Хамам "Балкания" - Владислав Баяц Страница 18

Баица познакомился и с сыновьями знаменитого Яхъяпаши из семейства Яхъяпашича: Бали-бегом, Ахмед-бегом и Гази Мехмед-пашой. Все трое были известны как суровые воины, впрочем, как и их предки. Как и Овчаревич, они не делали проблем из своего происхождения, но, перейдя в новую веру, полностью отказались от прежней. Поэтому Баице не о чем было с ними долго беседовать. Это были неистовые завоеватели, слепо подчиняющиеся приказам своих хозяев, безумной храбростью и жестокостью пугавшие противника и завоевывавшие новые территории. Они побеждали, наслаждаясь боями. И были очень опасны.

Несмотря на то что все эти люди происхождением отличались друг от друга, подходом к собственной или чужой жизни, взглядами на правду, совесть или на что-либо иное, они делали одно общее дело – служили росту Османской империи! Это обстоятельство стирало все различия. Все было подчинено Единственному!

Это Единственное (империя) демонстрировало исключительную мощь, которая уже сама по себе парализовала противников. Еще не побежденный неприятель серьезно побаивался, а уже покоренный мир считал свое угнетенное положение вечным и неизменным. Казалось, что так было всегда и пребудет во веки вечные. Невозможно было представить себе силу, которая могла бы противостоять такой силище. Все видели только две возможности: смириться и раствориться в таком совершенном мире или воспротивиться ему мыслями, волей и внутренней силой. Но второй путь не мог принести освобождения; напротив, он притуплял смысл существования, потому что не в силах был предложить даже малейшую возможность перемен, а только усугублял подавленность и безволие. Тяжко было найти выход из такого положения целым народам, не говоря уж о потерпевшем поражение воине.

Тем не менее Баица, прислушиваясь к самым разным участникам похода, нащупал и первую хорошо замаскированную трещину в крепостных стенах непобедимой империи! Официальной причиной такого мощного похода было для султана возобновление извечной вражды с Венгрией. Однако иной, тайной причиной послужило поднятое годом ранее восстание янычар в Истанбуле. Султан и великий визирь опасались только своих самых преданных и элитных воинов! Понятно, что от удовлетворенности янычар своим положением зависела судьба империи. Их отвага и жертвенность были ядром османского общества. Так что в борьбе за империю или в восстании против нее их единство было исключительно опасным. Если они поднимались против своего властелина, их следовало как можно скорее усмирить. А после этого заводил легко уничтожали по одиночке. Но во время восстания никто не отваживался противостоять им. В то же время в борьбе за султана они были непобедимы, так что за выдающуюся храбрость, помимо обычной благодарности властителя, им часто позволяли грабить завоеванные территории. Обещания нового похода, данного султаном, хватило, чтобы недовольные янычары утихомирились и их бешенство, ярость и воинственность обернулись в другую сторону.

Баице пришлось стать свидетелем как своего, так и общего конфуза. Ему стало легче, когда он увидел, что проблему собственной двойственности с ним разделяет весь сербский народ! С одной стороны, он видел сербских лодочников в рядах турок, а с другой стороны – их вчерашних соратников по обороне Белграда среди венгерских воинов. Не имея собственного государства и обладая отечеством, по которому бродили грабители и завоеватели, сербы часто попадали в бессмысленные ситуации взаимного разделения. Турецкие и венгерские властители видели в этом явную и серьезную проблему, но не пытались решить ее, потому что их устраивала разобщенность сербов: так было легче владеть ими. Они сохраняли осторожность только в старании не допустить столкновения «своих» сербов с «чужими» и, не дай боже, позволить им сойтись в схватке. Но и в этом случае они действовали исключительно в собственных интересах.

Глава Ж

Удивительно, как мечта может воплотиться в жизнь!

В главе Ё я сравнил наше с Орханом Памуком поведение с поведением детей, которые обмениваются портретами любимых футболистов. Я дал такое сравнение по поводу нашего обоюдного хвастовства тем, кто из нас располагает более детальными сведениями об общем турецко-сербском прошлом. Подобное сравнение показалось мне неплохой иллюстрацией, потому что я вспомнил, как мы в конце шестидесятых, будучи детьми, на белградской мостовой часть своего небогатого детства (именно тогда Югославия начала избавляться от бедности классического социализма и стала входить в фазу руководства Движением неприсоединения и хулительного принятия капиталистических стандартов жизни) проводили, обмениваясь картинками знаменитых футболистов, которые мы собирали в своих альбомах, посвященных чемпионатам мира. Кроме классического обмена, мы использовали знаменитую когда-то игру в хлопки, с помощью которой по-спортивному, в поединке отвоевывали у противников отдельные картинки. Подобный процесс как-то активнее втягивал нас в историю. Нам казалось, что своей ловкостью мы влияем на итог, так что он становится не только результатом случайности или везения. Я помню, что никто не торговал этими картинками, деньги как категория не упоминались и уж тем более не использовались. Достаточно было послать заполненный альбом организатору лотереи и попытать собственное счастье путем извлечения записки с именем победителя из вращающегося барабана.

Почему я вспоминаю это? Потому что подобные сходства вызывают у меня странноватое суеверие, которым я вообще-то не страдаю и не придаю ему значения. Так вот, мы с Памуком прогуливались по одной из центральных белградских площадей по имени Теразие (еще одно турецкое слово в сербском языке). Его детское и неутолимое любопытство, как и мое, впрочем, привлекла толпа перед гостиницей «Москва», состоящая примерно из сотни взрослых мужчин и мальчиков школьного возраста. Подойдя к ним, мы увидели, что они обмениваются картинками футболистов перед июньским чемпионатом мира по футболу 2006 года в Германии! Я был сражен собственной интуицией, которая именно это явление (я, конечно, вспомнил о нем впервые после детских лет) отметила в рукописи еще незаконченной книги всего лишь за неделю до нашей встречи, и в той рукописи мы по этому поводу стали героями, именно Памук и я! И я тут же рассказал ему об этом. Вместо того чтобы просто ответить, он отреагировал еще красочнее: начал внимательно вглядываться в лица людей и в картинки. Его целиком захватила ситуация. Мне едва удалось оттащить его!

Готов поспорить, что он вернулся туда, потому что я из-за внезапного дождя оставил его в ресторане гостиницы, чтобы он, сидя у большого окна, мог записать в свою синюю тетрадь впечатления и обрисовать то, что он увидел в мечтах или «на самом деле».

Но я тоже вернулся. И убедился, что и в этой детскости (и детей и взрослых) также нет места деньгам. Как я узнал, единственная разница была в том, что заполненный альбом не участвовал ни в каких лотереях. В игру вступили взрослые, которые, наверное, были в душе детьми. Еще раз хочется подчеркнуть: взрослые здесь не сопровождали маленьких детей, но были с ними на равных – были детьми.

Про игру в хлопки они не знали.

А может, все это произошло небеспричинно и не случайно именно на площади по имени Теразие [19]?