, миллионов. Ведь я сожгла все возможности какого бы то ни было возврата даже к памяти. Я закрыла глаза, пытаясь представить то пламя.

И представила: в нем потрескивали и сворачивались в черные трубки школьные тетради, куда я записывала свои фантазии, обугливался старый бабушкин ридикюль с коллекцией флакончиков от духов, корчились и воняли пластмассовые куклы, исчезали открытки, которые я рисовала на праздники маме, грустно смотрел одним расплавленным глазом медвежонок Тедди, плавились капроновые ленты, значки, альбом с марками, потрескивали спичечные коробки с «секретиками»: пуговицами, подобранными на улице, мертвыми бабочками, пластилиновыми человечками.