Кровоточащий город - Алекс Престон Страница 26

— Меня зовут Лоретта. Приятно познакомиться. Спасибо за шампанское. — Тихий голос выдавал детство, проведенное где-то в шотландской глубинке и забытое в стремлении стать поскорее столичной штучкой. Опустив с наигранной скромностью глаза, она подтянула к груди ногу, тонкие пальцы принялись пощипывать нитки шва на ковбойском сапоге. — Хочешь, я потанцую? Или просто посидим, поговорим?

Темнокожая уже пристроилась на коленях у Энцо и, спустив топ, терлась о его губы своими восхитительными грудями.

— Да, хочу. В смысле… Да, танец…

Лоретта поднялась и сбросила сапоги, показав длинные и тонкие ступни. Ноги у нее были подернуты легким светлым пушком, от самых бедер до коленок — на обеих были заметны белые, из детства, шрамики — и дальше, по голеням, вниз. Зазвучала «Sunday Bloody Sunday», и Лоретта деликатно отставила бокал и задвигала, покачиваясь, бедрами — неторопливо, немного принужденно, немного печально. Склонившись надо мной, она стащила через голову обтягивающую рубашку. Под мышками виднелись бледные следы дезодоранта. Отбросив рубашку, девушка завозилась с застежкой бюстгальтера, который упал наконец и освободил маленькие груди с темными сосками. Она потерлась ими о мое лицо, извиваясь при этом и вертя бедрами, чтобы избавиться от шортов. Оставшись в одних черных трусиках-танга, Лоретта опустилась мне на колени, лицом в зал. Пару секунд она смотрела на другую девушку — обнаженную южанку, с задумчивым видом обрабатывавшую одного из японских бизнесменов. Перехватив мой взгляд, японец — коротышка в белой рубашке с короткими рукавами и болтающимся на шее желтым галстуком — поднял руку с выставленным большим пальцем и довольно ухмыльнулся.

Устроившись основательнее, привалившись к моей груди костлявой спиной, Лоретта откинула голову мне на плечо и уставила на меня взгляд светлых глаз. При этом она медленно двигала бедрами, перенося вес слева направо и обратно, и я ощущал напряжение ее мышц и ритм дыхания.

— Чем ты занимаешься? Где работаешь? — спросила она с легкой хрипотцой в голосе.

Ее темнокожая подруга уже полностью обнажилась и, опершись руками о диванчик и уткнувшись лицом в колени Энцо, медленно потянулась вверх, как собачонка с перебитыми задними лапами, пытающаяся поприветствовать хозяина привычным образом. Закончилось все тем, что она уселась ему на колени, а его лицо утонуло в ложбинке между ее грудей.

— Я… ммм…

Я увидел, как охранник вытолкал из зала трех трейдеров; обе стриптизерши проводили их неприязненными взглядами. Иметь что-то общее с этими хамами и невежами не было ни малейшего желания. Я не хотел, чтобы эта чудесная девушка хоть в какой-то степени ассоциировала меня с дикарями, которые лапали ее, не снисходили до разговора с ней и с надменным видом совали ей в трусики скользкие от кокса бумажки.

— Он профессиональный игрок в покер. Мы оба. — Энцо наклонился и слегка сдвинул темнокожую стриптизершу, чтобы мы могли его увидеть. — Только что взяли большой куш в Палм-Бич. Чак при больших деньгах. Всю прошлую ночь играли. Сегодня отмечаем. Вы можете пойти сегодня с нами, остаться до утра, а потом мы купим вам брильянты на Бонд-стрит.

— Да ладно? — Лоретта схватила его за галстук, потянула, а потом переглянулась с темнокожей и рассмеялась. — Ты глянь на этих шутников. Вы серьезно, парни? Вы действительно зарабатываете на жизнь картами?

Энцо посмотрел на меня. Я потряс головой и обнял Лоретту, стараясь не дотрагиваться при этом до ее грудей.

— Конечно. Я живу на озере Тахо. В Лондон приезжаю только на турниры. Энцо живет в Рино, и я вам так скажу: он великий игрок. В Вегасе мы всегда вместе.

