Все оттенки боли - Наталья Штурм Страница 28

Эта новость перевернула весь сценарий. Она думала, что он учитель обществоведения или. на худой конец, математики, но физкультура причем? Ему секс всегда физкультуру заменял, может, теперь чего-то не хватает? Наверное, тактильный предмет выбрал, чтобы ядреных девиц щупать? Сволочь ненасытная…

С камерой наизготовке они вошли в зал. но там никого не оказалось.

— Я боюсь. — вдруг сообщила Таня и выбежала из зала.

И тут же в коридоре, пахнущем свежей покраской, она с размаху уткнулась носом в грудь Мухаммеда.

Действительно, сволочь… Он стал еще красивее.

Черные с поволокой глаза, высокий лоб. ровный аккуратный нос и вытаращенные вперед губы. Она всегда неотрывно смотрела на его рот. когда он говорил. Словно выталкивал губами каждое слово, а они призывно выворачивались, как для поцелуя. Все помнит Таня, каждый штрих его лица, и все жестокие складки тоже остались. Только еще больше ожесточились, и, видимо, не от хорошей жизни.

— Здравствуйте! Мы московские корреспонденты, хотели бы взять у вас интервью. — сразу вскинул камеру на плечо оператор.

Молодец, не растерялся! А Таня онемела. У нее было одно желание — упасть в обморок, чтобы далее не принимать участия в этой сцене. А может, он ее не узнает, а может…

— Это ты? — Мухаммед несколько секунд пораженно смотрел, а потом стянул с нее парик.

Таня лишь проследила безвольной рукой за своими фальшивыми волосами и сдалась.

— Я…

Мухаммед нежно обнял ее и заплакал.

— Родненькая… Я так скучал по тебе… Девочка моя любимая…

Татьяна вцепилась ему в грудь и тоже зарыдала.

Она никак не ожидала такой встречи.

— Прости меня! — на миг оторвался от Тани Мухаммед и снова вернулся на ее плечо, окольцевав объятиями.

— О, это ты меня прости! — вскидывала голову Таня и опять мочила слезами тренировочный костюм любимого.

— Я гадко поступил с тобой, и мне нет прощения! — откровенно поведал физрук и в приступе самобичевания прошелся руками по ее выпуклостям.

— Поедем ко мне в гостиницу. Прямо сейчас! — взмолилась Таня.

Она так и не научилась ждать предложений. Все должно быть сразу, по первому ее желанию.

— Мне продолжать съемку? — оторвался от объектива оператор.

Оказывается, все это время он исполнительно запечатлевал встречу бывших сокурсников. И, придерживаясь легенды, зарабатывал на свой обед.

— Да. поехали, куда скажешь, милая. Господи, как часто я представлял себе нашу встречу! — молился Мухаммед, запирая зал на ключ.

— Там дети не остались? — на всякий случай спросила Таня.

— Нет, у меня кончились уроки, — ответил Мухаммед, подхватил Татьяну на руки и закружил в восторге.

— Э-э! Я не понял! Так мы едем в ресторан? — удивился оператор и пощелкал себе по горлу узнаваемым жестом.

— Зайка, в другой раз, ладно? Сейчас некогда, понимаешь? Не до того! — быстро проговорила Таня, и пара влюбленных понеслась бегом по коридору, как несколько минут назад школьники, у которых закончились уроки.

Таня привезла Мухаммеда в гостиницу, как вожделенную добычу.

Она кружила над ним как коршун, сторожила настроение, угадывала мысли. Она бежала впереди их будущего счастья, опережая все события, которые им уготованы; расстилалась батутом под его ногами и разрешала себе не скрывать абсолютную любовь. Ее принадлежность единственному мужчине была терпко сексуальна. Она захлебывалась своими чувствами и знала наверняка: убьет любого, кто им помешает. Зарежет или задушит руками. Но никогда уже не отдаст никому. Даже ему самому.

Так она думала до этой встречи.

…Он сидел к ней спиной, по-семейному обстоятельно снимая брюки. Пропустил ее вперед, и теперь она ждала его в глубине кровати в одном парике, жадно глядя на его спину.

Сейчас произойдет то. чего она ждала столько лет. Как хочется протянуть это мгновение как можно дольше. Ведь именно в ожидании соития сконцентрирован весь накал эмоций. Когда никакая сила уже не может оставить сумасшедшую тягу друг к другу. Даже мир рухнет, а они только крепче стиснут объятия, потому что это и есть животная сила нереализованной страсти.

— Сними парик, пожалуйста. Мне нравятся твои рваные кустики. — в пол-оборота сказал он и бровью повел. Так интимно…

Таня вдруг вспомнила те дни. когда она школьницей пыталась ему отдаться, а он так и не воспользовался ее предложением. Вспомнила, как он трахал проститутку на ее глазах и в это же время говорил о своей любви. Вспомнила и о том. как в поисках разнообразия он готов был поделиться ею с другом, лишь бы не лишать ее девственности.

И она тут все поняла.

Ему не нужно ПРОСТО. Он гениальный импровизатор, и гаммы ему претят. И если она хочет быстро ему наскучить, то сейчас должна как курица просто подать себя к разделке.

Она сняла парик, встала с кровати и голая прошла в ванную.

— Это бритвенный станок. Я хочу, чтобы ты побрил меня налысо. — И Таня протянула ему опасную бритву.

В глазах Мухаммеда появилось такое, такое… Словно он удав, а кролик дразнится и бегает вокруг, но не убегает, а только язык показывает. Удав пытается его окольцевать, но тот все время ускользает и пахнет, пахнет едкой зайчатиной. И этот запах делает охоту невыносимой и еще более желанной. Запах вожделения.

Таня села на стул задом наперед, раздвинув ноги.

Мужчина встал за ней и медленно ото лба к шейке провел лезвием. Остатки волос посыпалась через плечи на пол и упали на грудь-трамплин.

— Еще? — спросил он.

— Да. Я хочу начать все заново, а волосы держат память. Их не должно быть совсем.

Мухаммед задохнулся воображением. Он брил ее голову, и его чувства она ощущала спиной, по которой синхронно движениям бритвы скользил его орган.

Как и тогда в Москве, когда он любил другую у нее на глазах, Таня одной рукой мяла свою роскошную грудь, а другая плавно опустилась между ног.

Мухаммед зарычал как зверь:

— Не смей. Держи эмоции при себе. Звуки мешают нам обнуляться. Мы начинаем все сначала, сначала… сначала…

И тут она глубоко вошла в себя рукой и конвульсивно изогнулась несколько раз. высвобождая поток чувств.

Мухаммед не удержал бритву и поранил ей шею.

— Маленькая капля крови… Когда-то ты не захотел быть моим первым мужчиной. Вместо тебя это сделал нелюбимый и нежеланный. Я хочу, чтобы намазал мою кровь себе на член, сволочь, и будем считать, что сегодня ты лишил меня девственности. Я кончила.

А потом все было как было: он проник в нее и почувствовал себя как дома. И он снова возвращался домой, и она его впускала и радовалась с визгами и криками каждому его приходу. А он вылизывал языком ее чистую как коленка голову и находил в этом непревзойденные эмоции. А она выгибалась как пантера, чтобы все его соки как можно глубже зашли в нее и не вытекли.