Мир во мне. Исповедь туберкулезника - Ольга Клименко Страница 3

Наступало утро, а с ним и трезвость, отец просил прощения и она прощала. Никогда этого не понимала, ведь вечером все повторялось снова, и так до самой болезни мамы. Теперь в ожидании сидела я. Не было такого поведения, которое бы устроило отца, он всегда находил повод. Часто мне удавалось убежать, и мои друзья подолгу сидели со мной на лестничной клетке, ожидая пока он уснет. Иногда сидеть приходилось до утра, а утром в школу. Все и все понимали. Мне очень повезло, так как в школе меня любили, и никогда не издевались ни над бедностью, ни над забитостью. Моя первая учительница каким-то чудом смогла объяснить всем, что мне нужна поддержка. А вечером дома было все по новой. Как же я ненавидела, однажды не сдержавшись, я крикнула ему в лицо, что хотела бы, чтоб он «сдох», нет не умер, а именно сдох. Моей ненависти не было границ и это было взаимно. Самый большой парадокс в том, что наступало утро, и я тоже прощала…

Это был многосерийный сериал. Наша бедность была катастрофической, что не могло не отразиться на качестве питания, на вещах, в которые отец нас одевал. Чтобы я ездила с классом на экскурсии, скидывался весь класс. Вещами помогали люди, соседи часто угощали вкусным. Но в день зарплаты мы всегда получали мороженое, это была маленькая, но радость. День рождения не отмечался. Мне не очень повезло, мы с братом родились в одном месяце, правда, с разницей в два года, только он в начале, а я в конце месяца, поэтому к моему дню рождения у папы просто уже не было денег. Я не обижалась, хотя когда я приходила в школу, мне приходилось врать и придумывать, как классно мы отметили и что мне подарили, мне нравились мои выдуманные счастливые истории, я даже почти сама в них верила. Но родные по папе, а также моя крестная, все-таки старались приезжать и поздравлять, обязательно с подарками, хотя и знали, что стол им не накроют и праздника по сути-то и нет. Зато сын у нас был любимчик, его нужно было лелеять. Я жила в полной уверенности, что раздражаю своим присутствием, получала за любую мелочь. Позже я пойму, что отец злился не на меня. Он был хронически обижен на жизнь. Относился к той категории людей, которые «пролетели мимо» перестройки и остались за бортом, всегда винил кого-то и никогда себя. Создал свое обозленное, полное обиды, замкнутое пространство и адаптировался к жизни в нем. Но всегда оставался честным, ему было проще голодать, чем украсть, обмануть или унизиться и попросить. Это был человек-принцип. И очень гордый, не по положению гордый. Даже если одалживал, то всегда отдавал долги. Не мог иначе. Он не умел быть для меня отцом, и это его злило, оттуда и вся агрессия. Но это все я пойму позже, а пока мы играли наш сериал. Воюя друг с другом, не понимая и не слыша.

Чем старше я становилась, тем сложнее мне было переносить нашу бедность. Понимаете, ведь всё вокруг менялось, у одноклассников появлялись модные вещи, у друзей телефоны и карманные деньги. Самые популярные тогда черные кеды сменялись кроссовками. Теперь в школе дети делились, так сказать, на группы, крутые, модные и остальные… По своему положению мне бы присоединиться к «остальным», но мои друзья мной никогда не пренебрегали. Да, я не могла быть с ними на уровне ни по внешности, ни по возможностям, но я все равно оставалась в их кругу.

