Ящерица - Банана Есимото Страница 18

Мне стало это ясно лишь после того, как я познакомилась с Акирой. Не потому, что мы стали прекрасной парой или счастливой семьей — я не собираюсь рассказывать вам сентиментальную повесть наших с Акирой «семейных» взаимоотношений. Просто в какой-то момент мне стал понятен истинный смысл одиночества. Грустная правда, что, кроме меня самой, у меня нет никого. Казалось бы, у меня есть и папа, и мама, есть деревня, есть наша с Акирой комната… Но нет никого, кто мог бы подумать обо мне так, как я думаю о самой себе. Нет никого, кто мог бы принять за меня безошибочно верное (для меня самой) решение.

Я не могу толком описать это чувство.

Мой дом — это я сама. Два в одном, неотделимые друг от друга, как неотделимы прекрасная синева предутреннего неба и не менее прекрасная утренняя заря, приходящая на смену этой синеве. Что-то в этом роде.

Если бы я поняла это с самого начала, я не стала бы уезжать из деревни. Побег из общины стал бы бессмысленным, ненужным действием. Но это знание пришло ко мне только после переезда в Токио, после встречи с Акирой. Короче, я пришла к выводу, что лучше оставаться здесь, в городе.

Отец сказал, что в воскресенье, десятого апреля, он будет ждать меня перед храмом Бэнтэн, на берегу озера Синобазу в парке Уэно. Я думаю, он выбрал это место потому, что в прошлом мы часто ходили в этот храм втроем: папа, мама, я.

Как и следовало ожидать, с самого утра я была сама не своя. Мне было страшно идти на встречу с отцом. Я приткнулась было к спящему Акире, но он раздраженно выпихнул меня из кровати. Потом я разбила тарелку и горько плакала на кухне, а уже через несколько минут истерично хохотала над дополнительным выпуском программы «Смейся, кто может», физически ощущая болезненную непоследовательность своих действий. Я не совсем понимала, что делаю. И хотя сначала я собиралась пойти одна, я вдруг почувствовала себя так плохо — пересохло в горле и стало трудно дышать, — что в конце концов попросила Акиру пойти со мной. Мне казалось, что его присутствие станет гарантией того, что я буду вести себя более или менее пристойно. Моя просьба: «Умоляю, проводи меня до Уэно» неожиданно возымела действие, и Акира — домосед и мизантроп — согласился меня проводить. Всю дорогу до Уэно мы шли, взявшись за руки.

По весеннему озеру бесшумно скользили лодки. Тяжелое пасмурное небо, все обложенное облаками, низко нависло над водой. Мы пришли на двадцать минут раньше, чем договаривались, но отец уже стоял перед храмовыми воротами.

«Как-то все слишком просто», — с чувством неудовлетворенности подумала я.

Отчего-то мне никак не удавалось заставить себя подойти к отцу. Из укрытия я разглядывала его фигуру на фоне храма. Акира стоял рядом, все так же держа мою безвольную руку в своей, даже не пытаясь вытолкнуть меня навстречу отцу. Чем больше я смотрела на отцовский серый плащ, на его стоптанные черные туфли, полысевшую голову и характерную осанку, тем больше мне казалось, что я вот-вот сойду с ума

Неожиданно начался дождь. Крупные капли с силой посыпались с неба.

«Наверное, все лодки сейчас плывут по направлению к берегу», — вспомнилось мне вдруг озеро, невидимое из моего укрытия. Отец ждал меня, так и не раскрыв зонта, который держал в руке. Густой коричневый цвет храмовых построек, как бы дымясь и скрадывая пространство, клубился за спиной. Поблекшие разноцветные лавки грустно мокли под дождем. Отец стоял неподвижно, лишь взгляд его метался в поисках меня. Я видела его брови — полумесяцем, как и мои…

Неожиданно Акира жалобно сказал, почти пропел:

— Твой папа, старый Бэнтэн и голуби — все намокает под этим дождем.

И тогда я подумала, что так оно и есть, и вышла из укрытия со словами: «Папа, папа». Я не плакала. Отец, увидев меня, радостно засмеялся, так что его глаза превратились в щелочки. Акира представился и сказал, что, пожалуй, ему пора возвращаться домой. Но мы силком потащили его поужинать вместе с нами. Отец передал мне мамино варенье. Вопреки моим ожиданиям, он не уговаривал меня вернуться. И я подумала, что, наверное, когда-нибудь в будущем я смогу поехать погостить у родителей в деревне. Мысль о том, чтобы поехать в гости, раньше даже не приходила мне в голову. Видимо, я слишком боялась возвращения в общину. Не то чтобы я запланировала поездку домой, нет-нет. Просто я поняла, что у меня теперь есть эта возможность, как у студентов, — съездить к родителям. И хотя я не знала, когда именно я поеду, у меня было хорошее предчувствие на этот счет.

Дорогая Тикако!

Я очень рад нашей недавней встрече. Ты живешь с хорошим человеком, и я спокоен за тебя. Твоя мама тоже считает, что теперь мы можем за тебя не беспокоиться. Передай, пожалуйста, Акире отдельное спасибо за вкусных жареных угрей.

По пути к тебе мало того что самолет вылетел с опозданием, нас еще ужасно трясло всю дорогу. Пока ждали самолета, я разговаривал с пассажирами. Первый раз за много лет я общался не с верующими, а с простыми людьми. Это такая радость. Я вдруг почувствовал, что могу быть с ними откровенным. Там была девушка, которая летела навестить родственников в Токио, был молодой бизнесмен, возвращавшийся из командировки с подарками для жены и детей. Рядом со мной ожидали самолета молодой человек с туристским снаряжением, из тех, кто предпочитает путешествовать в одиночку, и приятная пожилая пара.

После взлета нас вдруг начало резко трясти. Все ужасно заволновались. И когда стюардессы забегали туда-сюда с побледневшими до синевы лицами, паника охватила весь самолет. Это было очень неприятное ощущение. В конечном счете ничего страшного не произошло, но тряска была ужасной. В воздухе стоял запах смерти. Мне кажется, все пассажиры так или иначе почувствовали ее присутствие.

Я начал читать сутры, пока не прошел страх. Я уже не боялся умереть. Мне просто было очень грустно. Люди, еще минуту назад улыбавшиеся, сидели на своих местах с искаженными от страха лицами. Некоторых рвало. И когда я подумал, что мое прощание с ними в аэропорту произойдет без единой улыбки, — у меня заболело сердце. Эти люди стали для меня столь же близкими, как жена или старый друг. Стали для меня столь же значимыми, как ты. Я старался все время помнить об их улыбающихся лицах, но от этого мне стало еще грустнее. И в этот самый момент впервые в жизни я понял, что сделал правильный выбор. Я не ошибся, избрав путь веры.

Прежде я абсолютно не обращал внимания на подобные вещи. Но теперь я знаю, что в каждой вещи сокрыта сущность Будды.

Мы с мамой живем здесь.

А ты проживи свою жизнь там. Проживи как сможешь. Где бы ты ни была, ты всегда любима и прощена. И не только нами.

Береги себя.

Твой папа.

— Что за религиозная чушь! — Я была потрясена тем, что отец совсем не изменился за эти годы.

— Разве тебе не понравилось? — спросил Акира, по-прежнему глядя в экран.

— А ты что, читал?

— Нет, не читал. Просто смотрел на твое лицо, когда ты читала…

Я гляжу на то, как моя строгая мягкость и Акирина мягкая строгость сосуществуют в закручивающемся вихре инь и ян. И даже если он потеряет свое умение и не сможет больше изготовлять амулеты — ну и что! Я не боюсь нищеты. В крайнем случае я всегда смогу подработать в баре.