Номер 11 - Джонатан Коу Страница 15

С трудом ворочая головой, я огляделась. В комнате было полно холстов, мольбертов, банок с красками и кистей. Также в комнате стоял обеденный стол – вдвое меньших размеров, чем в гостиной на первом этаже, – и за ним сидел мужчина из подвала; закутанный в одеяло, он играл все в ту же карточную игру.

– Кто это? – прошелестела я.

– Неизвестно. Но мы думаем, что его зовут Лю или типа того, а родом он из Китая.

Дверь отворилась, и в студию вошла Фиби. Мой взгляд скользнул по дверному проему, и я сообразила, что эта прекрасная, светлая, наполненная воздухом студия находилась за той второй дверью в коридоре, что была заперта. И лишь сейчас я вспомнила, как спускалась в темный страшный подвал. Я жадно отхлебнула еще чая.

– Как ты себя чувствуешь, Рэйчел? – спросила Фиби.

– Нормально, спасибо. – Неужели это та самая женщина, которую совсем недавно я боялась как огня? Она же такая милая и добрая.

– Глупенькая, не надо было тебе туда ходить. Вы перепугали друг друга до смерти.

Я улыбнулась:

– Да, вы правы.

Лю за столом радостно вскрикнул. Фиби подошла к нему взглянуть, как идет игра, положила руку ему на плечо и сказала:

– Вот здорово! Ни одной карты не забыл. Молодец! – и добавила, старательно выговаривая, несколько слов на китайском (надо полагать). Лю просиял. По меньшей мере трети зубов во рту у него не было, но улыбка все равно получилась хорошей.

– Вуа цуо дао лэ [5], – произнес он хриплым гортанным голосом.

– Он играет в эту игру вторую неделю, – пояснила Фиби, придвигая стул и усаживаясь между нами. – Я ему предложила, потому что, похоже, он потерял память, и я подумала, что, может быть, с помощью игры память вернется. Карты очень старые, остались от моих родителей. Страшноватые, конечно, но по крайней мере их легко запомнить.

– А… как же они оказались в лесу?

– Я не могу держать его все время взаперти, – сказала Фиби, – словно заключенного. В этом нет смысла. Пусть он здесь немного передохнет, окрепнет. Но никто не запрещает ему уходить и возвращаться когда вздумается. И однажды вечером он отправился в лес, а карты взял с собой. На самом деле он с ними не расстается. Но, видимо, заблудился, испугался и потерял карты.

Она улыбнулась, но, заметив вопросительное выражение на наших лицах, решила объяснить все по порядку:

– Я нашла его в лесу, дней десять назад, ранним утром. Он сидел под деревом и был так слаб, что едва мог передвигаться. И вид у него был такой, словно давно ничего не ел. Пойти со мной он отказался, и я принесла ему еды. Но он все равно меня боялся, вдобавок я ни слова не понимала из того, что он говорил, и от этого было не легче. Но мне хотелось ему как-то помочь. В полицию я не стала обращаться, вряд ли бы они ему посочувствовали. Люди в Беверли требуют от полицейских не давать спуску бродягам, и, полагаю, именно к этой категории они бы его причислили. Наконец я смекнула, что кое-что он все же понимает по-английски, и к полудню мне удалось уговорить его пойти ко мне домой. Сказала ему, что он может ночевать здесь некоторое время. По-моему, раньше – и не знаю, как долго, – он спал бог знает где, потому что от обычной комнаты с кроватью он шарахнулся. По вкусу ему пришелся только подвал, и я постаралась устроить там жилье для него: настелила половики, поставила раскладушку, стулья и принесла всякие мелочи, чтобы там было поуютнее. Вроде бы ему понравилось, там он и остался. Наверное, в подвале он чувствует себя в безопасности.

– Но почему он так напуган? – спросила Элисон. – От кого он прячется?

– К моему великому сожалению, я не многого от него добилась, – ответила Фиби. – Говорит он на мандаринском наречии, я это точно знаю, и, следовательно, прибыл сюда из Китая. Наверное, в поисках работы, и, похоже, он реально работал здесь, и довольно продолжительное время. На очень тяжелой работе, иначе не был бы таким изможденным. Уверена, он моложе, чем выглядит.

Меня вдруг осенило:

– Торговля людьми! Может, и его продали в рабство?

На Элисон и Фиби моя догадка произвела впечатление. Гордая собой, своей подкованностью и рассудительностью, я продолжала:

– Я видела передачу по телевизору. Про то, что в Англии есть рабы. Настоящие. Большинство из них иностранцы, и им приходится работать чуть не по двадцать четыре часа в сутки, а когда они пытаются сбежать, их бьют или травят собаками.

– Не знаю, как он попал в Англию, – сказала Фиби, – но думаю, что с принудительным трудом он столкнулся. Однако как это выяснить? Зацепок маловато, у него даже паспорта нет и вообще никаких документов. Возможно, паспорт отобрал его хозяин. Но вот что лежало у него в кармане.

Она показала нам клочок бумаги. Это была выписанная от руки квитанция на бланке из дешевой бумаги с голубым штемпелем. Сверху название компании – «Санбим Фудс».

– «Санбим Фудс»? – прочла Элисон. – Кто они такие?

– Я порылась в интернете, – ответила Фиби, – они производят продукты питания, их головной офис в Кенте. У таких заведений фермерские хозяйства могут быть в любой части Англии, и там они обычно используют дешевую рабочую силу. И у меня имеются кое-какие соображения о том, где именно трудился Лю. Как-то я произнесла одно слово в его присутствии, и с ним случилась форменная истерика. Это слово – куры.

Заслышав знакомое слово, Лю резко обернулся к нам, паника исказила его лицо.

– Куры? – просипел он. – Нет. Куры нет.

Фиби поднялась. Утешая его, помассировала старику плечи, утерла лоб.

– Куры нет, – повторяла она, пока его волнение не улеглось. – Все хорошо, Лю. Куры нет. Для тебя нет.

– А в чем проблемы с курами? – наклонилась ко мне Элисон.

– Помнишь, нас возили на ферму, где делают продукты, там еще все такое автоматизированное. Это был ужас. Некоторые из нашего класса не могли на это смотреть. Изабель и Анунья с тех пор не едят мясо. Может, и он на такой работал?

– Весьма вероятно, учитывая, что «Санбим Фудс» поставляет свою продукцию компании «Группа Брануин», – заметила Фиби. Что такое «Группа Брануин», она не пояснила, а я в ту пору ничего о них не знала. – Они числят себя среди передовых – с гуманным отношением к животным, вольным выпасом и прочим, но… бывает, что красивые слова лишь прикрывают гнусные прегрешения. А кроме того, в самом начале производственного цикла им очень даже не помешают люди вроде Лю, которых можно заставить трудиться в ужасных условиях.

– И что вы дальше намерены делать? – спросила Элисон, возвращая разговор в практическую плоскость.

– Не знаю пока. Подождем – увидим. Взяла в библиотеке самоучитель мандаринского, и потихонечку мы начинаем друг друга понимать. И кажется, память к нему тоже понемногу возвращается. Он постоянно твердит один слог – сперва я думала, что это какое-то слово, которого я не понимаю, но сейчас склоняюсь к мысли, что это чье-то имя. Сянь.