Мир во мне. Исповедь туберкулезника - Ольга Клименко Страница 2

После приступа, в доме началась плохо скрытая суматоха. Родители старались делать вид, что все как прежде, но они были никудышными актерами. Вскоре приступ повторился, и маму таки пришлось госпитализировать. Мой отец остался наедине с нами. Ему тогда было за сорок. Утром собирал нас в школу, потом ехал к маме в больницу и на работу, вечером в обратном порядке.

Мамы не было долго, и мы не знали толком, что происходит. Как ребенок может понять такое? Никак! Со временем как-то свыклось. Такой образ жизни стал для нашей семьи привычным. Проведать маму папа взял нас с собой лишь единожды. Это был прекрасный субботний день. Мы гуляли по территории больницы не спеша. За своей радостью я не заметила, как изменилась моя мать. Осунувшаяся, с потускневшими глазами и пожелтевшим лицом женщина, которой на вид было больше 30 лет. Но это была «Моя Мама»! Вскоре после того дня была выписка. Семья снова была вместе. Мама не могла тогда работать, и папик все тянул сам. Спасибо родным, близким, друзьям и коллегам по работе, что не оставили нас тогда, помогали, кто чем мог. Тогда не было интернета, чтоб можно было написать пост и собрать помощь для кого-либо. И возможности выезда на лечение за границу тогда тоже не было. Была теплая пора, и мама подолгу гуляла во дворе. Наш двор, замечательное место из моего детства, был небольшим, и все друг друга знали. В то время семьи обычно расселяли из общежитий в гостинки от организаций либо заводов. Поэтому все более-менее были знакомы. Большинство жителей двора знали нашу ситуацию, всегда останавливались перекинуться с мамой парой слов. Я помню ее синий спортивный костюм с бело-черными полосками по бокам, мы брались за руки и медленно шли домой. Наш мир был хрупок, а счастье мимолетно…

Приступ с новой силой атаковал и без того слабый организм мамы. Мама слегла, парализованная и потерявшая зрение, не узнавая больше никого. Мы жили в квартире площадью 15 квадратных метров. У нас был диван-книжка и раскладное кресло. Маму положили на кресло, а мы, чтобы поместиться втроем на диване, вынуждены были подставлять стулья и застилать их матрасом. На стульях спал отец. Наш папа ухаживал за всеми нами.

Однажды вечером я подошла к маме, мне хотелось прислониться телом к ней, я так хотела ее тепла, но мама резко оттолкнула меня. Я была уже для нее чужая. Я долго плакала тогда, не понимая, почему мама больше меня не любит, гораздо позже, спустя годы, я осознала, что тогда оттолкнули не меня – «дочь», а опасность темного мира. Болезнь съедала ее, а будучи незрячей, мама просто уже не осознавала действительности. Нужно было что-то делать. Маму вновь положили в клинику, а меня временно забрал к себе родной брат отца. Мне нравилось жить с ними, тем более там была собака, у себя дома мы могли бы держать разве что только хомячка. Не помню, какой праздник был, но мы поехали к отцу. Я тогда еще плакала, испугавшись, что меня вернут домой, ведь мне нравилось жить в семье дяди, вдали от угнетающей усталости, вдали от нищеты. Меня не оставили, я помню, как я радовалась, уезжая от папы. Наверное, если воспоминания все еще живы во мне, то я так и не простила тому ребенку того детского легкомыслия. Я не могла помочь папе, но я обязана была его поддержать, быть рядом и хоть иногда повторять, что люблю его. Хотя, можно ли злиться на ребенка за то, что ему хорошо? На следующий день, 6-го июня, мне сказали, что нам снова нужно ехать к отцу, не объяснив зачем, но было в выражении лица тети что-то такое, что я не решилась задавать вопросы. По дороге я размышляла о том, что такого могло случиться, не помню, почему я решила, что стало плохо папе, и мои глупые размышления, кто позаботиться о маме, если папе плохо. Тогда я еще не знала, что мамы у меня больше нет. Она ушла ночью, тихо…

В квартире почему-то было много людей. Все суетились, а видя нас с братом, отворачивались стряхнуть слезу. Нас отвели на кухню, и папа с тетей скомкано попытались объяснить нам, что «так бывает». Я смотрела на заплаканные выражения лиц и никак не могла понять, как это «больше нет», ведь по сути мамы не было с нами давно. Конечно «нет с нами», ведь мама в больнице! Ну не способен ребенок понять, почему «так бывает».

