Роман потерь - Джулит Джедамус Страница 21

Я была счастлива наконец-то получить известия о сыне. Такуми переслала письмо с монахами, которые возвращались в свой монастырь около озера Бива. Их вера давала им силы не бояться разбойников, к тому же с них нечего было взять, кроме четок. Монах, должно быть, спрятал письмо у себя на теле, потому что оно пропахло одновременно благовониями и потом.

Моя посылка с чтением для сына не дошла до острова. Скоро я отправлю другую, хотя совсем не уверена, что Такуми ее получит. Надеюсь лишь, что, если ее украдут, она попадет в руки тех, кто умеет читать. Скорее всего, ее обменяют на несколько горстей риса. Тогда собранные мною истории пропадут, рассеются, как пиратские лодки в море, и все замысловатые сюжеты пропадут втуне.

Прошлой ночью я видела сон, как будто нашла серебряную булавку для волос, которую уронила несколько лет назад в пруд в Синсенен. Когда, проснувшись в смятении, я поняла, что это был только сон, мне припомнилась услышанная когда-то история о драгоценности, много лет пролежавшей на дне моря, пока одна ныряльщица не попыталась ее найти и преуспела, но заплатила за это непомерную цену.

История начинается с того, как один мальчик лет пятнадцати отправился в путешествие из своего дома в бывшей столице Нара к заливу Сидо. Он был сыном человека по имени Садасуке, происходившего из северной ветви семейства Фудзивара, поэтому у него были блестящие перспективы на будущее, хотя его мать, давно умершая, была незнатного рода.

Он почти ничего не знал о своей матери. На все вопросы о ней отец отвечал уклончиво. Но однажды, когда ему было восемь или девять лет, он услышал разговор слуг, которые говорили, что его мать сама зарезала себя ножом. Услышанное одновременно испугало мальчика и вызвало в нем чувство стыда, и он задумался, не это ли явилось причиной отчужденности отца и ненависти его жен.

Его мучили видения, в которых его мать стояла перед ним, раненая, истекающая кровью, и гладила его по волосам липкими от крови руками.

Позже, в один из знойных дней Шестого месяца, он услышал, как две молодые жены его отца, погрузив ради прохлады руки в сосуды с ледяной водой, говорили о его матери. Женщины были в легких белых одеждах и красных шароварах, они закатали длинные рукава, выставив напоказ свои руки.

— Он никогда не любил ее, — сказала одна из них, — единственное, чего он хотел, — завладеть той драгоценностью.

— Почему же тогда он так долго ждал? — спросила другая, отирая лоб мокрой рукой. — Зачем бы такому человеку, как он, жить целый год в рыбачьей деревне у залива Сидо?

— Как я ненавижу эту его драгоценность. — Мальчик никогда не видел ее, она хранилась под защитой священников в храме Кофукудзи. Но он слышал, что она была блестящая и ограненная и в ней отражался лик Будды Шакьямуни, но не верил этому.

— А мальчик, — сказала первая жена, — очень похож на нее. У него руки рыбака и волосы грубые, как водоросли. Подумать только, что он обеспечен лучше, чем наши сыновья.

Так мальчик узнал, что отец жил с его матерью у залива Сидо. Может быть, если он отправится туда, то найдет кого-то, кто знает ее историю. Он уехал тайком, подкупив конюшего куском шелка, который взял из запасов отца.

Несколько дней он бродил по берегу и наблюдал за ныряльщицами. Это были молодые женщины с шишковатыми пальцами, исколотыми морскими ежами, и тонкими гибкими телами, которые, казалось, не могли выносить избытка воздуха. Женщины избегали его, а он был слишком застенчив, чтобы расспрашивать их.

Однажды вечером, прогуливаясь по берегу залива, он заметил в сумерках приближавшуюся к нему фигуру. Когда она подошла достаточно близко, стало ясно, что это женщина. Она была молодая и изящная. Ее волосы и одежда были мокрыми. В одной руке она держала серп, в другой — корзинку с моллюсками.

Она остановилась и посмотрела на него, и что-то в ее лице придало ему смелости. Он спросил, кто она и откуда родом. Она, как он и предполагал, была ныряльщицей и родилась неподалеку, в деревне Амано. Тогда он спросил, слышала ли она о другой ныряльщице, которая около двадцати лет назад влюбилась в мужчину благородного происхождения из клана Фудзивара по имени Садасуке.

Да, ответила она, ей приходилось слышать об этой женщине. Ныряльщица положила на землю свои вещи, набрала сучьев, разожгла костер. И, пока они грелись около него, женщина рассказала ему все, что знала об этой истории.

Никто не умел нырять так хорошо, как жена Садасуке. Подобно тому, как искусный воин владеет своим оружием, она владела своим дыханием, умела надолго задерживать его. Она была известна на всем побережье, ни до нее, ни после не нашлось никого, кто мог бы сравниться с ней.

— Вот почему Садасуке женился на ней, — сказал мальчик.

— Нет, — возразила женщина, — причина была иной.

Она рассказала ему, что когда-то Садасуке утратил вещь, которую даже не успел получить. Во время шторма в заливе Сидао затонул корабль, который вез из Китая подарки императора кланам в Наре. Среди подарков находилась драгоценность, предназначавшаяся главе северной ветви семейства Фудзивара.

Больше всего Садасуке сокрушался о потере этой драгоценности. Он женился на ныряльщице, объяснила женщина, Надеясь, что она поможет вернуть ему эту вещь.

— Как могла она отважиться на такое опасное дело? — спросил мальчик. — Или она его очень любила?

Женщина покачала головой.

— Она сделала это ради своего ребенка. — Она объяснила, что через год после свадьбы у ныряльщицы родился сын. Она безумно любила его, но знала, что ее низкое происхождение в будущем помешает сыну. Поэтому когда Садасуке стал просить ее поискать драгоценность на дне моря, она согласилась, но поставила условие: если поиски окажутся успешными, Садасуке сделает мальчика своим наследником.

— Вот какая любовь заставила ее нырять на дно моря, — сказал мальчик; его пробрала дрожь при мысли о том, что его подозрения подтвердились и что его мать действительно умерла ради него.

— Да, это была любовь, — ответила женщина.

(Однако пока я описывала эту историю, я размышляла о том, что же это была за любовь? Любовь к мальчику, которого никогда не будет любить его отец. Любовь, которая отвергала другую любовь, даже если она была дана. Любовь, которая порождала зависть и ненависть. И все же это была любовь, и мальчик радовался ей.)

— Расскажи мне, как она умерла, — попросил он.

Женщина рассказала ему историю, такую странную и в то же время такую жизненную, что он почувствовал себя ее участником, будто вместе с матерью погружался в волны моря и опускался на дно, как утраченная драгоценность.

Она описала, как Садасуке и его жена поплыли на рыбачьей лодке к тому месту, где во время шторма затонул китайский корабль. Ныряльщица обвязала себя за талию веревкой, а другой ее конец дала Садасуке, наказав ему поднимать ее наверх, только когда она подаст знак.