У всех свои муравьи - Даниэль Глаттауэр Страница 28

Более того, раз подвернулся повод, вам расскажут, где и когда они провели отпуск. Затем – приготовьтесь – последует театральная пауза, которая послужит сигналом, что от вас ждут ключевого вопроса: «А как было с погодой?» Вам ни за что не ответят однозначным «да» или «нет». Обязательно последует аналитический разбор метеоусловий, нередко по отдельности на каждую отпускную неделю. (Примерно так: «В первую неделю лило три дня подряд, точнее два с половиной дня, поскольку в среду с утра…») Такого рода разговоры, коль они начались, практически не остановить. Дальше вам расскажут про отпуск с точки зрения детей и бабушек и дедушек. Ну и кульминация: «А вы куда планируете?» Боже упаси вас отвечать, бегите прочь!

Вы любите ходить на концерты? И что вы там больше всего любите делать? Слушаете, правильно? Я тоже. В венском «Хороводе» не так давно пела и играла группа «Шломит & Бэнд» (Shlomit & Band). Великолепно! Если нет, то обязательно послушайте.

К сожалению, случилось то, что должно было случиться и что всегда случается, когда группа пытается зажечь аудиторию, а публика добровольно отдается в руки артистов: музыканты начинают демонстративно хлопать, тем самым показывая зрителям, что тем тоже неплохо было бы подключиться.

Я не стал хлопать, таково мое личное отношение. Я не могу хлопать по команде. Ненавижу, когда мной пытаются командовать. Мне кажется, что это глупо. Я пришел послушать, а не нанимался агитатором-подстрекателем. Мои руки механически сложились на груди, я сосредоточился на тактах (после каждого такта стадное прихлопывание ломалось).

Естественно, на меня, принципиального уклониста, тут же обратили внимание. Все музыканты тоже уставились на меня. (Не говорите только, что это плод моего воображения!) Рифы постепенно замедлялись, клавишник перестал подыгрывать, ударник разминал мускулы. Певица сверкала глазами в мою сторону, как будто это я сорвал им концерт. В определенный момент они наверняка выдернули бы меня на сцену и заставили бы хлопать перед залом. Но еще раньше я успел опустить руки!

В две тысячи пятидесятом году в Вене, как утверждают некоторые, будут проживать вчетверо больше людей старше девяноста лет, чем сегодня. Было бы удивительно, если они каждодневно не стали вчетверо больше есть, вчетверо больше хотя бы изредка ходить в рестораны. Ресторанные меню будут спрашивать вчетверо чаще. Вчетверо больше людей станут причитать, что жаркое, приготовленное в микроволновке, – это уж слишком (в четыре раза чаще).

Еще в девяностые годы местные рестораторы затвердили себе, что пожилые люди платят как взрослые, а еду поглощают как дети. Вот почему в жаргоне отдаленных от нас поколений – «наших маленьких и пожилых гостей» – мы находим странные и безвкусные, как впрочем и невинные, скрещивания образов и понятий: «Пумукль» [82] (колбаса), «Снегурочка» (цыпленок), «Винету» (шницель), «Дональд Дак» (как правило это не утка) и тому подобное. Чтоб им еще раз пересмотреть все эти фильмы! В ресторанах с более чутким отношением к клиентам по крайней мере научились отделять детей и, как в гетто, «блюда для старших» предлагают отдельно, не используя странные для слуха и рассчитанные на пожилую целевую группу описания типа «Палачинки [83] Хайнца Конрадса [84]», «Антрекот Франца Антеля [85]» или «Голубцы Альфреда Бёма [86]». Насколько проще все бы стало, если бы владельцы ресторанов перешли на «маленькие порции» для людей того возраста, для которого большие порции уже слишком велики! Тогда для старичков, яркая молодость которых пришлась на бодрые 90-е, возможно, уже не нужно было придумывать инфантильные названия блюд, и они наконец «повзрослели» бы в глазах рестораторов.

Дети смеются в среднем четыреста раз на дню, в ста пятидесяти случаях они готовы рассмеяться, но радостное возбуждение не переходит в (слышимый) смех. У взрослых события будничной жизни вызывают гордые пятнадцать беззвучных усмешек, и в среднем по шесть раз они смеются по-настоящему.

Смеяться можно и через не хочу. С моим школьным товарищем Хиршлем Робертом, когда он был мальчишкой, приключилась веселая и в то же время неприятная история, из-за которой он на какой-то период даже отвернулся от Бога. Случилось это во время святой мессы, когда священник поднял облатку и произнес: «Сие есть Тело Мое». На что, как будто специально в подтверждение, из-под соседки Хиршля с резким шумом высвободились газы, всем знакомые по запаху. Пастырь в смущении остановился, а прихожане стыдливо усмехались. Бедняга Хиршль! Все следующие воскресные службы его вопреки самым благим намерениям еще во время проповеди скручивало от смеха. При словах: «Приимите, ядите…» он от смеха краснел и валился под скамью, а потом – «… сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое» – повторялось одно и то же: его прорывало. На пятое воскресенье он вылетел из церкви. Сегодня, как говорят, он работает врачом в клинике «Милосердные братья» и специализируется на спазмах желудка. Но это на самом деле лишь слухи. Как бы то ни было, он вырос и смеется не больше пятнадцати раз в день.

Недавно мне приснился дурной сон о работе в офисе. Мне пришло сообщение по телефаксу. В нем было написано: «Представляем «Агентство Вебера». Просим подтвердить получение факса». Я выбросил листок. Час спустя зазвонил телефон: «Здравствуйте, это «Агентство Вебер». Вы получили от нас факс?» Я: «Факс? Нет, честно». «Агентство Вебер»: «Нам послать еще раз?» Я: «Да, будьте добры!» Приходит факс. Я прячу его в стопке документов. Спустя час опять раздается звонок: «Агентство Вебер», добрый день. Вы нам еще не отправляли обратного факса с подтверждением?» Я: «Э-э, да, а что?» «Агентство Вебер»: «Он не пришел. Мы могли бы послать вам имейл?» Я: «Сделайте милость» (Нет!).

Получаю имейл. «Визитная карточка «Агентства Вебер». Мы могли бы направить вам наши данные?» Я удаляю имейл, не открывая письма. Опять телефон, «Вебер»: «Вы получили от нас письмо по электронной почте?» Я: «Нет». «Вебер»: «Может, мы вам пошлем смс?» Я: «Нет». Снова «Вебер» с пятиминутными интервалами по факсу, электронной почте, SMS, телефону, мегафону: «Мы можем пригласить вас на нашу презентацию?», «Шеф хотел бы познакомиться с вами лично», «Вам нужна дополнительная информация о нашем агентстве?» (…) Я: «Нееееееет!» Потом раздался звонок в дверь.

Каждое поколение шутит по-своему. Чем старше человек, – и если он к тому же мужчина, – и чем больше людей его слушают, тем грубее будут его шутки о сексе, тем сальнее будут его остроты и тем грязнее будет смех.