Струны моей души. Рассказы, повести и стихи - Николай Таратухин Страница 2

«Она говорит: Ах, прекрасный отшельник! прекрасный отшельник! сердце мое замирает!

Я так топала ногой от нетерпения, что у меня появились мозоли на пятке, и я сломала себе один ноготь! Я посылала пастухов, которые стояли на горах, держа ладонь над глазами, и охотников, которые выкликали твое имя по лесам, и соглядатаев, которые обегали все дороги, спрашивая каждого встречного: «Видели вы его?»

Ночью я плакала, повернувшись лицом к стене. Слезы мои под конец проточили две дыры в мозаике, как лужицы морской воды в скалах, ибо я люблю тебя. О, да: люблю!?

Она всматривается в него.

Ах, когда ты будешь моим мужем, я разодену тебя, я умащу тебя благовониями, я удалю с тебя волосы. Антоний стоит неподвижно, как столб, бледный, как смерть».

И объяснение произошло. В один из вечеров, когда тётя Галя была на работе, я задал Тамаре вопрос, который вынашивал долгое время:

— Тома, у тебя есть сейчас кто-нибудь из мужчин? — робко спросил я.

— А ты, хочешь на мне жениться? — ответила вопросом на вопрос она.

— Ну, почему бы и нет, — решил я идти до конца.

— А женилка у тебя выросла, — продолжала издеваться надо мной она.

— Раздеться и показать? — не унимался я.

— А что?.. Раздевайся!

Я слегка стушевался, хотя показать мне было что. Я был коренаст и крепкого сложения. В военкомате меня определили в подводники. Но демонстрировать своё мужское достоинство как-то было явно неудобно, тем более, что оно мирно дремало и не собиралось выходить на тропу войны… Пауза явно стала затягиваться и тут она сказала:

— Давай разденемся одновременно, — и начала расстегивать пуговицы кофты…

На мне было лишь три предмета одежды: рубаха, брюки и трусы. Я снял их мгновенно. Она же завозилась с застежками лифчика.

— Помоги расстегнуть, попросила она, повернувшись ко мне спиной.

Дрожащими руками начал эту неизвестную для меня операцию. Петли не поддавались, я их дергал туда-сюда… Наконец, она не выдержала и повернувшись ко мне, сама сняла эту амуницию. И тут я увидел ее грудь. Со мной едва не случился нервный припадок, когда два коричневых наконечника ее копий впились в меня…

— Колюнчик, да ты и целоваться не умеешь, — сказала она, отдышавшись после поцелуя, который она влепила мне в мои закрытые губы, — давай поучу…

Мы стояли посредине комнаты, абсолютно раздетые. Сбылась мечта идиота: мои руки нежно сжимали её груди, причём не просто сжимали, а мяли как будто это были заготовки из теста для выпечки хлеба. Она слегка постанывала, прижимаясь лобком к моему мужскому достоинству, которое вдруг приняло довольно угрожающий вид. Она стала объяснять, что и как надо делать при поцелуе. Как только у меня стало получаться — руки мои быстро сменили объект обследования. Ягодицы её оказались упругими и горячими. Кровь бешенными толчками била мне в голову. Я захотел большего. Пальцы моей руки сразу запутались в жесткой проволоке волос ее лобка и скользнули ниже во влажную неизвестность…

— Нет, нет! Мой дорогой, сегодня только смотрины. И вообще, все остальное будет только после женитьбы. Ты очень шустрый, а мне потом одной подбрасываться с киндером… У тебя, я вижу, с «женилкой» все в порядке. У меня тоже все на месте…

«О! если бы ты захотел, если бы ты захотел!.. У меня есть павильон на мысу посредине перешейка между двух океанов.

Он облицован по стенам стеклом, пол выложен черепахой, а двери выходят на четыре стороны света. Сверху я вижу, как возвращаются мои корабли и люди подымаются на холм с ношами на плечах. Мы спали бы на пуху мягче облаков, мы пили бы прохладные напитки в коже плодов и смотрели бы на солнце сквозь изумруды! Приди!..»

В этот вечер я впервые рассмотрел, как выглядят женщины без одежды. Действительно, это — «целый мир!». И мне очень захотелось открыть эти тайны. Я уже ничего другого не думал кроме вхождения в этот мир. Мне грезилась Тамара и куча детей рядом. Меня абсолютно не интересовало её прошлое и настоящее. Это была не любовь, а элементарная половая страсть, но я об этом даже не догадывался.

Тетя Галя узнала о нашем с Тамарой романе. Она даже создавала для нас условия интимного общения, уходя надолго по своим делам. Я осмелел и достаточно определенно показывал свои намерения овладеть Тамарой. Я совершенно не догадывался, что она играет со мной, как кошка с мышкой. Когда мы укладывались на ее кровать. И тут начинались мои «страдания». Она позволяла мне делать с собой все. За исключением самого главного!.. Как только я, лежа на ней, между раздвинутых ею ног, нацеливал свое орудие производства потомства в нужном направлении, она закрывала ладонью вход в производственный цех. Физически она была сильнее меня и все мои попытки применить силу заканчивались полным фиаско. После таких сеансов я был готов не только жениться на ней, но и продать душу дьяволу за сладостное обладание ею.

После очередного «поцелуйного вечера» мы подали заявление в ЗАГС. На мои просьбы расписать нас незамедлительно пожилая работница конторы, посмотрев на меня с укоризной сказала: «Молодой человек, не торопитесь поперед батьки в пекло. Я действую согласно Закону». И назначила срок длинной в два месяца. «Я волком бы выгрыз бюрократизм…», вспомнил я Владимира Маяковского, но делать было нечего. Приготовился ожидать.

Однажды, когда Тамара была на работе, я пришел к тете Гале. Играя в карты, мы разговорились.

— Ну, что уже попробовал Тамару? — спросила она меня после очередного рассказанного анекдота, — горячая девка?

— Нет, не дает. Обещает только после женитьбы, — со вздохом произнес я.

— И ты все это время терпишь? — удивилась она.

— Галя, — назвал я ее впервые без приставки тетя, — у меня на стороне никого больше нет. А у нее — не знаю…

— Зато я знаю. Её, как кошку имеют все ремонтники. А ты жди… Дурачок!

— Не правда, Галя!

— Я могу поклясться на чем угодно. Мне тебя, мальчишку- сироту просто жаль. Куда ты лезешь? Я думала, что у вас просто флирт, а ты серьезно вляпался…

Рассказывала мне все это тетя Галя, употребляя совсем не те глаголы, которые я написал сейчас. «Попробовал», «имеют» она говорила словами народного лексикона, а мое сердце готово было разорваться от обиды. Я не стал выяснять правдивость услышанного. С Тамарой я просто перестал общаться. Забрал заявление из ЗАГСа.

Сдавая книгу Гюстава Флобера в библиотеку, я разговорился с Анной Михайловной. Рассказал её всё, как на духу. Она выслушала меня и сказала: «Разве можно так бросаться в воду, не зная броду? Она бы тебя окрутила, став законной женой, а когда тебя заберут в Армию — дом твой продала бы. И „с ним была, плутовка, такова“. Все, как у дедушки Крылова».

После демобилизации из Армии я решил поступить в вечернюю школу рабочей молодёжи. Надо было закончить 10-й класс. У меня их было только девять. Директор школы меня огорчил: