Мольба Мариам - Джин П. Сэссон Страница 33

— Слава Аллаху, Фарида не было здесь, когда все это началось, — вздохнул дядя Хаким. — Надо набраться терпения и посмотреть, что удастся сделать Фариду.

Затем дядя Хаким обнял меня за плечи и отвел в сторону:

— Мариам, я вижу, как ты раздражена и несдержанна. Твоя мать рассказала мне о твоей выходке в школе.

Я посмотрела на дядю и кивнула, понимая, что меня ждет нравоучительная лекция. Я любила своего дядю Хакима и знала, что он мудрый, добрый и смелый человек. В свое время он не побоялся противостоять даже нацистам.

— Мариам, держи свой рот на замке. Когда я жил в Германии, я заметил, что именно молодежь активно высказывалась против нацизма. А ты знаешь, что произошло с этими молодыми людьми? — Он щелкнул пальцами. — Они исчезли, Мариам. Исчезли, и больше их никто никогда не видел. Естественно, потом мы узнали, что Гитлер и его сторонники убили всех, кто осмеливался противодействовать их зверской политике.

Он склонился ко мне, и я впервые в жизни увидела страх в его глазах.

— Мариам, — прошептал он, — по степени жестокости лишь коммунисты могут сравниться с нацистами. Они без колебаний уничтожат нашу молодежь, даже столь юную девушку, как ты. Но перед тем как убить тебя, они подвергнут тебя пыткам. И это убьет твоих родителей. Так что пообещай мне молчать, Мариам.

И я пообещала. Если уж дядя Хаким был напуган, то мне явно следовало проявлять осторожность.

Однако я знала, что это обещание будет трудно сдержать.

К несчастью для нашей семьи, опасения дяди Хакима оказались пророческими. Вскоре мы потеряли двух своих самых интеллигентных родственников.

Из-за отвратительного характера Шер-хана мы всегда поддерживали более близкие отношения с семьей мамы. И все же мы знали и любили наших кузенов — доктора Сабора и его старшего брата Мухаммеда, который работал в Министерстве юстиции в Кабуле. Поскольку они были старше нас, мы называли их «дядями», что в нашей культуре является знаком уважения. Оба состояли в браке со своими двоюродными сестрами. У Сабора была полугодовалая дочь, а у Мухаммеда — четверо малышей.

Сабор был высоким мужчиной, излучавшим доброту. У него были большие выразительные глаза, и он очень походил на голливудского киноактера Кларка Гейбла. Несмотря на то что Сабор всякий раз заливался краской, когда ему отпускали комплименты в связи с его внешностью, он очень гордился своей идеально подстриженной бородой и ухоженными усами.

Сабор был одним из самых трудолюбивых врачей в Афганистане, а его забота о бедняках приводила к тому, что мы редко с ним виделись. Обычно он заскакивал раз в месяц с полными карманами свежих фруктов. Я бы, конечно, предпочла сласти и жвачку, но он всякий раз объяснял мне, что это нанесет вред моему здоровью. Сабор в своем стремлении к здоровому образу жизни намного опережал наше время.

Несмотря на отсутствие сладостей, я всегда очень радовалась приходам Сабора. Он постоянно интересовался самыми мелкими подробностями моей жизни. А сам развлекал нас рассказами о забавных мелочах больничной жизни и наиболее интересных случаях.

Старший брат Сабора Мухаммед также был высокого роста и являлся обладателем точеного носа и полных губ. Он был беззаботным и веселым человеком, любившим подшутить над младшей ребятней. Он подсмеивался над строгими принципами своего брата и тайком подсовывал нам шоколад и другие запрещенные сладости. Мы были с ним так близки, что, когда папы не было, он выполнял часть его обязанностей: забирал нас из школы, угощал мороженым и гулял в парке. Каждый четверг Мухаммед приглашал всю нашу семью на обед в один из лучших кабульских ресторанов, который располагался в бывшем дворце, а затем вел в кино.

Мы и не догадывались, сколь недолгим будет наше общение с этими милыми людьми. Вскоре после коммунистического переворота появились сообщения об аресте молодых людей из состоятельных семей, которые осуществлялись без объяснений и видимых причин. По слухам, было арестовано несколько тысяч человек, и больше их никто никогда не видел. И хотя мы радовались тому, что Фарид находится в безопасности за пределами Афганистана, нас волновала судьба остальных кузенов в возрасте от четырнадцати до сорока лет. При новом репрессивном режиме с ними могло произойти все что угодно.

А затем мы получили страшное известие о том, что тайная полиция провела рейд в больнице Сабора и забрала его без объяснений. В тот же день чиновники КАД неофициально явились в кабинет Мухаммеда. Его также арестовали.

Все, знавшие этих милых людей, не могли поверить в то, что они способны совершить что-то дурное. И теперь мы представляли себе страшные картины пыток в тюрьме Пули-Чархи.

В Афганистане, как и во многих европейских странах, важно не то, кем ты являешься, а то, с кем ты знаком. Поэтому все мужчины нашей семьи принялись связываться со своими знакомыми, работавшими в правительстве, чтобы выяснить, почему арестовали этих людей. Однако советский стиль общения существенно отличался от нашего. Никто ничего не мог сказать. С каждым днем наши опасения все больше возрастали.

С исчезновением моих любимых двоюродных братьев, вулкан в моей душе начал вновь закипать. Я испытывала к коммунистам такую ненависть, что с трудом общалась с нашими русскими соседями, хотя они были милыми людьми и не имели никакого отношения к нашим бедам.

У нас было еще два кузена, которые занимали высокие военные посты. К счастью, новый режим обошел их своим вниманием, и они смогли оказывать мелкие услуги нашей семье. У одного кузена были голубые глаза, а у другого — зеленые, поэтому дети в семье шутливо называли их «голубой дядя» и «зеленый дядя».

Через несколько дней после исчезновения Сабора и Мухаммеда у нас дома зазвонил телефон, а когда я сняла трубку, в ней раздался голос: «Говорит командующий армией, — в трубке помолчали, а затем добавили: — Это я, твой дядя».

— Голубой или зеленый? — игриво осведомилась я.

— Голубой, — рассмеялся он и уже серьезно добавил: — Передай отцу, чтобы он был вечером дома — мне надо с ним повидаться. Я приеду к девяти.

Как только папа вернулся, я тут же бросилась сообщать ему новости, и, судя по всему, они его обрадовали.

Ровно в девять в нашу дверь позвонили. Я бросилась открывать, полагая, что увижу своего «голубого» дядю, но на пороге стоял незнакомец в военной форме. За его спиной виднелись два автоматчика. Еще один офицер стоял с краю. Лица у всех были мрачными и сосредоточенными.

— Что вам угодно? — осведомилась я. Только тут я поняла, что по телефону со мной разговаривал не дядя. Меня провели.

— Нам надо увидеться с твоим отцом.

Услышав незнакомые голоса, папа вышел из гостиной.

— Товарищ, вы должны пойти с нами, — распорядился офицер.

— Почему вы забираете моего отца?! — закричала я.

Но на меня никто не обратил внимания.

На папином лице появилось недоуменное выражение. С тех пор как у него был диагностирован рак, он не имел никакого отношения к военному ведомству. Он не входил в правительство и был уже далеко не молодым человеком.