Неспящий Мадрид - Грегуар Поле Страница 28

— Им бы это ничего не стоило, но и ничего бы не дало. Ладно тебе, Селина, это просто надо пережить, никуда не денешься.

— Это унизительно, знаешь ли.

— Это часть стратегии. Перед тобой закрывают все двери, тебе достаются все плюхи, но тот, кто, несмотря ни на что, сумеет все преодолеть, — тот крутой, тот молодец. Это что-то вроде естественного отбора.

— Это отбор для тряпок, для размазней, для тех, которые готовы на любые унижения, которые себя не ценят, им плюют в глаза, а они утираются да еще благодарят.

— Ну да, есть такие, а есть крутые, настоящие, которые все вынесут и не сломаются. Мы-то с тобой из таких.

— Тебе видней.

— Да, мне видней, я тебе это говорю и повторяю! Мужайся, моя Селина, мужайся! Надень доспехи, спрячь под них чувство собственного достоинства и держись. Играй в их игру! Когда нас напечатают, мы не будем ни от кого зависеть, но пока — надо биться.

— Ладно, знаю.

— Не переживай, я уверен, что она не повела бы тебя с собой в ресторан, если б ты ее не заинтересовала, если б она что-то не имела в виду. Ей проще всего было бы сделать тебе ручкой, она ведь выполнила то, что обещала твоей тете, верно? Принять тебя, прочесть текст. Ей достаточно было высказать свое мнение, охаять или подбодрить — и до свидания. Она была бы в своем праве, слово-то сдержала. А она пока ничего не сказала. По-моему, это что-то значит. Это отлично, моя Селина, это попадание в десятку, вот увидишь. Будь естественной, будь собой, ты молода, красива, ты — новое лицо, они непременно тобой заинтересуются, хотя бы ради того, чтобы закадрить. Там нет старого развратника в компании?

— Красива? Скажешь тоже! Меня чудовищно постригли, и я купила шляпку от Версаче, чтобы спрятать этот кошмар. Она мне стоила бешеных денег, и я чувствую себя смешной.

— Хватит, Селина, иди, а то они все съедят без тебя. А насчет шляпки, постарайся ввернуть, что ты из Парижа, и они сочтут это последним писком моды. Вот увидишь.

— Знаешь, Париж таких людей не проймет.

— Да нет же! Париж всех проймет, особенно таких людей. Только не говори, что ты живешь в Сен-Дени [51], вот и все. Давай, моя красавица, вперед и с песней! Я сегодня снял деньги. Проведем ночь с шампанским, как бы дело ни обернулось.

— Ладно, я пошла.

— Целую тебя.

— Пока.

— И держи меня в курсе! Я тут места себе не нахожу.

Селина убирает телефон в свою плоскую сумочку и поправляет тюрбан. На пласа де Орьенте темно, круглые фонари висят в воздухе островками белого света. Зато освещенный фасад «Энтеро» чуть подальше пламенеет, как жерло ада. А Опера, уже затихшая и опустевшая, кажется, тихонько гаснет. Пробегает собака, идут женщины в мехах и мужчины в кашемире. Понемногу выходят музыканты из последней открытой двери, вертушка которой то приходит в движение, то замирает. Они идут, кто один, кто по двое, неся в руках всевозможные черные футляры с инструментами. Прямоугольные со скрипками, женщины несут их на ремнях на спине, а мужчины за ручку. Огромный ящик с контрабасом, блестящий, как гроб, катится на колесиках. А рожок в занятном футляре, повторяющем его форму, кажется, ничего не весит в сильной руке Яапа ван Лира, который, болтая и смеясь, рассеянно толкает человека в бежевом плаще с поднятым по-детективному воротником, застывшего у двери, Яап извиняется по-английски и продолжает со своим коллегой явно приятный разговор на языке, который Селина слышит, не понимая и не узнавая. Селине холодно, ноги у нее окоченели. Что-то падает ей на голову, прямо на тюрбан. Большая капля? Дождь? Неужели дождь пошел? Но нет, ничего, в светящемся ореоле фонарей, где дождь был бы хорошо виден, все пусто, совершенно пусто.

— Это голубь, я уверена. Даже голуби гадят мне на голову.

Селина возвращается в «Энтеро». Карст выходит из Оперы. В широком синем пальто. Он один, усталый, злой. Промокшая от пота рубашка липнет при каждом движении и холодит спину. Он застывает ненадолго в нескольких метрах от блестящего лысиной мужчины в бежевом плаще с поднятым воротником. Карст делает несколько шагов в направлении «Энтеро». Сцепив за спиной руки, наклоняется, чтобы прочесть меню. Смотрит на часы. Удаляется к пласа Исабель II, садится в такси.

— В отель «Сенатор», пожалуйста, на пересечении Гран Виа и Монтеры.

— О'кей, о'кей.

Дверь-вертушка замерла, и гудение смолкло. Мужчина в плаще так и стоит столбом. Снова пробегает давешняя собака, размытый силуэт на черноте асфальта, голова пригнута, морда хитрая, хвост полумесяцем указывает в небо, бежит, молчит. Дверь снова крутится, и стекла отбрасывают отсветы на голый череп Хосуа Бедельмана Переса.

Из вертушки выходят Аурора, рыжая билетерша в пальто поверх форменного костюма, и высокая красавица Летисия Ромеро собственной персоной, с каменным лицом, осунувшаяся, сжимая ручки своей сумочки.

— Вот дама, которую вы спрашивали, сеньор.

— Благодарю вас, сеньорита.

Аурора уходит торопливым шагом к метро на пласа Исабель II, роясь на ходу в сумке и доставая разноцветный томик «Шести жен», открывает его и перечитывает дарственную надпись, спускаясь по ступенькам, а Летисия тем временем, без труда узнав неповторимый бильярдный шар лейтенанта Бедельмана, идет рядом с ним и слушает его объяснения.

— Прошу прощения, сеньорита. Меня прислал мой начальник, капитан Фидео, который допрашивал вас сегодня.

Летисия не перебивает его, слушает, вялая, пришибленная, рассеянная, но изо всех сил старается держаться прямо, сохраняя элегантную походку.

— Вы не проводите меня немного? Я должен вам кое-что объяснить.

Летисия издает звук, который Бедельман принимает за «да».

— Можем присесть где-нибудь, если хотите, чего-нибудь выпить. Вы ужинали?

— Нет, но я не голодна. Лучше пройтись.

— Как скажете. Я тоже предпочитаю пройтись.

Они пересекают Исабель II и идут вверх по калье Ареналь к Пуэрта дель Соль.

— Ну, что еще за проблема?

— Я сейчас вам объясню. Все довольно просто и касается вас только косвенно. Не беспокойтесь. В общем, так. Это по поводу того, что с вами случилось сегодня, то есть с вашей машиной. Вы уже догадались. Но я начну сначала.

Бедельман закуривает сигарету. Тротуары узкие, по мере того как они приближаются к Соль, народу становится все больше.

— Этот Висенте Гонсалес, знакомый вашего бывшего друга Хоакина Портеро, знаком также и нашим службам. Я хочу сказать, на него заведено дело и мы уже довольно давно за ним следим. Не знаю, в курсе ли вы, но он из тех, кого называют мелкими правонарушителями.

Летисия слушает, не перебивает.