Что написано пером - Лёля Графоманская Страница 14

…Мы томились в ресторанах, телефонных сообщениях и коротких разговорах, мы… Хотя, я не знаю насчет «мы». Теперь мне кажется, что томилась только я. Я думала так, когда после принятого решения мужественно не звонила ему до тех пор, пока спасительная философия не вытеснила разрушительные мечты. Но когда надежды еще разламывали меня, я осознавала, что опоздала со своей гордостью. Охотник уже видел, что вальдшнеп подстрелен. И от того, до смерти его убили или нет, уже ничего не зависит: охотник, не торопясь, пойдет по кровавому следу и засунет свою добычу в сумку, и повесит крыло в гостиной у камина, и химическим карандашом подпишет на рамке порядковый номер трофея. Идя за добычей, он может прицелиться еще в парочку птичек, пусть и не попасть – все равно вальдшнеп уже в кармане. Конечно, раненая птица может встретить добрую фею, которая польет ее раны живой водой. И тогда вальдшнеп вспорхнет из-под носа охотника, когда тот уже опустит ружье и протянет руку. И улетит. Чтобы стать мишенью для другого охотника. Или прожить остаток своей вальдшнепьей жизни в камышах на болоте, не позволив себе больше ни разу волшебного ощущения полета.

Я намечтала – и поверила. Я хватала телефон, потому что мне казалось, что он звонит, я плохо соображала, теряла перчатки и регулярно сжигала котлеты и всякую другую еду на сковороде.

Наконец я позвонила подруге в другой город и собрала вещи в дорогу, решив билет купить прямо на вокзале на любой подходящий поезд. У меня было два дня и совсем не было мозгов. Это теперь мне известно, что чем дальше уезжаешь, тем меньше шансов убежать. Он как почувствовал! Позвонил вдруг за час до моего выхода из дома. Приехал, отвез на вокзал. Я купила билет на поезд, отходивший через полтора часа. Все это время мы с ним стояли в помещении билетных касс, из-за зимней одежды с трудом обнимая друг друга. Я все больше вздыхала, как черепаха Тортила, он прижимал меня к себе, вдавливал мое лицо в воротник полушубка и периодически осторожно предлагал не ехать, подождать до выходных – он будет свободен и обязательно что-нибудь придумает. Один Товарищ – очень сильная личность, я покорилась (!) его внутренней воле и сдала билет за десять минут до отхода поезда. Он отвез меня домой. Обнимал всю дорогу, гладил по голове и повторял: «Бедная моя девочка…». Ну и кто не продастся с потрохами, я тебя спрашиваю?!!

Видимо, в этот момент мой Ангел-хранитель забеспокоился и начал принимать меры. До моего сознания он достучаться не мог, прекратил всякие попытки и стал действовать самостоятельно.

В середине недели Один Товарищ позвонил и сказал, что все устроил, и в выходные на целых двое суток мы с ним едем на дачу его знакомых в Подмосковье. Кроме нас там никого не будет, и мы сможем всласть напроникаться друг в друга, выговориться, выплакаться, нажалеться и нацеловаться. Он сказал, что приедет за мной на машине в субботу в двенадцать часов дня.

К одиннадцати я оделась, собралась и замерла в стойке около окна. Не хочу описывать умирание времени в промежутке между двенадцатью и шестью вечера. Я уже зализала эти раны. Звонить? Не стала. Он потом сказал, что он так и знал, что я не буду звонить. Я классически простояла у окна всю субботу, а в воскресенье запретила себе ждать.

Через пару недель (это я сейчас так легко обозначаю этот несущественный, с точки зрения вечности, срок) выяснилось, что он, стирая из телефона сообщения от меня и ко мне, удаляя списки входящих и исходящих звонков (чтоб не обнаружила жена), нечаянно стер мой номер телефона. Я съела эту версию, потому что вальдшнеп был подстрелен. Но я-то понимала: он знает, где я живу – дом, подъезд и этаж. И без комментариев. Думаешь, это мне что-нибудь подсказало? Нет. Я опять расквасилась и опять впала в телефонный гипноз, и опять заваливала его эсэмэсками… Классика! Он отвечал, обещал, уверял… какие еще там есть глаголы для обозначения такого процесса? Вот-вот, все это было.

