Путь длиной в сто шагов - Ричард Ч. Мораис Страница 25

Ночь была темна, как boudin noir – кровяная колбаса, – а звезды казались мне комочками жира в ней. Совы ухали в ветвях лип и каштанов; стволы берез сияли в лунном свете, как серебряные колонны.

Но на нашей улице было шумно. Из окон особняка Дюфура лился яркий свет, прибывавшие посетители оживленно болтали друг с другом, а ночной воздух был напоен уютно пахнувшим дымом березовых дров.

Ресторан был уже наполовину полон. Улицу запрудили машины со всего района. Мадам Маллори и мсье Леблан в чернильной тьме пересекли разделявшую наши рестораны улицу и теперь ожидали своей очереди зайти, сразу за мсье Итеном и его семьей из шести человек.

Из двери также лился яркий свет. Вдруг его заслонил массивный силуэт отца. Его телеса были втиснуты в курту из шелка-сырца, грудь с волосатыми сосками некрасиво прорисовывалась сквозь блестящую золотистую ткань.

– Добрый вечер, – громогласно прогудел он. – Добро пожаловать, мсье Итен. И все семейство с вами! Боже, мадам Итен, какие у вас парни – все красавцы. Давайте, разбойники, заходите. У нас есть для вас прекрасный столик с видом на сад. Моя сестра вас проводит.

Папа пропустил их и снова выступил вперед, всматриваясь в тускло освещенные фигуры на ступенях.

– А-а, – наконец произнес папа, узнав мадам Маллори и мсье Леблана. – Наши соседи. Добрый вечер, добрый вечер. Прошу.

Не говоря больше ни слова, папа развернулся и медленно пошел в своих белых тапочках через обеденный зал.

– Все столики заказаны! – крикнул он, перекрывая гул, стоявший в ресторане.

Они шли мимо пластмассовых розочек, плакатов с рекламой «Эр Индия», трубящего слона – и Маллори опасливо куталась поплотнее в свою шаль.

Папа небрежно положил две пластиковые папки с меню на столик, накрытый на двоих. Из висевших сверху динамиков выли на урду Суреш Вадкар и Харихаран, и стены заметно завибрировали, когда саранги и табла [18]разразились особенно страстной музыкальной тирадой.

– Прекрасный столик! – проорал папа, перекрикивая музыку.

Мсье Леблан быстро предложил мадам Маллори стул, надеясь предупредить какую-нибудь колкость с ее стороны.

– Да, мсье Хаджи, – сказал он. – Большое спасибо. Поздравляем вас с открытием и желаем всяческих успехов.

– Спасибо, спасибо. Добро пожаловать! Зейнаб! – вдруг рявкнул папа.

Мадам Маллори в ужасе зажмурилась, а некоторые из посетителей повскакали с мест. Моя семилетняя сестренка, как ей и было приказано, подошла к столику мадам Маллори с пучком анютиных глазок. На ней было простое белое платье, и даже мадам Маллори пришлось признать, что смуглая, цвета корицы, кожа девочки, подчеркнутая чистым хлопком, в огнях ресторана выглядела чудесно. Зейнаб подала мадам Маллори цветы и застенчиво уставилась в пол.

– Добро пожаловать в «Мумбайский дом», – тихо сказала она.

Папа расплылся в улыбке. Маллори наклонилась и потрепала Зейнаб по волосам. Кудри ее, впрочем, были только что намазаны маслом для волос из коллекции Мехтаб.

– Прелестно, – сухо бросила мадам Маллори, вытирая под столом руку о салфетку, лежавшую у нее на коленях. Затем она снова обратилась к отцу. – Помогите нам, мсье Хаджи, – сказала она, указав на меню. – Мы совсем не разбираемся в вашей еде. Сделайте заказ за нас. Пусть будет ваше фирменное.

Папа что-то проворчал и со стуком поставил на стол бутылку красного вина.

– За счет заведения, – сказал он.

Маллори узнала единственную по-настоящему плохую марку вина во всей долине.

– Нет, спасибо, – сказала она. – Что вы обычно пьете?

– Пиво, – сказал папа.

– Пиво?

– Пиво «Кингфишер».

– Тогда два пива.

Папа прошел в кухню, где я готовил на гриле молотую кукурузу с кориандром, и передал их заказ. По цвету его щек было видно, что давление у него растет. Я поднял палец, предупреждая его о необходимости сохранять спокойствие.

– Покажи им! – сказал он. – Покажи им.

В ресторане царило оживление; мадам Маллори, должно быть, была удивлена тем, сколько жителей Люмьера пришли к нам отпраздновать открытие. Мадам Пикар, торговавшая фруктами, с подружкой активно угощалась вином за счет заведения; мэр со всей семьей, даже с братом-адвокатом, веселился за угловым столиком, громко рассказывая неприличные анекдоты. Пока Маллори таким образом осматривала помещение, к ее столику подошел дядя Майюр и открыл пиво.

Мухтар и Араш, мои младшие братья, вдруг принялись с гиканьем бегать между столиков, пока мой дядя не ухватил Араша за шею и не надрал ему уши. Рев мальчика был слышен по всему ресторану. Вскоре из кухни вышла бабушка, которую раздражали все эти люди, вдруг явившиеся к ней домой. Она подошла к угловом столику и ущипнула мэра. Он был изумлен и даже ругнулся. Папа бросился к нему, чтобы извиниться и объяснить, что с бабушкой.

Однако все шло неплохо. Из кухни принесли первые заказы. Тарелки гремели в руках неопытного официанта-француза, но, когда побрякивавшие металлические блюда поплыли по обеденному залу, все так и заахали. Мэр обрел прежнее приподнятое состояние духа, когда на его столике появилась горка самосов с креветками и еще одна бутылка вина за счет ресторана. В этот момент мадам Маллори вскочила с места и прошла ко входу на кухню.

А там, спиной к двери в ресторан, стоял я, с руками, до локтя выпачканными в смеси жира и чили. Я сыпал гарам-масала в чан с бараниной. В этот момент лопнул стоявший на полке горшок с перетопленным маслом, и я довольно резко приказал Мехтаб собрать текущее масло – уже смешавшееся с луковой шелухой, просыпанной солью и шафраном – в сковороду.

– Не выбрасывать же! Неважно. Все равно вкусное.

Я обернулся к двери.

Не могу описать то чувство, которое заставило меня обернуться тогда, – как если бы мощный поток негативной энергии толкнул меня в спину.

Однако за дверью было пусто.

Мадам Маллори увидела все, что она хотела увидеть, вернулась в обеденный зал и села напротив Леблана. Она потягивала пиво и с удовлетворением рисовала в воображении сцену, разворачивавшуюся в ее собственном ресторане через дорогу.

Тихо звучит Стравинский. Как в балете, синхронно поднимаются серебряные колпаки, накрывавшие вкуснейшие блюда. Гости деликатно зачерпывают буйабес. В воздухе витает аромат орхидей и жаркого из молочного поросенка. Точность, совершенство, предсказуемость.

– За «Плакучую иву», – сказала Маллори, поднимая бокал, чтобы чокнуться с мсье Лебланом.

Пришел наш прыщавый официант с их порциями. Боюсь, он был не очень опытен и сильно брякнул мисками о стол. Там был горшочек тушеной рыбы а-ля Гоа с густым соусом; курица тикка, маринованная с розовым перцем и лимоном, зажаренная на гриле до такой степени, что краешки кусков загнулись и почернели. Шпажка с кусочками бараньей печенки, маринованной в йогурте, обсыпанной хрустящими пиниевыми орешками, едва помещавшаяся на щербатой тарелке. Грибы масала – грибы под плававшим сверху слоем ароматизированного пряностями масла – казались какими-то непонятными комками. Была и медная сковорода с окрой, томатами и кочешками цветной капусты, готов признать, в довольно несимпатичном буром соусе. Желтый рис басмати лежал пышной горкой в керамической миске на ароматных лавровых листьях. Потом следовали в беспорядке гарниры – маринованная морковь, огурцы с прохладным йогуртом, пресная лепешка в черных пупырышках с чесноком.