Жлоб на крыше - Д. Артемьев Страница 3

По улице, перекрывая шум дорожного движения, поплыла божественная музыка Моцарта. Рондо из «Маленькой сюиты». Мужчина подал руку женщине, она приняла ее; другой рукой он прикоснулся к ее талии. И они заскользили в танце.

Вскочил чирей на заднице. Болезненный – страшно! Присесть невозможно. Завтракал стоя. Кое-как смазал чирей йодом и пошел на работу. Чтобы не вызывать вопросов, почему не садишься за свой стол, решил связаться с другими отделами. Стал решать дела, давно требующие ответа. Заходил к смежникам, обговаривал вопрос и летел дальше. К концу работы вызвал начальник, похвалил. Сказал, что не ожидал, сказал, раз так идут дела, назначает его исполняющим обязанности на время своей командировки. Выдал ему список дел на неделю.

Дома поужинал стоя, смазал йодом чирей, и, лежа на животе, весь вечер смотрел телевизор.

С утра, морщась, занял кресло в кабинете начальника. Подписал срочные бумаги, стоя выпил кофе, поданный секретаршей, и пошел по этажам решать вопросы по списку начальника. Пришлось дважды записываться на прием к директору департамента. Во второй раз директор обратил на него внимание, пригласил сесть. Ответил, что ни минуты времени нет, если можно – зайдет попозже или завтра. Зашивается с работой. Только еще приступил к исполнению обязанностей начальника отдела. Директор благожелательно сказал, что ему кажется, что с работой он вполне справляется. Подкинул ему два проекта на проработку.

Дома опять возился с чирьем, телевизор не смотрел, лежа на животе, работал над проектами.

С утра в кабинете подписал срочные письма, не присаживаясь, принял приятеля, с которым сидел за соседними столами, и подписал ему заявление на отгул. Затем направился в соседний отдел согласовывать один из проектов, порученных директором, записался к нему на прием и был принят после обеда. Директор одобрил. Весь конец дня посвятил обсуждению с сотрудниками второго проекта. За столом не сидел, все замечания записывал на доске. Сотрудники панибратски заявили, что его не узнают. Он засмеялся, представив себе их реакцию на причину его активности.

Дома обнаружил, что нарыв уже почти готов прорваться. Лежа доделывал оба проекта с учетом полученных советов и замечаний.

Утром попросил секретаршу распечатать пояснительные тексты к проектам. Решал текущие вопросы, подписывал документы. Внес исправления в пояснительные записки. Отдал перепечатать. Секретарь директора встретила его с улыбкой, тут же доложила. Директор принял его почти сразу же. Просмотрел материалы, сделал несколько правок своей рукой.

Дома обнаружил, что нарыв прорвался. Трусы бросил в стирку, брюки свернул для сдачи в химчистку. Заклеил ранку пластырем. Вносил правки директора в проекты.

На работе, сидя на краю стола на здоровой ягодице, обсудил с секретаршей, как вносить исправления в уже готовые документы. Секретарше его рабочая поза понравилась. К директору записываться не пришлось, – вызвал сам. Пришлось сесть на предложенный стул. Постарался незаметно сесть боком. Директор обсудил с ним последние решения ученого совета, а потом предложил занять пост секретаря этого совета. Повышение было феерическое, испугался, начал отказываться. Директор отказа не принял. Велел со следующей недели приступать к работе в новой должности. Надиктовал задачи, которые необходимо решить в течение года.

Ранка от чирья почти не болела. Можно было сидеть. Обдумывал задачи, которые поставил директор. Удивился. Секретарь совета может решить все эти задачи одной левой. И не за год, а за пару дней.

Утром записался на прием к директору. После обеда был радушно принят. В кабинете оказался замминистра. Рассказал свое видение работы секретаря. Директор и замминистра слушали внимательно. Потом зам сказал, чтобы в понедельник прибыл в министерство. Пропуск будет заказан. Министр очень интересуется молодыми кадрами, хочет выдвигать на руководящие должности. Директор делал глазами знаки, чтобы не отказывался.

В понедельник утром был принят министром. Чирей еще чуть-чуть саднил, но сидеть было можно без проблем. Министр был старенький, он участливо расспросил о делах по работе, потом заговорил о здоровье. Что-то заставило рассказать о чирье.

– Вот-вот, – потирая руки, сказал министр, – а у меня карьера началась с ужасного приступа геморроя.

Ольга Васильевна отмывала Иринку в ванной, с жалостью рассматривала худенькое тело девочки, многочисленные царапины и синяки и не спеша расспрашивала:

– Родители, говоришь, в Воронеже?

– Только мамка.

– А папа?

– А отца у меня нет.

– Ну. И что же ты от мамы убежала?

– Так она же пьяная все время. А когда трезвая, бьет меня. Уж лучше пьяная.

– Боже мой, – вздохнула Ольга Васильевна и ласково погладила девочку по спине. – А кормил тебя кто?

– Никто, – беззаботно ответила Иринка, – что сама раздобуду, то и поем. И мамке дам. На рынке чего-нибудь у теток украду, принесу в дом, а она, пьяная, плачет, руки мне целует.

– А в Москве ты как оказалась?

– Как – села на поезд, и всё. Мамка куда-то пропала. Ну я села на поезд. В Москве лучше. Тут прокормиться – пустяк. И курева полно, и клея.

– Ох, – опять вздохнула Ольга Васильевна, – лет-то тебе всего одиннадцать, а ты уже и куришь, и гадость эту нюхаешь.

– Уже почти двенадцать, – гордо заявила девочка.

– И сколько ты уже в Москве?

– А с зимы. Здесь удобно. Вокзалов полно. Рынков разных. Местечки такие – закачаешься!

– Вот и помыли тебя. Давай, вытирайся. Только ты должна мне пообещать, что забудешь про сигареты эти ваши и клей.

– Обещаю, – с готовностью ответила Иринка.

– Смотри, я женщина строгая. Если что, могу и отшлепать.

– Ой, тетя Оля, отшлепать! – девочка смеялась звонко и радостно. – Вы хорошая.

– Ладно тебе. Пойдем-ка обедать. А после подгоним тебе одежду. Есть у меня несколько платьишек, вот я на машинке их тебе и подгоню.

Соседки по дому отнеслись к Ольге Васильевне очень хорошо. Это надо же, на свою пенсию она еще и беспризорных девочек кормит. Одевает их. Заботится. В поликлинику водит. Лечит. Вот, смотрите, Иринка-то у нее как за два месяца округлилась. Куда это они сейчас пошли? В зоопарк. Ох, молодец. И свою на ноги поставила, выдала замуж. Теперь оба учатся в институте. Зять – парень-то неплохой. Заботливый. Но дочь – уже отрезанный ломоть. Вот она свою энергию и тратит на беспризорниц.

А девки-то какие бывают неблагодарные. Не говорите! Прошлая-то сбежала. Уж как Васильевна переживала. А им-то что, тянет их, понимаешь, к вокзалам. Клей нюхать, воровать. Не говорите! А Васильевна свое гнет, вот другую подобрала. Говорит, списалась с Воронежем. Хочет девку в семью вернуть. Это хорошее дело.

Ольга Васильевна ждала звонка от дочки, поэтому взяла трубку с собой в ванную, где мыла Танюшку. Она уже вытирала ее и собиралась смазать царапины зеленкой. Раздался звонок.