Хроника одного падения - Марат Буланов Страница 26

«Ну, вот и согрешили… — прошептала Света, обнимая еще не остывшего Михаила. — Ах, господи! — вдруг захохотала она. — А шапку-то, шапку с помпошкой, почему не снял?!». И, правда, «партнёр», абсолютно голый, лежал на Герцогине в вязаной шапочке…

…Наутро, «друзья» загорали, бродили по лесу вдоль речки, собирали грибы и опять… любили друг друга. А затем, уже в городе, встречались, чуть ли не каждый день.

В октябре, Светка пришла, вечером, к Михаилу в лабораторию, где работал.

— Ты знаешь, а я ведь залетела… Если что, как посоветуешь, — рожать или не рожать? Другой возможности, потом, может и не быть…

— Ну, рожай…

— Или не рожать?

— Ну, не рожай…

Герцогиня тогда, страшно обиделась и, хлопнув дверью, убежала. С тех пор он её больше полугода не видел. И тут, общие знакомые сообщают: «Слушай, Светка-то давно уже беременная ходит! Интересно, а всё-таки, от кого?».

А 30 мая, она уже родила Сашку. Но Михаилу, погруженному в научные изыскания, было не до этого. Лишь много позже, посчитал своим долгом навестить ребёнка. Как мог, помогал, однако отцовские чувства, почему-то, не просыпались. «Ей нужно было себе ребёнка, — сделала. Я-то тут причем? Обязан, что ли?».

Мальчишка первые годы, да и потом, был, в основном, на попечении дедушки с бабушкой — родителей Герцогини. Но то, что Михаил — отец, Сашке так и не говорили. Как не докладывали об оном, никому из знакомых и близких. Даже отчество в свидетельстве о рождении написали — «Сергеевич» и светкину фамилию — Мещеряков. Но Михаил, до поры до времени, ко всему этому был равнодушен.

— Лёлик, слушай, мне сейчас некогда — совещание. Подожди, пока закончится, а потом в сад пойдем, каких-нибудь лимпомпосиков снимем… — Сергей Николаевич, директор общежития, торопливо вытолкал друга из кабинета.

«Опять ждать себя заставляет, гад. Ну и ладно, потерпим… — Михаил спустился вниз на первый этаж, закурил. — Что он, что его зав., Тамара Евгеньевна, — два сапога пара. Хорошо, блин, живут! Натуральные паразиты! Гребут бабки и создают видимость активной воспитательной работы, а сами — бездельники. Но это полбеды. В общежитии, в лице их, процветает агрессивная тирания бесправных студентов. Реализуют свои властнодирективные амбиции, которые, в другом месте, козлам бы никто проявить не позволил!

А как Тамара Евгеньевна язвила, что, дескать, «ничего у вас с Аллой не получится»! Она — молоденькая девчушка, и что, собственно, воспитатель «пристаёт»? И научные мои потуги (так и сказала, — потуги), ни к чему не приведут, — способности, мол, не те. Ох, и натерпелся же, в своё время, от суки! А как в «Вечерку» устроился, сразу заткнула язык…».

По лестнице, шариком, скатился, отчего-то, багровый Сергей Николаевич.

— Вот скоты! Директор я или нет?! Я им покажу демократию! Развалить хотят, годами налаженный, порядок… А этим олухам, студентам, только дай немного слабину, разом на шею сядут! Ну, че идём?

По дороге в гор. сад, «ревнитель порядка» слегка успокоился и вновь, как ни в чем не бывало, принялся откалывать шутки:

— Сейчас хапнем, по 100 граммов, для настроения и храбрости… А лимпомпосики, думаешь, просто так сидят на скамейках, и пиво дуют? Нет, брат! Нас поджидают, кролики! Но запомни, та, что покрасившее — мне! А первым ты подойдешь знакомиться…

Сунулись в ближайший киоск. Водка «Батюшка»… Оригинально! Приняв на грудь, не спеша тронулись, «окрылённые», по аллеям. Но Михаил, сегодня, был не в ударе. Компаньон — напротив.

