Возвращение - Дзиро Осараги Страница 16

— Говорят, что это самое популярное кабаре в городе. Они часто меняют представления, и у них всегда в программе самые известные звёзды из развлекательного центра Асакуса, что пользуется большим успехом у зрителей.

— В городе сейчас куда ни взглянешь, всюду танцевальные залы и кабаре.

— Да, конкуренция очень высокая. В конечном счёте только лучшие из них выживут. Это заведение чрезвычайно дорогое, но господин Мурата, художник, говорит, что оно больше всего похоже на настоящее кабаре на Монмартре, чем любое другое в городе.

Сквозь окно, выходящее на лестницу, были видны огни лачуг, которые были разбросаны среди пепла и руин под холодными звёздами зимнего неба. Рамы окон дребезжали от порывов ветра.

— Ребёнок, которого мы видели внизу, наверное, военный сирота.

Её спутник не заметил её взгляд в холодную темноту за окном и сказал:

— Да, они сейчас проникают всюду.

Саэко поднялась на целый пролёт лестницы, прошла мимо лифта и начала подниматься дальше, прежде чем она сказала тоном старшего и с некоторой насмешкой:

— Но Тоси, дорогой, ты тоже проникаешь всюду, не правда ли? Случайно, это всюду не включает ли в себя также и университет?

— Да, конечно. Я хожу только на те лекции, которые я хочу послушать. Но тётя Саэко, не слишком ли этот вопрос старомоден для вас?

Шум оркестра встретил их на четвёртом этаже, и Тосики сразу оживился. Даже цвет кожи его лица стал светлее.

— Пожалуйста, одну минутку. Я хочу сдать в гардероб мою шляпу.

Молодой официант в белом вышел им навстречу.

— Как зовут вашу обычную официантку? — спросил он.

Тосики это не смутило:

— Митчан, — ответил он.

Он снял шляпу и пальто. Его хорошо сшитый костюм и яркий в красную полоску галстук настолько не соответствовали его студенческому статусу, насколько и его уверенная манера, с которой он проводил Саэко на её место.

Саэко осталась в накидке, так как в зале, похоже, не было отопления, и она была немного удивлена мужеством Тосики. На стенах были расклеены иностранные туристические афиши и рекламы кабаре. Она удивилась, откуда они могли здесь появиться, и только хорошо присмотревшись, поняла, что это копии. Столы были расставлены вдоль стены, а середина была свободна для танцев. На голом бетонном полу две-три пары танцевали танго. Саэко подняла воротник своей накидки, закрыв плечи.

Митчан пришла, улыбаясь Тосики, и затем поздоровалась с Саэко. Она сдержанно, но с женской внимательностью осмотрела её, и постепенно блеск восхищения появился в её глазах.

— Тётя Саэко, вы хотите потанцевать?

Саэко со смехом отказалась. Она могла видеть оркестр на другой стороне зала сквозь густой занавес табачного дыма и пьяных разговоров.

Внезапно стало темно, и три мощных прожектора из разных точек на потолке осветили середину танцевальной площадки, на которую выпрыгнула девушка, почти голая за исключением узких полосок материи вокруг её грудей и бёдер, и стала танцевать, извиваясь всеми частями своего тела. Она была молодая и грудастая, и её лицо излучало веселье. Под лучами прожекторов она танцевала прямо перед столиками посетителей.

— Её зовут Хелен Мидзумати, — заявил Тосики. — Она сейчас гвоздь программы в Асакуса ревью.

Саэко не имела ничего против Хелен Мидзумати и её номера, но её голые ноги, танцующие на бетонном полу, раздражали её, и она чувствовала шершавую прохладу от бетона на своей коже.

Саэко достала сигарету из своего портсигара и изящно поднесла её к своему рту. Тосики был слишком увлечён танцем Хелен Мидзумати, чтобы помнить о хороших манерах, и Саэко, внутренне улыбаясь, достала из сумочки свою собственную зажигалку.

Танец закончился, и вновь загорелся свет. Музыканты спустились со своего помоста в зал к столикам гостей для исполнения мелодий по их заказам. Последние не могли себе отказать в этом и покорно платили деньги.

Саэко изучала лица гостей, когда голос около её столика заставил её вздрогнуть.

— Могу ли я что-нибудь сыграть для вас, мадам?

Она подняла свою голову, и её глаза округлились от изумления, когда она увидела мальчишескую ухмылку гитариста и копну белых волос, которые подобно берету закрывали его голову.

— Могу ли я что-нибудь сыграть для вас, мадам? — В этот раз он наклонил свою красивую белую голову в игривом поклоне.

— Господин Онодзаки, это вы!

Он дружественно рассмеялся.

— Да, это я. И я уверен, что где-то вас встречал.

— Что случилось с вами?

— Мы потерпели поражение.

Он передал гитару стоящей рядом официантке и попросил отложить её в сторону.

— Да, мы давно не виделись. Но извините меня, — он кивнул в сторону Тосики, — я не мешаю.

— Не говорите глупости. Я рада, что вы вернулись живым. Но в каком месте мы встретились! Когда вы вернулись в Японию?

— Почти сразу же после капитуляции. Я был вольнонаёмным, и они отправили меня с первым пароходом. Но как мы добирались из Бирмы до Сингапура, госпожа Такано, вы знаете: мы были вынуждены всю дорогу брести пешком. Я помню, я посетил вас накануне отъезда в Бирму, не так ли?

Он продолжал стоять, соблюдая должное расстояние между гостем и служащим.

— Садитесь же, господин Онодзаки.

— Благодарю. — Он пододвинул стул и продолжал: — Прошло много времени, госпожа Саэко, но, когда вы вошли, я подумал, что это вы, хотя вы сильно изменились, и в западной одежде вас трудно узнать.

— Что же вы подумали, когда увидели меня. Говорите, что я изменилась, стала старушкой?

— Невероятно! Вы помолодели на три-четыре года. Взгляните на меня. Мои волосы стали совсем седыми. В Бирме было ужасно. Вы помните, госпожа Такано, в тот вечер вы пытались отговорить меня от поездки. Но они сказали, что мы победим, и я поехал. И мы были разбиты, это было ужасно.

— Вы говорили, что хотели посмотреть Индию. Это удалось?

— Какая там Индия. Об этом не могло быть и речи. Всё, что я делал, так это убегал от врага, не имея ничего даже поесть. Но мне удалось вернуться живым. Даже сейчас мне иногда не верится, что я ещё живой.

Как бы спохватившись, Саэко обратилась к Тосико, который молча наблюдал за их беседой:

— Тоси, закажи пиво.

— О да, — сказал художник со своей обычной наивностью, — угостите меня пивом. Оно сейчас очень дорогое, и мне остаётся только смотреть, как другие пьют. Однако, — сказал он вдруг, — я сейчас начал рисовать.

— Ах, вот как! — Саэко только сейчас вспомнила, что он был художником.

Упомянув о рисовании, Онодзаки возбудился и покраснел как ребёнок. И его уже нельзя было остановить.