Мне было тринадцать лет, когда я решила, что мне нужно найти работу, если я хочу чего-то для себя. Первое, что я попробовала, это были продажи. Я брала мамины вещи, которые папа хранил отдельно в шкафу, ехала на шулявский рынок и пыталась продать их продавцам. Понятное дело, что ничего из этой затеи не вышло. Мне, как ребенку, который так старается, было обидно такое поведение взрослых, но на их месте я бы, наверное, поступила так же, ведь согласитесь, бродит по рынку ребенок с вещами (скорее всего украденными) и пытается их вам продать. Но тогда мне эта идея казалась хорошей. Позже я получу от отца за то, что вещи в шкафу были сложены неверно, мне, оказывается, нельзя было их трогать, знал бы он вообще мои планы относительно этих вещей, то наверное и прибил бы там. Ведь мы не попрошайки! Но кто ищет, тот всегда находит! Нам в класс понадобилась уборщица. Я получила эту работу, сказав одноклассникам, что моя соседка как раз ищет такую работу. Моя первая зарплата была невелика, мы сбрасывались по одной гривне для оплаты, в сумме получалось 28-30грн. Но это были Мои деньги. На первую зарплату я купила себе полу-кроссовки за 20 грн, и, очень гордая в тот день пошла гулять с друзьями. Это был тяжелый труд, ведь убрать и помыть класс – это еще та физическая нагрузка, хотя морально мне было сложнее, ведь после уроков дети обычно шли гулять, а я не могла. Работая, я протянула полгода, потом об этом узнала наша учительница, и мою лавочку прикрыли. Она была в шоке от моего обмана, хотя и понимала, почему я так поступила, но тем не менее работать мне запретили и нашли взрослую женщину для уборки класса.

Как-то незаметно закончился 9-й класс. Почти все одноклассники переходили в 10-й, дабы после поступать в институт. Но я должна была уйти после 9-го, поступив в швейный техникум. Почему швейный? Потому что позволить что-либо другое я просто себе не могла. Сдать нормально экзамены не составило особого труда, и я с нетерпением и страхом ждала начала учебного года. У меня всегда был страх перед новыми людьми. Всегда старалась угодить всем и понравиться. Нет, я не была таким себе льстивым угодником, просто я не была собой. Я всегда старалась быть такой, какой меня будут любить, потому как боялась, что останусь без друзей. Осенью 1-го курса мне исполнялось 14 лет. О том, что я не буду шить и мне это неинтересно, я окончательно поняла на втором месяце учебы. Хотя, возможно, если бы преподаватели не разрывали мои работы из-за якобы неровных швов одну за другой, что-то бы из меня и получилось. Недалеко от нас было расположено кафе «Бистро», туда требовались официанты. Я не знаю, как так получалось, что я всегда натыкалась на то, что мне было необходимо. Меня приняли на работу в неполных 14. Это, конечно, была жесть, ведь даже друзья директрисы говорили ей: «Зачем ты ее взяла, ведь с нее, кроме анализов, ничего не возьмешь!» Бистро представляло собой забегаловку, в которую по вечерам сбредались все «сливки» района, авторитеты того времени и просто алкашня. Почти каждый вечер нужно было отмывать кафе от крови после стычек. Общение с обдолбаными, набухаными личностями со временем вошло в привычку. На фоне прожженных и опытных девчонок, я реально казалась лохушкой, чем в принципе они и пользовались. За мою наивность гости оставляли порядочно чаевых, плюс мутки и прочие тонкости работы персонала, девчонки зарабатывали достаточно приличные деньги, отдавая мне мизерный процент, думая, что я ничего не шарю. Тем не менее, работа мне нравилась, и в скором времени я практически перестала появляться в техникуме, просто платя деньги, хотя на экзамены все-таки пришла и сдала все необходимые работы для окончания первого курса. Параллельно закончила экстерном вечернюю школу за 10—11й класс. Могла и не париться этим вопросом, но меня не оставляла мечта о высшем образовании.

Совмещать работу и учебу было чертовски сложно, я спала по пару часов в сутки и иногда просто вырубалась, прислонившись к стене. Но плюсом было то, что меня практически не было дома, и я не видела того, во что превращался мой отец. Моей заветной мечтой было то, чтоб он мной гордился, как же я старалась, просто чтоб услышать похвалу. В то время как моему брату предоставили учебу в училище, после в институте, я радовалась каждой заработанной денежке. Помню тот день, когда смогла позволить себе за свои деньги одеть и обуть себя к зимнему сезону. Ооо, гордая приехала домой, счастливая, и ничего, понимаете, папа ничего не сказал, не было ни облегчения, ни радости. Со временем я перестала рассказывать, хвалиться или советоваться, между нами проросло взаимное равнодушие.