Неспящий Мадрид - Грегуар Поле Страница 29

— Ну ближе к делу. Этот Висенте — звено небольшой цепочки ввоза и распространения наркотиков. Они привозят товар из Марокко и сбывают здесь дилерам из дискотек. При перевозке у этих мерзавцев есть золотое правило — никогда не держать товар при себе. Они ухитряются прятать его в чужих сумках и доставать после таможенного контроля. Прием известный и работает неплохо. Часто, чтобы не потерять товар, они прячут его у кого-то, кого немного знают и с кем имеют повод в дальнейшем увидеться. На всякий случай. Здесь они поступают так же. Что нас заинтересовало в ваших показаниях — вы сказали, что машину купили по случаю при помощи и по рекомендации того самого Висенте Гонсалеса, когда еще были с Хоакином Портеро, который ни при чем, спешу вас успокоить.

— При чем или ни при чем, он мудак.

— Вам виднее. Короче. Вы искали машину, и Висенте нашел для вас у знакомого владельца гаража отличный вариант. Вы купили. И с тех пор вы, судя по всему, служили транспортом и складом. Машину вам продали с одним ключом, не так ли?

— Да… вообще-то я не помню.

— Конечно, вы не обратили внимания, а они оставили второй ключ себе. Они отпирали и запирали вашу машину, когда хотели, вы были в каком-то смысле их сейфом на колесах.

На Пуэрта дель Соль полицейские узнают лейтенанта Бедельмана, но, видя его в штатском, не приветствуют.

— Кармашек на спинке водительского сиденья служил тайником. Они оставляли в нем товар, а курьер забирал его там, где вы парковались, без прямого контакта с поставщиком. Так было и сегодня у Королевского дворца, только, вероятно, возникла небольшая проблема, и парень разбил стекло. Думаю, он запаниковал. Грубая ошибка.

Бедельман исподволь поглядывает на Летисию и видит, что на ее лице нет никакой тревоги. Она наглухо закрыта.

— Да, грубая ошибка, которая показывает, насколько мелкое это дело. Таких делишек много, мелких, жалких, эти люди в общем-то пролетарии бандитизма, они зарабатывают совсем немного, подвергая себя Бог знает какому риску. Ведь им не только общества и полиции приходится опасаться, но и ожидать любой пакости со стороны более серьезных бандитов, преступных сетей, в которых они последние шестерки и которые используют их как предохранители, чтобы сжечь при малейшей опасности. Жалкие людишки, и мне их жаль. Они суетятся, как крысы, всего боятся, не могут показаться на свет Божий, не могут толком жить. Пролетарии преступления. А что ужасно — они порой заходят далеко, слишком далеко и ничего уже не контролируют.

Они идут дальше, через Соль к Сан-Херонимо, сворачивают направо, на Принсипе, инстинктивно выбирая улицы, где больше народу. Летисия закуривает сигарету. Впереди виднеется пласа Санта Ана, в конце мерцающей реки из вывесок и освещенных баров.

— Но я отвлекся. Сегодня, когда вы думали, что у вас ничего не украли, я нашел конверт с пакетиками в кармашке на спинке. Понимаете, что к чему?

— Конечно. Так что же я должна сделать? Сменить машину? Не общаться с этими людьми?

— Именно так. Но необходима еще одна маленькая предосторожность. Помните таксиста, с которым вы говорили, когда вызвали нас? На самом деле этот парень из той же банды, он приглядывает за вами, следит, когда надо. Поэтому и оказался там.

— Я видела его позже, думала, это совпадение.

— Вот так. В их делах много кто крутится. Это бандиты, понимаете? И вчера вечером они совсем сорвались с тормозов. Вы слышали о несчастном случае на Глорьета Бильбао?

— Нет.

— Там одного типа задавил автобус. Это был автобус Висенте Гонсалеса. Вы знали, что он шофер?

— Да.

— На самом деле это были разборки.

— Вот как!

— Погибший — что-то вроде бомжа, из тех, что ночуют в подземном переходе между Ретиро и О'Доннелл, знаете?

— Да, знаю, я прохожу там иногда. Как все.

— Я немного знал этих людей, это мой участок. Один там приторговывал наркотой, я был в курсе, и оказалось, что он из той самой банды.

— Но каким образом это касается меня?

— Просто эти придурки показали, что они не только жалкие, но и жестокие людишки. И для вас будет лучше, после ваших сегодняшних показаний, потому что они наверняка в курсе…

— Конечно, раз такси ехало за мной.

— Так вот, сегодня вам лучше не возвращаться домой.

— Но ведь я ничего не сделала!

Летисия чувствует, что у нее дрожит голос.

— Да, но осторожность не повредит. Только на один вечер. Не беспокойтесь. У вас наверняка найдется приятельница, которая вас приютит. Но не лучшая подруга. Чтобы они не вычислили, к кому вы пойдете.

Летисия пытается справиться со слезами.

— Не беспокойтесь. Целая команда моих коллег занимается этим сегодня ночью. Завтра дело будет закрыто. Мы всегда действуем в последний момент. После происшествия на Бильбао последний момент настал.

— А если не получится?

— Все получится. Говорю вам, это серьезно, да, но дело-то плевое. Это же все мелочь, мы таких берем по десятку в год, всегда без сучка без задоринки. И вы же видите, мы достаточно о них знаем. Завтра парни окажутся за решеткой, все кончено, вам нечего больше бояться, а послезавтра купите газету и прочтете историю, как ее изложит пресса, подружкам расскажете, что были в самой гуще событий, и это уже будет древняя история. Не унывайте. Только один вечер, осторожности ради, пока мы будем действовать. Если хотите знать, скорее всего, уже сейчас половина группировки под контролем. Для нас это дело привычное. Так что не переживайте. Не нервничайте. Сейчас страшновато, это правда, я вас понимаю. Но скажите себе, что завтра вечером это уже будет восприниматься как анекдот.

На пласа Санта Ана поздняя толпа выплескивается из театра, зрители обмениваются впечатлениями, слышатся высокие голоса тех, кто, потеряв друг друга в сутолоке, хотят встретиться, чтобы где-нибудь выпить. Столиков на улице в этот сезон уже нет, и народ держится оживленных краев площади, предоставляя ее центр тревожным силуэтам в черных куртках, безмолвным одиночкам центра города, кто знает, зачем они здесь, эти бездельники?

Летисия останавливается, Бедельман тоже. Она приводит в порядок волосы, озирается, отыскивая скамейку, чтобы присесть, но ничего не видит. Голова ее пуста и полна одновременно, она растерянна, и Бедельман сам себе удивляется, испытывая к ней такую жалость, словно чувствует ее страх. Для него-то это дело обычное, работа, приказ начальства, но меланхолия ночи, видно поймав момент усталости, накопившейся в нем, Боже мой, за годы и годы, охватывает его без спроса, и он вдруг ощущает непривычное желание или даже потребность, чтобы все на этом не кончилось, чтобы она не кинулась сразу звонить подруге, чтобы не ушла сейчас, ничего не сказав, ему хочется поговорить, хочется чего-то, чего не было с ним так давно, разговора по душам, откровенности, как будто настало время облегчить душу, излиться, проветрить немного этот внутренний чердак, полный раздрызганных чувств, неусвоенных ощущений, нерассортированных воспоминаний, одиноких мыслей, резонов, тысячу раз повторенных про себя и ни разу не сформулированных, весь этот вал, который тяготит, хочет оформиться, выйти, высказаться, вылететь во фразе на свободу. Он устал от своего монолога.