Жлоб на крыше - Д. Артемьев Страница 4

– Алё. Доченька. Ну что? Как начало учебного года? А ты вытри как следует головку. А после я тебя полечу немного. Нет, я не тебе, это я Танюшке говорю. Да, нашла на вокзале. Да, подкормить ее надо. Кожа да кости. Так как у тебя дела с учебой? Надо платить за семестр? Сколько? Ты вот что, ты сегодня после лекций заезжай. Я тебе денег дам. Откуда, откуда. От верблюда. Да, выручила. А знаешь оптовый рынок в Измайлове? Там огромный фруктовый павильон. Кому-кому, хозяину, конечно. Тысячу баксов за нее получила. А ты еще сомневалась, что забота окупается.

Мужики! Я позвал вас, чтобы обсудить вопрос о галлюцинациях и бзиках. Но вначале выпьем. Мне тут принесли дешевой бодяжной водки, я ее с утра глотаю, присоединяйтесь. Давайте сразу накатим по сто пятьдесят. Теперь переходим к делу. Вопрос заключается в следующем. Как-то около года назад кто-то из вас раздобыл сильные таблетки, и мы их приняли с портвейном. Балдели почти до вечера, ну помните, наверно. Кайф у всех был отменный.

Нет, ты дай мне рассказать. Я помню, как ты хохотал целый час – у тебя ноги выросли до неба и ты швырял носки в потолок, чтобы они зацепились за твои ступни. А ко мне пришла такая коза, закачаешься. Ну, я вам рассказывал. Ноги, попка, грудь. Ухоженная. Фамилия Габрилюк. Звать Маша. В общем, галлюцинация, конечно, но баба стоящая. Видел ее совершенно отчетливо, так же, как сейчас вас вижу. Только никого из вас я не трогаю, а с ней поступил по-другому. Впрочем, она была послушна и покорна.

Чего, во время глюков все послушны? Наверно, ты прав. Не знаю. Опыт пока еще небольшой. Машеньке все нравилось, а я оказался на высоте. Просто секс-гигант. Без таблеток я такого себе и представить не мог. Ей, значит, все это нравилось, только она сильно беспокоилась, чтобы не залететь. А я что – обещал и клялся, да разве удержишься. Потом просил прощения, вытирал слезы, снова уговаривал и снова не мог сдержаться. А чего! Хоть и под кайфом, а все-таки была мысль, что нет ни бабы, ни секса толком нет, просто нарк отличный, и все. Так что спускай или не спускай – ерунда это. Ни о каком внеплановом зачатии и думать не стоило.

Так вот, оказалось, не ерунда. Сообщаю вам, что глюки – дело серьезное. Оказалось, что Мария Габрилюк совсем не глюк, за рифму извините. И залетела эта Мария по-серьезному, без галлюцинаций. И появился у нее от меня младенец мужеского пола, на которого я обязан теперь выплачивать алименты. Согласитесь, можно еще как-то представить младенца галлюцинацией, можно, хотя трудно. Он писается, какается, просит грудь. Какая, к дьяволу, галлюцинация! Но вот исполнительный лист на уплату алиментов гражданке Габрилюк Марии Самсоновне, с подписями и устрашающей печатью, представить галлюцинацией совершенно невозможно.

Не поверили? Ваше равнодушие меня пугает. Что вы твердите, что рожденный от соития с галлюцинацией младенец тоже является галлюцинацией, и алименты на него – тоже галлюцинация.

Держите конверт, смотрите. Получил утром, заказным, расписался, как дурак. Настоящий исполнительный лист. По-прежнему будете утверждать, что это галлюцинация?

Эй, парни, что это вы заколыхались, куда это вы исчезаете? Прямо не мужики, а привидения какие-то.

Этим вопросом давно интересовался Виктор Сидоров, интеллектуал и химик по профессии. Временно работающий охранником. Это ему принадлежала находка изобразить скучную формулу водорода в виде двух целующихся лесбиянок. Критики разнесли это произведение, заявив, что у водорода не женское лицо. В ответ Виктор создал композицию, олицетворяющую кислород. Простота решения всех потрясла. Это была самая заурядная задница с прыщиками на левой ягодице. Кто являлся моделью, Виктор скрывал. Но злые языки кое-что об этом нашептали.

Прославившегося интеллектуала пригласили сделать доклад на представительском форуме творческих сил столицы. Зал был полон. Среди присутствующих Виктор заметил своего знаменитого друга Вову, рядом с которым сидела очаровательная юная поэтесса.

Вот часть стенограммы его речи, произнесенная на торжественном юбилейном собрании Академии Художеств:

– Вы можете нарисовать любые части женского тела…

Шум, крики согласия мужской части, негодование художниц.

– Или какую-то часть тела мужского.

Общее одобрение.

– Заключить в рамку, и выставить на всеобщее обозрение. Это – настоящее искусство.

Аплодисменты.

– Некоторые горячие головы мультиплицируют созданное изображение, то есть размножают его, заключают в рамки, и выставляют на большом полотне, скажем, десять на десять метров. Представляете, на одной картине тысяча изображений бритого женского лобка.

Восторг мужской половины зала, свист хулиганствующих художниц.

– Спрашивается, это что? Это искусство?

В зале равномерный гул из криков «да» и «нет».

– Хорошо. Попробую заострить вопрос.

Крик из зала: «Острица тебе в жопу». Художницы колотят кричащего зонтиками.

– Банка пива или сока или джина. Располагается тысяча изображений банки на растяжке поперек дороги, и из одной банки вылезает торс Шварценеггера. Или силиконовый бюст Тамары. А под всем этим реклама покупать шины. Что это? Искусство?

– Почем шины?

– Кто такая Тамара?

– Кто спросил?

– Все интересуются. – Сразу несколько голосов.

– Тамару вы слава богу не знаете. Я сказал это для примера. Там могла быть реклама прокладок.

Довольные крики женской части аудитории.

– Итак, я снова задаю вопрос. Сколько искусства в современной живописи? Есть ли в зале художники, мечтающие о славе Гогена, Левитана и Шишкина? Кто может ответить на этот основной вопрос?

Зал с шумом опустел. Высокие тощие уродливые художницы тащили на себе пьяных бородатых коллег. Те на ходу запускали руки им под юбки. Низкие толстые большегрудые художницы шли в обнимку с испитыми худыми приятелями со следами краски на одежде и лице. Эти создатели бессмертных полотен запускали руки сверху в обширные декольте спутниц. Все направлялись в буфет. По случаю юбилея в буфете выдавали дешевый портвейн и салат из маринованных огурцов.

В зале остались буквально несколько человек. Большинство из них спало, выдыхая в зал смесь водки, пива, вермута и одеколона. Один из художников сидел на корточках в проходе. Лицо у него было багровое. Он пытался сходить по большому. Время от времени он поворачивался, разглядывал позади себя ковровую дорожку без следов продуктов его жизнедеятельности, и с горестным видом продолжал тужиться.

По инструкции подобные вещи Виктор должен был немедленно пресечь. Но он равнодушно отвел взгляд от художника в проходе, и обратил внимание на стол Президиума.

В Президиуме старцы разливали коньяк. Руки тряслись, и часть драгоценной жидкости попадала на белую скатерть, образуя замысловатые узоры. Один из небожителей хихикая размазывал капли коньяка, придавая узорам абсолютно реалистические очертания.