— О, это круто. С удовольствием прокачусь в Вегас. Видела фильм с Николасом Кейджем. Гламурное место. Мне такие нравятся: за шиком и блеском — нутро стремное. Недавно один араб возил нас, всех девочек, в Дубай. Вот там примерно так и есть. Фасад — начищенное стекло и позолота, а зайди с черного хода, где потемнее, — шлюхи, наркотики, разврат. — Лоретта прижалась ко мне, смутилась, будто что-то вспомнив, обняла покрепче и заерзала жесткой попкой. Она была такая маленькая, ее вдруг так захотелось защитить.

— Ты давно здесь работаешь, Лоретта?

— Не очень. — Девушка слегка посмурнела, но взгляд ее тут же смягчился. — Год. Уже почти год.

— По ощущениям, наверно, долго.

— Знаешь, год есть год. — Она отчего-то снова насупилась.

— А деньги хорошие? Оно того стоит?

— Да, бывает, что очень хорошие. Случаются, конечно, и пустые недели, но вообще-то хватает. По крайней мере, уходить не хочется.

— По-моему, все работы такие. Везде платят столько, чтобы человек продолжал работать, чтобы не послал все к чертям и не ушел куда глаза глядят. Или, может, это как-то связано с нынешней стадией капитализма. В том смысле, что размер заработка значения не имеет, потому что стоимость вещей, без которых, как нам кажется, прилично жить нельзя, не позволяет вырваться из колеса. Мы запрограммированы на недовольство тем, что имеем. Мы чувствуем себя несчастными; нам внушили, что единственный выход — это достичь некоего мифического уровня богатства, который позволит ни о чем не беспокоиться.

— У меня все нормально, — сказала она. — И будет все нормально. Работа мне нравится. Могло быть намного хуже. Меня это не засосет. Я знаю девушек, которые во все это верят. Слушают разговоры о деньгах, машинах, вечных праздниках — и верят. Но это же смешно. А меня от этой работы просто вштыривает. И все.

Лоретта отхлебнула шампанского, икнула, и золотистая струйка, сбежав по подбородку, протекла между грудей и собралась маленькой лужицей в мягкой ложбинке на животе. Она оглядела зал, потом посмотрела на меня, как будто даже с жалостью.

— Черт, шеф… Слишком долго я тут с тобой… — Голос ее прозвучал неожиданно резко. Она отставила бокал и вытянула пальцы, так что они стали похожими на когти. — Буду заканчивать?

Лоретта приподнялась, ловко стянула стринги, и вот уж она совсем голая. Ее тело накатило на меня, как прибой на берег.

— Положи руку на колено, — прошептала она и, щекоча мне губы твердым соском, опустилась на мою влажную ладонь.

Я ощутил давление лонной кости, тепло густых, чуть скользких лобковых волос и попытался просунуть в нее палец, но не смог. Она выпрямилась и отстранилась; промежность у нее осталась сухой, не тронутой возбуждением, у нее между ног будто бомбейская утка. [14]Песня закончилась, я убрал руку, Лоретта поднялась и, прижав к груди одежду и не глядя на меня, отступила. Энцо протянул три бумажки по двадцать фунтов, и она, сложив их вчетверо, торопливо вышла через заднюю дверь.

Мы вернулись в бар, где все столы уже заняли парни из Сити. Японцы и корейцы ретировались, вокруг были только розовые рубашки и подтяжки, из зажимов для купюр высовывались двадцатки и полусотенные, и какой-то толстяк с потной багровой физиономией бросал в стриптизершу кубики льда. Один из вышибал оттащил его в сторону и прижал к стене. На выручку толстяку поспешили товарищи, охранника обступили, кто-то совал ему деньги. За соседним столиком три трейдера-азиата из «Беар Стернс» жаловались управляющему, что девушки выпили у них слишком много шампанского. Вымотанный, я плюхнулся на стул рядом с Яннисом. Он налил мне полный бокал и, похлопав по колену, повернулся к сцене.