Остров разбитых сердец - Лори Спилман Страница 3

– Помогу, конечно.

– Спасибо, милая. – Я глажу ее по щеке. – Мне очень жаль, что планы на сегодня поменялись. Приезжай на выходные перед Днем труда [1], поедем в Истон.

Энни незлопамятна. К тому же она обожает наш домик на Чесапикском заливе. Поэтому смягчается:

– Здорово. Если нам повезет, опять посидим без электричества.

Мы обе улыбаемся, вспоминая спонтанную прошлогоднюю поездку. В пятницу вечером Энни с Кристен приехали домой из колледжа. На выходные обещали плохую погоду. А девочки, как назло, еще и простудились в первую неделю занятий. Мы сидели, глядя в окно на тяжелое предгрозовое небо, когда Энни вдруг предложила:

– А поехали в Истон!

– Дорогая, уже восемь часов, – сказала я.

– Ну мам, ну пожалуйста! Будет весело!

Девчонки побежали собирать рюкзаки, а я занялась едой и напитками. Через три с половиной часа мы под проливным дождем подъехали к нашему домику, где, как выяснилось, не было электричества: гроза повредила линию. Мы зажгли штук пять свечей, я развела в камине огонь. Втроем (я в середине, Энни и Кристен по бокам) мы уютно устроились на диване под грудой одеял. При свете фонаря я вслух читала девочкам «Маленьких женщин» Луизы Мэй Олкотт – любимую книжку их детства. До сих пор чувствую приятную тяжесть двух головок на своих плечах, тепло двух тел, прильнувших к моему. Огонь в камине отбрасывал отсветы на спокойные лица девочек. Когда за окном раздавался раскат грома, они прижимались ко мне еще теснее. Их веки постепенно отяжелели, мягкое дыхание стало глубоким и ровным. Я перешла на еле слышный шепот, но читать не перестала. Переворачивала страницы до трех часов. Во-первых, боялась, что Энни и Кристен проснутся, если я замолчу. А во-вторых, мне хотелось продлить драгоценное ощущение близости двух моих самых любимых на свете людей – двух девушек, стоящих на границе между детством и взрослой жизнью.

– Я и Крисси уговорю приехать, – произносит дочка, прерывая поток моих воспоминаний. – Выходные на заливе пойдут ей на пользу.

– Отлично, – соглашаюсь я, прикладывая ладонь к щеке Энни. – Что бы твоя сестра без тебя делала? Да и я тоже?

– Еды у вас в холодильнике оставалось бы больше – это уж точно.

Качаю головой: не нравится мне ее самоуничижительный юморок. Энни у меня крупная, крепкая: широкая грудь, пропорционально широкие бедра. Во многих культурах женщины такого телосложения очень ценятся. Но в Нью-Йорке, где чуть ли не каждая вторая девушка грезит модельным бизнесом, Энни, несмотря на все мои попытки поднять ее самооценку, привыкла стесняться своей фигуры. Мы с Кристен обе худые, и от этого ей, пожалуй, еще тяжелее.

– А мне нравится, что у моей девочки здоровый аппетит, – говорю я, поправляя ее кудряшки. – Кто на свете круче всех? Это мы! Нас ждет успех!

Энни смеется:

– Нам с Кристен стукнет по пятьдесят лет, а ты и тогда не перестанешь так говорить?

– Никогда не перестану, потому что вы действительно круче всех.

И мысленно прибавляю: «Не мешало бы еще, чтобы твоя сестра была серьезной и ответственной, как ты. Мне бы намного легче жилось». Подобных вещей не только вслух произносить, но даже думать о них нельзя. Если за эти мысли меня придавит какой-нибудь метеорит – так мне и надо.

– Мне спокойнее оттого, что вы поедете на поезде вдвоем. Присматривай за ней, ладно? И пришли из Филадельфии эсэмэску. – В последний раз обнимаю Энни. – Люблю тебя…

– Как киска – сливок миску, – заканчивает она.

Глядя на закрытую дверь, Энни испускает стон. Мама вынесет ей мозг, когда вернется с работы и узнает, что она не поехала в Филадельфию начинать второй учебный год в Хаверфордском колледже. Вообще-то, Энни планировала расколоться прямо перед тем, как мать с сестрой соберутся уезжать: сама она останется дома, а за день, проведенный в пути, мамин гнев, глядишь, попритихнет.

В кухне, возле плиты, лежит телефон Кристен. Совершенно разряженный. Из соседней комнаты доносятся звуки включенного телевизора и смех. Энни делает глубокий вдох. За два часа нужно привести сестру в чувства, собрать в дорогу и посадить на филадельфийский поезд, а потом, уже без ее поддержки, встретиться с мамой один на один и сказать: «На этот год меня отстранили от занятий».

Энни берет последний гренок (плевать, что он уже холодный), наваливает сверху бананы и остатки взбитых сливок. Дополнив все это сиропом и сахарной пудрой, берет вилку. Даже самую паршивую ситуацию можно сделать еще в сто раз паршивей, если нажраться и почувствовать себя коровой.

Энни стоит на скамеечке в кладовке сестры и оглядывает полки, на которых та устроила свалку обуви. Это так похоже на Кристен – потерять альбом с цитатами! И что она будет делать в Филадельфии одна, без присмотра?

– Его здесь нет! – кричит Энни и возвращается в комнату.

– А я тебе сразу сказала!

Стоя на пружинящей кровати, Кристен роется на книжной полке. Едва не теряет равновесие, но все-таки удерживается на ногах.

– Ух! – смеется она и начинает прыгать. – Давай, Энни, присоединяйся!

– Прекрати. Нам надо искать альбом. Он где-то здесь. Должен быть.

– Какая же ты скучная, – бурчит Кристен, соскакивая с кровати, как миниатюрная гимнастка со снаряда. – Мне пора. Пришли, если найдешь.

Энни подходит к письменному столу сестры и принимается обыскивать верхний ящик:

– Ну где же он? Может, в какой-нибудь из коробок, которые мы отправили на прошлой неделе?

– Откуда мне знать?

Действительно, откуда? Ведь она, Кристен, преспокойно спала, пока сестра, на цыпочках передвигаясь по ее комнате, складывала вещи в коробки и надписывала их.

– Ладно. Думай скорее. Твой поезд отходит через час.

– Ну и ладно. Поеду десятичасовым.

– Нет, это получится совсем впритык. А вообще, было бы гораздо лучше, если б тебя отвезла мама. Поверить не могу, что она нас кинула.

– Энни, да забей ты. Пускай будет поезд, – говорит Кристен, плюхаясь на кровать. – Мне насрать, как я в кампус попаду. И попаду ли я туда вообще.

Энни хочется кричать. Она через такое прошла, а Кристен после этого на все насрать?!

– Да как ты можешь такое говорить? Ты же любишь университет!

– Не понимаю, на фига мне эта учеба. Может, брошу колледж и рвану в Мичиган, – хохочет Кристен, и смех ее звучит как смесь безбашенного веселья с отчаянием.

У Энни подводит живот.

– Это Уэс тебе мозги запудрил?

– Уэс меня видеть не хочет. Нужно как-то все наладить, только я никогда не могу подобрать правильные слова.