Мама была родом из села в Тернопольской области, и было решено хоронить ее там. Это была тяжелая дорога, меня все время укачивало. По сути, запах бензина я не переносила всегда, но сейчас рядом не было мамы, которая, зная мой недуг, всегда заранее запасалась конфетами. Бабушка так давно ждала маму, выздоровевшую, домой, и мама сдержала обещание, данное бабушке в больнице.

Мама ехала домой…

Встречу у бабушки сложно передать словами. Изначальная неприязнь к отцу, превратилась в открытую, ярую ненависть. Бабушка до последнего своего дня так и не смогла простить отца.

Дальше были похороны и прощание, но об этом, простите, я не смогу написать. Невозможно словами объяснить как это, когда ты обнимаешь, самого родного в мире человека в последний раз, невозможно продлить эти объятия и невозможно остановить время, так же как и невозможно принять тот факт, что это в последний раз. Сейчас, спустя двадцать лет, я в мельчайших подробностях помню, как выглядела мама, в наш с ней «последний раз», и даже спустя столько лет я так хочу ее обнять, мою маму, я ни разу не сказала ей, как сильно я ее люблю. Слишком рано, незаслуженно рано Господь забрал ее.

Страшен факт существования детдомов, но еще страшней, когда маленький ребенок хоронит родителей, а смысл произошедшего понимает гораздо позже.

Вот уже 20 лет я ненавижу 6 июня, 20 лет такой глухой пустоты. Мама заслужила, чтобы я посвятила ее короткой истории такую длинную главу. Самый родной человек в моем сердце, спасибо, что в этой главе я столько раз смогла сказать тебе «мама», раз лишена была этой возможности при жизни.

Мой отец:

Про отца писать сложней. Наша с ним история взаимоотношений строилась все двадцать восемь лет моей жизни, а выстроилась лишь перед его смертью. Мой отец умер в 2014 году, как ни банально, но тоже от рака, я боролась за него всеми возможными методами, но я снова проиграла, проиграла и эту борьбу дрянной болезни. Я сидела у кровати, держа за руку все реже приходящего в сознание отца, и не могла сдержать слезы горечи. Я ненавидела его большую часть жизни, часто засыпая с молитвой о его смерти, а сейчас готова была отдать все, лишь бы он жил…

1998 г.

Прошло два года с тех пор, как не стало мамы. Отец пил, пил сильно и превращался в сатану. Своей внешностью я пошла в мать, поэтому уже этот факт давал ему право питать ко мне агрессию. С детства не умела молчать, за что регулярно отхватывала. Мне было 10, когда я четко осознала всю пропасть ситуации. Я сидела на диване и смотрела на часы, было около восьми вечера, и я плакала. Так когда-то сидела и моя мать, сидела, ждала и плакала. Теперь я понимала причину тех слез. Отец работал на заводе до 18.00, если в восемь его не было еще дома, значит, он будет пьяный, снова. Он приходил, и мать не виновата, что попадалась ему под руку, ей просто не было куда деться. Чтобы мы с братом не видели, она уходила в ванную. Наверное, в ванной комнате не было батареи или участка стены, об который бы не билась ее голова. Нет, он не бил ее, он убивал, когда руками, когда ногами. Однажды я не выдержала и забежала в ванную с криками, чтобы он прекратил, это был первый раз, когда избита была я…