Кентавр VS Сатир - Андрей Дитцель Страница 3

Сейчас в Гамбурге минус десять, что психологически соответствует новосибирским минус тридцати пяти. Я вспомнил, как, замерзая, мотался однажды зимой по городу, разыскивая Лену. Ее мама передала мне записку и ключи от дома друзей, где мы какое-то время ночевали. Квартира была безвидна и пуста, но по намёку из записки я догадался открыть спрятанную в шкафу бутылочку ликера — и там оказался ещё один манускрипт. Мчался на такси, чтобы успеть. Друг ответил искренне пожал плечами: была, разговаривала по телефону с твоей кузиной (?). Поиски кузины через родных, знакомых и левых людей; наконец по телефону: «Да, Лена сказала, что ты позвонишь, но я не знала когда. Она зачем-то просила тебе напомнить о… месте, где вы, кажется, танцевали польку». Маршрутка к ДК «Академия», ещё не припорошенные снегом следы через сугроб к тумбе с афишами. Кружу вокруг, пока не отыскиваю на уголке плаката кусочек знакомого почерка и адрес. Дверь открывает человек, которого меньше всего ожидаешь увидеть: «Почему ты такой запыхавшийся? Откуда ты знаешь, где я живу? И вот совпадение, Лена зашла, давайте чай пить…»

Мы часто играли в такие и куда более сложные игры, пока мир был юным и даже ещё не вышел фильм об Амели. Моей местью было многоэтапное похищение Лены на дальний север и исполнение обряда посвящения в свободные Джонатаны. Лена лежала дома со сломанной ногой. Её нужно было перенести с третьего этажа в такси № 1 так, чтобы она не видела ни водителя, ни направления отъезда. Таксист № 2 нервничал, слишком уж криминально выглядела поездка со связанной девушкой — кругами по району, с высадкой на индустриальном пустыре. К тому же на девушке был гипс. Я бы на месте таксиста набрал из первого телефона-автомата 02 и 03. Обошлось.

Это было сцепление, несмотря на разные форматы, горькие слезы и благородные сожаления. Позже я узнал, что бывает и по-другому, спокойнее и осмысленнее. Но предание свежо и, как говорится, не сомкнулись воды за кораблем в ливерпульской гавани. Одна пухленькая однокурсница, пытавшаяся расстегнуть мои джинсы, пока её брат колотился в дверь общей комнаты, а родители смотрели телевизор, сделала свои выводы: «Не орёл ты, Андрюха, не орёл…»

Немного несвязно? Но вот что хочу я сказать, иначе совсем запутаюсь. Искать нужно по размаху крыльев. Теперь я кончил, господа.

Наверное, жить к старости станет совсем невыносимо, потому что каждый день мы будем переживать всё, что происходило с нами в это время года, в такую погоду или при подобных обстоятельствах год, два… пять, десять лет назад. Самое страшное, что нельзя разлюбить человека, которого однажды любил, — со всеми сопутствующими высоким чувствам нервотрёпками.

Уже под утро после разъездов, танцев и философских кружков мы с Леной уснули на середине разговора о человеческой валентности (моя любимая теория) и неспособности любить одного-единственного человека (что я тогда ещё оспаривал). Не смогу реконструировать, как мы попали в эту квартиру и в эту постель, но кто-то окружил нас заботой — и даже установил в изголовье тетрапак томатного сока. Я проснулся от яркого луча, пробивавшегося через штору. Осторожно, чтобы не разбудить Лену, встал и подошёл к окну. Солнечное морозное утро, заснеженный овраг и лес, кисть рябины на подоконнике. Это была Академическая, улица на кромке леса.

Человека, приютившего нас и уже возившегося на кухне с завтраком, я знал. Скорее всего, из каких-то тайных — не обязательно эротических, хотя не исключаю — снов, менее банального объяснения нет. И я сразу захотел, чтобы он стал моим лучшим другом. А он был не против.

Мы были похожи на братьев — у обоих немного восточной крови — и могли читать мысли друг друга. Однажды, когда ни одна машина на ночном проспекте не реагировала на отчаянные жесты с обочины, мы переглянулись и, к ужасу наших девушек, взялись за руки и легли на дорогу. Вовремя затормозивший водитель орал, что мы идиоты, но был тронут непреклонностью и забросил домой. Денег не взял.

«Коля — это мой потерявшийся в детстве брат», — представлял я его друзьям. Мы любили переодеваться; на вечеринках с друзьями мы уединялись, менялись вещами и именами, — то есть не именами, а identity. Он был замечательным мною, — мои речи были тогда куда туманнее, а поведение куда сомнамбуличнее. Мне кажется, и я схватывал что-то его, бесшабашное и открытое. Сексом мы занимались в параллельных потоках: я и Лена, рядом — Коля с его очередной, — текучесть кадров была такой, что я не запомнил имен.

Коля был в восторге, когда у нас с Леной появился общий Стас — тот самый, спасенный от самоубийства, со своеобразными ценностями и эрогенными зонами. «Замечательно, что вы так доверяете друг другу, и, вообще, вы трое — такие красивые!» Приближались январь и день рождения Стаса. Коля предложил свою территорию для организации феерии. План был такой: Лена и ещё одна девушка под каким-то предлогом уводят Стаса от гостей, уединяются с ним в спальне и раздевают его. В нужный момент дверь открываем пинком мы с Колей, демонически произносим: «С нашими девчонками?!» — и выбрасываем голого Стаса в окно. В заснеженный овраг. Однако нам нельзя было отказать в милосердии: ещё один человек должен был заниматься подготовкой горячей ванны и ещё один — открыть дверь подъезда с тёплым халатом наготове.

Примерно так всё и развивалось. Разница между замыслом и его воплощением состояла только в том, что после соприкосновения с морозным воздухом и снегом Стас приобрел силу и ярость Годзиллы и вернулся в квартиру не через дверь, как планировалось нами, а гигантским прыжком обратно в окно. Посыпались книги и столовые приборы. Пятеро человек напрасно пытались связать и обездвижить разбушевавшегося монстра. Лишь расколовшаяся и упавшая на ноги раковина в ванной — и вид крови, в конечном счете, — немного прояснили его разум.

Мы сидели втроём — Коля, Лена и я — в клубах пара на бортике ванны и читали Стасу стихи. Начала Лена: «Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд / И руки особенно тонки, колени обняв…»

Сегодня мне приснилась именно эта картинка. Ещё спросонья я спрашивал себя, почему мы всё-таки расстались и Лена вышла замуж за Колю? Чтобы отнять у меня лучшего друга? (Я не знаю этой жизни / ах она сложней / утром синих, на закате / голубых теней.) Или мы с ним были настолько похожи, что ей было всё равно? Наша свадьба должна была быть 15 апреля. Я уехал из Новосибирска за сутки до ЗАГСа. Через месяц она вышла замуж, а в конце осени родила.

И ещё я иногда спрашиваю себя, встречается ли Лена с той девушкой, о которой почти никто ничего не слышал; у которой своя жизнь, тщательно скрываемая от мужа, коллег и детей, — большинство женщин когда-нибудь приживают детей, и у той наверняка тоже есть кто-то. Ребенок, любовницы, любовники. Вот такой circle of life.

На выходных я лазил по лесистым холмам над Эльбой. То и дело нужно было огибать заборы маленьких домиков и вилл. На воротах одной была надпись: Vorsicht, pflichtbewusster Hund! Осторожно, собака, исполненная чувства долга (!). Слава Бисмарку, который провёл в свое время закон, гарантирующий каждому свободный проход по берегам рек, перевалам и прочим местам, где владельцы земли раньше чинили препятствия… Я вышел на террасу, с неё открывался обрыв, насыпи и молы, устье с островами, на которых в любое время суток копошатся цаплеподобные краны, — и меня постигло дежавю. Я снова стоял на берегу Волги. Уже растаял снег, но ещё не успела пробиться зелень. Фантастическое смешение цветов: зеленая вода и оранжевая глина.