Слова на стене - Джулия Уолтон Страница 3

Нет, я совершенно не волнуюсь из-за того, что скоро начнется учебный год.

Я уже получил новую форму. Это белая рубашка поло, красный шерстяной жилет со школьной символикой и отвратительно короткие и грубые ярко-синие шорты, напоминающие на ощупь слоновью шкуру. Я прочитал все, что требовалось для уроков, и теперь готов к занятиям, как никто другой.

Хотя, знаете, что еще? Я никак не могу понять, как вы можете сидеть у себя в кабинете и читать все эти записи вслух в течение целого часа, пока я все это время молчу. Это же дикость какая-то. Хотя я и сам сумасшедший, но я точно знаю, что это – настоящая дикость.

Доза 0,5 мг. Доза не меняется. У Адама начинается учебный год. Он по-прежнему не желает разговаривать. Возможно, новое окружение сработает как катализатор по отношению к прогрессу в лечении.

29 августа 2012 года

Достаточно говенно начинать учебный год перед Днем труда. Очень говенно, я хочу подчеркнуть. Правда, первая неделя в школе в любом случае – дерьмо то еще. И к тому же она еще не закончилась.

У меня нет водительских прав, и я не стремлюсь получить их в ближайшем будущем. Это, пожалуй, еще один факт, который мне нужно уяснить для себя и понимать всю ответственность за обладание правами. Да и не стоят они всех переживаний.

В свою предыдущую школу я ходил пешком, но мама настояла на том, чтобы в первый день в новую школу она отвезла меня на машине. Она вела себя как-то очень уж странно. Мне показалось, что она изо всех сил пыталась сделать вид, будто ничего особенного не происходит, а сама долго не могла тронуться с места. Когда наконец мы подъехали к веренице автомобилей перед школой, она улыбнулась и сказала:

– Хорошего тебе дня!

Я сразу понял, что она хочет поцеловать меня на прощание. Только как-то раз, когда мне было еще восемь лет, я разозлился на нее за то, что она целует меня при людях, и с тех пор она больше этого не делает. Зря я тогда так поступил.

Я постарался поскорее выкарабкаться из машины вместе со своим рюкзаком. Я хотел ободряюще улыбнуться ей, но в последний момент забыл об этом. Поэтому она наверняка подумала, что я нервничаю, хотя я был совершенно спокоен.

У вас были ко мне вопросы относительно самого первого дня в школе. Давайте сейчас на них и сосредоточимся, хорошо?

Вы спросили меня, насколько новая школа отличается от старой. Да в общем ничем они не отличаются, если не считать школьной формы. Все выглядели достаточно жалкими, словно еще не проснулись до конца и не все успели осознать. И в глазах у каждого немой вопрос: «Почему именно мне это досталось?» Ну вот в этом, наверное, выражается некая солидарность.

Моей первой задачей было отыскать свой персональный ящичек, положить туда вещи и после этого встретиться со школьным посредником. Видимо, с ним имеют дело все новые ученики и в его обязанности входит познакомить новенького со школой и проводить его до кабинета, где будет проходить первый урок. Посредник ждал меня в кабинете администрации, и по его виду я сразу понял, что он – тот еще засранец. Нет, я догадался об этом не по его идиотской прическе, не потому, как он осматривал меня сверху донизу, пока мы обменивались рукопожатиями, и даже не потому, что он жевал жвачку с открытым ртом. Это становилось очевидным по общему виду. И еще он занимал больше пространства, чем ему, строго говоря, требовалось. Его ухмылка не достигала глаз, пока он внимательно оглядывал кабинет.

Иногда требуется достаточное количество времени, чтобы суметь сказать что-то о человеке, но этого типа я прочел сразу же, – это был типичный сборщик информации.

Я это понял еще по разговору «ни о чем», который он начал со старушкой, сидевшей тут же за конторкой. Посредник спросил ее о детях, потом сгреб целую пригоршню леденцов из стоявшей тут же банки и сунул их в свой карман. И еще я успел заметить, как он вынул изо рта жвачку, скатал ее в шарик и прилепил к обратной стороне столешницы.

Потом мы вышли в коридор.

– Тебе нужно забрать физкультурную форму, – произнес он. – А потом у тебя биология, да?

Я кивнул. В его движениях сквозила ленца, а перемещался он отработанными движениями – вроде бы и быстро, но было понятно, что он никуда не торопится. По дороге он показал мне на несколько зданий в окошке, потом, когда мы дошли до спортивного зала, сказал, указывая на какую-то дверь:

– Я подожду тебя тут.

Но когда я снова появился там со своей физкультурной формой, его уже и след простыл. Впрочем, меня это ничуть не удивило. Не то чтобы со мной проделывали нечто подобное и раньше, но у этого типа был такой вид, что он обязательно отвяжется от меня при первой же возможности. Если бы меня спросили почему, я бы, наверное, ответил, что я тоже разочаровал его и по моему виду он понял: манипулировать мною не получится.

Я понял, что меня бессовестно надули, и почувствовал себя отвратительно еще и потому, что сейчас понятия не имел, где нахожусь и куда мне идти. Уроки еще не начались, поэтому я собирался вернуться в помещение администрации, чтобы получить схему школы с расположением разных кабинетов, как из двери слева вышла девочка с каким-то свертком, обозначенным «в администрацию». Она остановилась передо мной с удивленным видом.

– Ты потерялся? – спросила она.

– Кажется, да, – ответил я, в ту же секунду отметив про себя, что это крохотное создание было еще и симпатичным, и чуточку раздраженным так, как может разозлиться, например, птичка колибри. Она передвигалась маленькими, но деловыми шажками, и в то же время было в этом и что-то почти неуловимо грациозное.

– Разве тебе не назначили посредника? – спросила она, поправляя очки.

– Да, Йена Стоуна. Только вот он…

– Бросил тебя, – закончила она и понимающе кивнула. – Да, это на него похоже. Какой у тебя первый урок?

– Биология.

– Сюда, – сказала она и провела меня по внутреннему дворику, а потом по лестнице наверх. Я запихал спортивную форму в рюкзак и следовал за ней.

– А почему он так себя ведет?

Она посмотрела на меня так, словно сейчас я задал ей глупейший вопрос, какой она только слышала за всю жизнь.

– Его семья делает крупные пожертвования в пользу школы. Все его братья посещали ее.

– Значит, он тут вполне официальный засранец, доставшийся по наследству? – уточнил я, и на ее лице мелькнула улыбка.

– Что-то вроде того. А еще некоторым людям не нужны причины, чтобы считаться уродом. Это как бы само собой разумеется.

– Только не все это понимают, – тихо прошептал я, скорее себе.

– Большинство людей и есть самые настоящие уроды, – подтвердила она, разобрав мои слова. – А тебе сюда. – И она кивнула на дверь перед нами. Я даже не успел поблагодарить ее или узнать ее имя, а она уже куда-то исчезла.

В кабинет я зашел не последним, поэтому не испытывал никакой неловкости, когда устроился за парту рядом с невозможно бледным парнем в гольфах до колена. Он казался исключительно аккуратным и, видимо, обожал чистоту. В этом можно было убедиться, глядя на его ногти, одежду и кожу. Все у него было ослепительно белоснежным, как будто его окунули в моющее средство с хлоркой. Он тут же представился как Дуайт Олберман.