Охотник на лис - Марк Шульц Страница 21

Направляясь в Оклахому, я принял девиз «сделай или сдохни». Я буду делать все, что угодно, чтобы стать величайшим бойцом мира. Если у моей мечты был хоть какой-то шанс осуществиться, я должен копить необходимую для этого энергию.

И все же меня терзали серьезные сомнения.

Да была ли у меня хотя бы возможность стать лучшим? Мог ли я исполнить свое обязательство выдержать все, не зная, из чего слагается это самое «все»?

Ни на один из этих вопросов у меня не было ответа. Не знал я и того, что Оклахома станет для меня адом на земле.

Я увидел городок Норман, штат Оклахома, тогда, когда мы приехали туда, чтобы стать студентами. Однажды, во время поездки в поисках места продолжения учебы после школы, я был в городе Стилуотер, где находился Университет штата Оклахома, но то было весной. А лето в Оклахоме – это совсем другая история.

На первой тренировке всю команду построили на берегу пруда для уток за общежитием спортсменов. Мы построились и побежали по вытоптанной дорожке. Господи боже! Я думал, что бегу по поверхности солнца.

* * *

Дэйв и я избрали главной дисциплиной физкультуру, поскольку занятия ею в наименьшей мере отвлекали нас от борьбы. Мы с Дэйвом выбрали как можно больше одинаковых курсов, так что если один из нас отсутствовал из-за соревнований или болел, другой делал все конспекты и делился ими. Чтобы преодолеть проблемы, связанные с дислексией, Дэйв напряженно работал. Я окончил курс со средним баллом 3,0, а средний балл Дэйва был выше моего, но предоставленные нам возможности получить образование мы воспринимали несерьезно. Мы оба пошли в университет, чтобы бороться, а не для того, чтобы получить образование.

В университете Оклахомы меня, возможно, принимали за глухонемого. Я не разговаривал, если это не было совершенно необходимо, или говорил крайне редко и для того, чтобы заставить кого-нибудь рассмеяться. Имея отца-комика, я считал, что если у речи есть наилучшее применение, то оно заключается в том, чтобы вызывать у людей смех.

Впрочем, с борцами моей весовой категории я никогда не пускался в шутки. Если стоишь на ковре, надо превращаться в эгоистичного, алчного ублюдка и мучить противника до тех пор, пока ты сам или звуковой сигнал об окончании схватки не заставит его сдаться. В спорте я очень быстро научился тому, что в своей весовой категории нельзя отдаваться какой-либо дружбе или доверять кому-либо. Устанавливать дружеские отношения допустимо с борцами других, далеких от твоей собственной весовых категорий. Ты знаешь, что такие люди не будут оспаривать твое место в команде. Дружба с ними даже поощрялась. Находиться в окружении успешных людей полезно – это мотивирует. Если кто-то достигает великолепных результатов в борьбе, такого человека надо уважать. Если такого уважения нет, ты не уважаешь то, чем сам хочешь стать.

Но в своей весовой категории и категориях, близких к ней, обо всем этом надо забыть.

Я напряженно работал над тем, чтобы сделать себя как можно более недоступным. Я всегда говорил меньше, чем тот, с кем я разговаривал. А когда мне надо было говорить, я сводил объем сказанного до минимума. Людей, которые не занимались борьбой, я избегал настолько, насколько это было возможно. За исключением студенток, знакомиться с которыми я, конечно, хотел. Я часто носил солнечные очки и наушники для того, чтобы люди не знали, смотрю я на них и слушаю ли я их. Я не хотел, чтобы кто-нибудь знал, о чем я думаю и что я чувствую.

При уровне, которым обладали окружавшие меня в Университете Оклахомы борцы, мне было необходимо любое преимущество, которым я мог заручиться. Такие преимущества включали и ауру устрашения. Я не мог позволить себе такую роскошь, как проявление моей человечности. Потому что, как только другие начинали понимать меня, аура устрашения начинала слабеть, разваливаться. Это причиняло мне вред в отношениях с другими людьми, особенно с представительницами противоположного пола. Но ради победы надо было жертвовать всем.

Все университетские борцы жили на одном этаже общежития, но я не считал, что могу позволить себе проявления сострадания, дружбы или доверия. В борцовском зале все эти качества будут использованы против меня же.

Дэйв был другим. На ковре он становился безжалостным варваром, но, покинув ковер, он снова превращался в ангела. Впоследствии он научился говорить по-русски и мог непосредственно общаться с русскими и лучше понимать то, как мыслят лучшие борцы мира. Русские борцы и болельщики уважали это умение Дэйва до такой степени, что на турнире в Тбилиси в советской Грузии Дэйв мог сидеть на трибунах и болтать с болельщиками, а потом выходил на ковер и терзал следующего соперника, после чего переодевался, возвращался на трибуны и продолжал болтать с болельщиками.

Со мной в межсезонье происходило что-то другое. В межсезонье я развлекался как безумный, но с ноября и до третьих выходных марта для меня не существовало ничего, кроме борьбы. Борьба была для меня всем миром, даже когда я покидал борцовский зал.

Из-за смены университета нам с Дэйвом пришлось пропускать соревнования в первый год пребывания в Университете Оклахомы. За свою долгую спортивную карьеру я был свидетелем того, что некоторые спортсмены превращали свой год освобождения от соревнований в год каникул, практически отпуска. Но не я. Я не считал, что нахожусь в достаточно хорошей форме для того, чтобы постоянно входить в состав команды, и потому решил обратить год освобождения от соревнований в преимущество.

Тренеры Абел и Хамфри составляли отличную пару наставников. Тренер Абел не слишком глубоко вдавался в технические аспекты борьбы. Он дважды становился чемпионом Национальной ассоциации студенческого спорта, но в те времена, когда техника как условие успеха была не так уж и важна. А тренер Хамфри, который продолжал карьеру борца, хорошо знал технику и больше разбирался в техническом аспекте тренерской работы. У тренера Абела было отличное понимание сути и цели программы, и он отлично строил команду, которая была настолько хороша, насколько она могла быть.

Конкуренция за места в команде борцов Университета Оклахомы должна была быть жесткой, и придуманная тренером Абелом стратегия сплочения команды была весьма беспощадной. Абел набрал очень много одаренных ребят, набил ими борцовский зал и заставил их бороться друг с другом до тех пор, пока в победители не выходили самые сильные. К тому же Абел очень мудро распоряжался деньгами, выделенными Национальной ассоциацией студенческого спорта. Он велел всем борцам, приехавшим в университет из других штатов, получить в Оклахоме водительские права и зарегистрироваться в качестве избирателей в округе Кливленд, так что все мы соответствовали критериям, предъявляемым к жителям Оклахомы, и получили право на сниженную плату за обучение как жители штата. Затем Абел велел нам подать заявления на получение грантов Пелла [14], предоставляемых федеральным правительством, и убедился в том, что мы указали нулевые доходы за предыдущий год. (Это было чистой правдой, но для Абела было важно убедиться в том, что мы последовали его указаниям.) Гранты Пелла покрывали стоимость обучения для жителей штата, что позволило направить пособия, которые мы получали как спортсмены, на привлечение новой когорты борцов. Если бы мне надо было платить за обучение в Университете Оклахомы после окончания первого курса, я не смог бы даже заниматься борьбой.