Следующая встреча не могла не быть назначенной. Как сейчас помню – это было в четверг, мой счастливый день. Рабочий день заканчивался, он позвонил мне и сказал, что выезжает из офиса. Я должна была ждать его около рынка на своей машине в семь часов. Уже в половине седьмого я стояла там, где нужно. Он позвонил и сказал, что уже выехал и будет на месте вовремя.

– Ничто не может нам помешать, – сказал он теплым и сильным голосом, – я сам не верю своему счастью, но я уже еду к тебе.

В семь часов он не приехал. Я не стала звонить, зная, какие в Москве пробки в это время. В половине восьмого он позвонил сам и сказал…, что вернулся на работу, потому что у них там пожар в архиве, и Сам просил Одного Товарища сгонять туда и проконтролировать лично весь процесс: все-таки архив, коммерческие тайны и все такое.

– Я все понимаю, – ответила я ровным и спокойным голосом, – тут ничего не поделаешь.

– Я там все разгребу сегодня, а завтра мы с тобой все равно поедем. Я тебе позвоню.

Он позвонил на следующий день и сказал, что на пожаре он пробыл до двух часов ночи – дело оказалось нешуточное. А сегодня он руководит процессом переноски архива в другое помещение и приехать тоже не сможет, потому что работы тут до позднего вечера. Я похвалила его за самоотверженный труд, пообещала ему подарить именной пожарный шлем и заодно поинтересовалась, не от его ли кресла распространился пожар по зданию?

– Но завтра я точно приеду и мы вырвемся хоть на денек, я договорился с шефом, он понимает, что мне надо отдохнуть, – так сказал, что нельзя было не поверить. Да и не врал он, не лукавил, не придумывал ничего. Я это чувствую всегда, меня трудно обмануть и оставить факт вранья незамеченным.

Я уже почти не ждала, …нет, я вру, конечно, это мне сейчас кажется, что не ждала, – это я теперь умею не ждать. Еще ждала, конечно, и он позвонил и сказал, что сегодня вечером мы точно увидимся – хоть два часа, но наши. Целых два часа! Это роскошь по сравнению с тем, что я могла себе позволить вымечтать в такой ситуации!

– Я буду к шести часам у тебя и позвоню, как подъеду к твоему дому. – Он не врал, он хотел приехать за мной, это точно. Я слышала его усталый голос и придумывала, как я его буду сегодня ублажать, расслаблять и баюкать…

Ой, граждане, вы сейчас лопнете от смеха, но в шесть часов он не приехал, а позвонил на следующее утро и сообщил, что как только он отъехал от ворот своей компании, ему позвонили из здания и сказали, что на последнем этаже в туалете, видимо от жара и огня, лопнула канализация, и все это добро течет по шикарному мрамору, наборному паркету, оставшемуся на этажах, не пострадавших от пожара…

Я – взрослая и умная девочка, и я сказала ему:

– Ну вот, солнце, ты теперь еще и знатный сантехник… по кличке Огонёк. Кроме сиятельного шлема я вручу тебе золотой вантуз и платиновый трос для прочистки канализации. Ладно, разгребай свое дерьмо, я подожду.

Я ни на минуту не усомнилась в его правдивости, я знаю, что все это – и пожар, и потоп – чистая правда. Гм… не очень, конечно, чистая…, но – правда.

Конечно, дерьма оказалось намного больше, чем мы оба думали. Потому что вслед за этим последовали разборки, следствия, выяснения, восстановление утраченного. А между тем никто не снимал с Одного Товарища обязанности двигать бизнес в заданном направлении: договоры заключены, контрагенты строги, а деньги надо ковать даже лежа. Теперь его звали уже Огонёк, Великий Сантехник всех Времен и Народов.