— Мои юные друзья! — подсел к двум приглянувшимся дамочкам. — Что заставило, в столь дивный вечер, сидеть одиноко и скучать? Может, и мы, — на что, сгодимся?

— Дяденька, что нужно-то? — разом, насупились девчонки. — Сидим, никому не мешаем, так и не мешайте разговаривать!

— Нашел тоже, к кому привязываться, болван. К малолеткам! — зашипел Михаил, оттаскивая зарвавшегося донЖуана. — Ищи «юных друзей», да только постарше!..

«Охота» в этот вечер была, как назло, неудачной. Одни «лимпомпосики» были натуральными «воронами», по словам директора; другие, — слишком молодыми или «старыми жабами». Искатели приключений, бродили уже два с лишним часа.

Неожиданно, ближе к десяти, налетели, на идущую навстречу, привлекательную парочку подруг. Обе были подшофе. То, что надо!

— Мои юные друзья! — начал, было, Сергей Николаевич, но напарник уже брал, под руку, одну из дам. Сад скоро закрывался, времени оставалось в обрез.

— Что изволите пить? — и хотя, уже стало темнеть, тут же, приобрели всё, что нужно и расположились в дальнем углу парка.

Сначала, воодушевленный Михаил, как всегда бывало, выразительно читал свои стихи. А потом, когда «клиенты» были «готовы», без обиняков, предложил:

— А не поехать ли, друзья, к Сергею Николаичу на хату и не продолжить, вечеринку, в гостеприимных стенах?

— Не-ет, нам домой надо! — заявила та, что постарше. — Давай-ка, Лена, собираться, а то совсем темно стало, время позднее!

— Ты, как хочешь, а я поеду! — пьяная Лена, краем рукава, опрокинула стоявший на скамейке стакан. — А у вас музыка есть?

Мужики переглянулись, — что, мол, делать-то будем? — третий лишний! Все вчетвером, пошли по направлению к выходу из парка. Подруга Лены быстро исчезла, — видимо, не впервой оставляла, желавшую дальнейших развлечений товарку.

— Ну, че Игнатич, мы, наверное, пойдем… Не переживай! Не хочет Лена ехать к тебе… До встречи, звони! — Сергей Николаевич, обняв подругу, двинулся на троллейбусную остановку. Михаил, как побитый пёс, подавленный, — свернул за угол.

«Домой ехать?.. В это чертово одиночество?.. Впрочем, деньги, вроде, остались. Куплю-ка водки, — не так, хоть хреново будет!» — пересчитав смятые червонцы, зашел в ближайший супермаркет.

«Что же, в конце концов, может означать каузальная разноуровневая связь? И что характерно, Берлин в своём «Очерке», в котором изложены основы теории, упоминает о ней, всего лишь, в одном месте, имплицитно, — сразу и не заметишь! Если учесть, что биологизаторство преследовалось в СССР, и «еретика» сослали, поэтому, сюда на Урал, — ясно, что он был вынужден писать «между строк», тщательно скрывая истинное положение вещей в теории…».

Михаил уже третий час ломал голову, сопоставляя высказывания Берлина то в одном, то в другом местах книги. Знаменательно то, что «Очерк интегрального исследования индивидуальности» являлся, своего рода, лебединой песней ученого, который заканчивал его, уже на смертном одре. Борис Борисыч был, кстати, последним учеником основоположника психологической научной школы, и приходил в больницу к Берлину для того, чтобы, разрешить неотложные вопросы диссертации. Защищался Николаев в Москве, по специальности «Психофизиология», и сейчас он, по сути, является единственным в городе, так сказать, физиологически ориентированным психологом-специалистом, способным заткнуть за пояс всех этих выскочек из пединститута, претендующих на реформирование теории, под лозунгом, дескать, её «дальнейшего развития»…