В будущем году - в Иерусалиме - Андре Камински Страница 18

«Вот и свершилось: у меня больше нет выбора. Тридцать дней от Бальтюра нет никаких известий. Наверное, его уже нет в живых. Впрочем, теперь это не суть важно. Для меня он живее прежнего. Я живу им, а он рассчитывает на меня. Он оставил мне поручение, и я обязана его выполнить. „Этот зверь все равно должен умереть“, — сказал он. Этим и заполнена я теперь. Я научусь обращаться с взрывчаткой, и мне не будет страшно. Страх — самое скверное, что есть. Почему нас, девушек, учат всего бояться, а не быть решительными? Я хочу стать решительной, беспощадной и твердой, как гранит.

Завтра нас вышвырнут из дома. Пусть так. Теперь я должна сама решать — что для меня, а что нет. Собственность изнеживает человека, говорил Бальтюр, и он был прав.

Хеннер клянется, что спасет нас. Именно этот шут, которому уже самому ничем не помочь. Он клянется жизнью своего сына, что на сей раз все получится. А мы то все хорошо понимаем, что на жизнь собственного сына он давно наплевал и отдал его на волю судьбы.

Теперь, дескать, все пойдет иначе, потому что у него наконец есть тот самый алмаз, которого ему все время не хватало.

Сегодня в шесть часов вечера — так утверждает он, по меньшей мере, — начнется новое летоисчисление. Наступит первый год с момента открытия цветной фотографии.

Бедный, бедный дядя, у него начались галлюцинации. Его мучит криз воспаленной фантазии, но мы продолжаем ему верить и ждать чуда. А собственно, почему? Должно быть, он загипнотизировал всех нас. Мы сражены его обаянием и молимся на него. Мы цепляемся за его ложь, потому что он теперь — наша единственная соломинка: завтра мы станем богаты, клянется он маме. Я покажу вам, на что я способен. Моя жена и мой любимый Натан пусть тоже придут, порадуются со всеми нами. Шестнадцать лет все вы держали меня за чокнутого. Теперь все вы должны присутствовать при моем триумфе. Все вместе. Вы должны быть горды за меня, основателя новой эры. У нас будут миллионы. Мы будем купаться в золоте. А судебных приставов мы вышвырнем отсюда. Весь мир будет у наших ног!

Он расходится все сильнее, а мы, завороженные, буквально прилипли взглядами к его губам…

Губы у него обворожительные — спору нет. И весь он — настоящий полубог! Он — последняя надежда наша, хотя мы точно знаем, что все это пустой треп. Мы понятия не имеем, откуда появился у него этот благородный камень. Скорее всего, он его просто стащил где-то — он и на такое способен! Простым воришкой его не назовешь — масштабы у него не те. В худшем случае — он аферист, гениальный проходимец, которому жареные голуби — прямиком в рот, а женщины — в руки падают.

Все же хотелось бы знать, откуда появился этот алмаз… Такое украшение стоит, наверное, не одну тысячу крон. Где мог бы Хеннер взять такие деньги? Нам нечем платить за еду, молочник обходит наш дом десятой улицей, а мой дядюшка приносит в дом Юкункун. Что угодно можно о нем говорить, но человек этот все-таки уникум! Настоящий волшебник. В океане непроходимой нищеты нашей он находит где-то тысячи крон и с восторгом объясняет, как он намерен нас спасать. Наверное, он все-таки колдун. Скоро узнаем, что он такое, этот дядя Хеннер. В сотый раз водит он всех нас за нос, а мы все еще верим ему.

Значит, сегодня в шесть!»

* * *

К назначенному времени на представление стали стекаться сливки местного общества. Каждому хотелось лично быть свидетелем начала новой эры, зачинателем которой явится их земляк Хеннер Розенбах. Вся местная знать в полном составе: евреи, завсегдатаи кофейни «Гловацкий», врачи и адвокаты, которым Лео Розенбах задолжал. Элегантный Магикович в белоснежном смокинге. Воротила-миллионщик Вассерман в черном фраке. Прибыл сам Левенталь, сияющий абсолютно гладким черепом, с серебряной тростью и в желтых перчатках. Главный раввин и, конечно же, Симхе Пильник, известный в Станиславе сводник, который когда-то все это замутил. Даже несчастная супруга Хеннера Сара прибыла с сыном Натаном, восемнадцатилетним юношей столь восхитительной внешности, что все присутствующие на миг онемели, когда он появился в ателье. Да, это был тот самый сын Хеннера, о котором все говорили, что он выдающийся скрипач, дивный парень с белоснежной кожей и необыкновенно грустными глазами. И та самая жена, хрупкая женщина, которую он так долго и так мучительно третировал своей ревностью, что однажды она не выдержала и выгнала его из дому.

Ателье Лео Розенбаха было вдвое больше его дома. У стен, обтянутых шелковым гобеленом, стояли элегантные кресла. Украшенный цветами стол был уставлен сверкающими серебряными блюдами, на которых возвышались горы булочек со всевозможной начинкой.

Мальва в шикарном обтягивающем фигуру платье из нежно-розовой парчи непринужденно общалась с гостями, переходя от одного к другому, предлагала им отведать вкусные угощения от Лемберга. Это были специально к событию приготовленные гастрономические изыски: омары под майонезом, семга с каперсами, индейка под икорным соусом. Яна предлагала гостям напитки: токайское, водку, разнообразные шнапсы и превосходные ликеры.

В одном из углов стоял Лео с фотокамерой, установленной на массивном штативе. Камера была покрыта неизменной черной накидкой. В руке Лео держал наготове чашку с магнием и приспособление для фотовспышки.

Он достал из кармана часы, стрелки показывали без пяти шесть. Еще мгновенье, и жребий будет брошен. Не хватало только Хеннера.

Лео посчитал, что он должен сказать несколько слов для присутствующих. Для начала он откашлялся и стал говорить голосом, переходящим с сопрано на баритон и обратно. Тон его выступления постепенно снижался — возвышенный и даже заносчивый вначале, он стал вдруг сомневающимся в середине и сник до полной неуверенности к концу:

— Вы можете гордиться, уважаемые участники нашего мероприятия, предоставленной вам уникальной возможностью стать свидетелями исторического события. Позже вы сможете даже позволить себе заявить с некоторым самомнением: я лично присутствовал при этом! И это не будет пустым хвастовством.

Хеннера, главного героя торжества, все еще не было. Присутствующие увидели в этом дурное предзнаменование, но Лео этот факт ничуть не смутил.

— Нет, уважаемые дамы и господа, — продолжал он с прежним вдохновением, — вы не просто присутствовали при этом. Это выглядит так, как если бы вы лично были рядом с Галилеем, когда он с помощью своего телескопа открыл спутник Юпитера. Или с Джеймсом Уаттом, который привел в движение первую паровую машину. Конечно, никто из нас не в состоянии испытать в полной мере чувства братьев Лилиенталь, когда они, преодолев земное притяжение, подобно свободным птицам, взмыли над землей и проплыли под небесным куполом. Но всего через несколько мгновений, — Лео во второй раз достал из кармана часы и с тревогой взглянул на циферблат, — через несколько коротких мгновений мой брат Хеннер Розенбах на ваших глазах произведет на свет первую в истории цветную фотографию, и каждый из вас лично ощутит волнение первооткрывателя.

— Если Бог того пожелает, — тихонько буркнул вечно сомневающийся господин Вассерман, — но чаще всего — Он не желает…

Презрительный смешок пронесся по всему присутствию, но Лео продолжал, хотя голос его вдруг сделался почти умоляющим: