Возвращение из Индии - Авраам Бен Иегошуа Страница 35

Но, несмотря на всю свою усталость, мне не удалось по-настоящему уснуть. Я смог только задремать, потому что люди, спавшие на ступенях, пробуждаясь, все время шумели, в то время как жильцы дома гнали их прочь, а эскалатор, освобождаясь от непредвиденной ночной ноши, начал ерзать туда и сюда. Две маленькие девочки доктора добавляли шума, попеременно открывая и закрывая дверь — и делали это до тех пор, пока я не пригласил их войти в комнату. Какое-то время они колебались, но в конце концов застенчиво зашли, одетые в школьную униформу, состоявшую из тонкого розового сари, с голубыми бантами в волосах и ранцами за плечами. Я попытался разговорить их, а когда это не удалось, попробовал рассмешить, делая потешные рожки, но они даже не улыбнулись; похоже, они решили, что подобные гримасы естественны для европейца. В конце концов явилась их мать и отправила девочек в школу. Но она явно не могла решить, можно ли оставить меня в квартире, и я спросил:

— Как вы полагаете, может, есть смысл мне выбраться на воздух и немного пройтись по городу? Есть ли здесь какая-нибудь река?

И, конечно, здесь была река, называвшаяся Хугли-ривер с многочисленными причалами, а кроме того имелся собственный форт, носивший гордое имя Форт-Вильям. «Было бы крайне жаль не увидеть все эти красоты», — подумал я, и распрощался с гостеприимными хозяевами. Спускаясь, я сосчитал количество ступеней, с тем чтобы на обратном пути легче было найти нужный дом.

Оказавшись снаружи, я наметил ориентиры, которые помогут мне найти нужный подъезд, для чего несколько раз сходил туда-сюда для начальной практики. Но когда, обретя некоторую уверенность, я добрался до главной улицы, то в ту же секунду был окружен несущейся куда-то толпой и понял, что являюсь среди них единственным иностранцем. Внезапно я почувствовал слабость и вспомнил свой сон. Мне следовало быть настороже, не забираясь чересчур далеко, поскольку мне предстояло еще вернуться; жена Лазара, кажется, уверовала в меня, ведь я не был туристом, оставаясь все это время лечащим врачом, а потому обязан был вернуться к моему пациенту, чье нежное, желтоватое от болезни лицо время от времени всплывало в моем сознании, сопровождаемое бессмысленной улыбкой, отражавшейся отблеском в глазах ее матери. Я решил отказаться от прогулки к реке и причалу, равно как и от посещения красивейшей площади Калькутты, и ограничиться безопасным променадом по узкому кругу, не выходя на улицы за его пределы. Приблизительно каждые полчаса я возвращался и стоял перед фасадом «моего» дома, время от времени поднимаясь по лестнице к двери докторской квартиры и, постучав, тревожно ожидал результата лабораторных исследований.

На одной из прилетающих улиц мое внимание привлекла огромная толпа, теснившаяся возле какого-то здания. Сначала я подумал, что это остатки какой-то крепости, но подойдя поближе, понял, что это большой и древний кинотеатр, обклеенный красочными афишами. На тротуаре лежала старая женщина, мне показалось, что она была мертва. Несколько прокаженных сидели рядом, горящими глазами глядя на проходящих внутрь кинозала. «Может быть, я лучше узнаю Индию, познакомившись с ее кино», — подумал я и, купив билет, оказался в необъятном темном помещении, все в деревянных колоннах, с которых осыпалась резьба. Я увидел бесчисленные ряды голов, на некоторых были тюрбаны, но большинство составляли кудрявые, стриженные и бритые.

С того момента как я вошел, все взоры были обращены на меня, как если бы люди, заполнившие кинотеатр, узрели вдруг нечто никогда не виданное, ни на что не похожее, пахнущее странно и передвигающееся неведомым образом. Я выбрал кресло в одном из средних рядов, и зрители с готовностью поднялись, чтобы дать мне пройти; улыбались они при этом вполне дружелюбно и ободряюще. Но не успел я усесться, как явился контролер со значком, прикрепленным к груди большой булавкой, и настойчиво начал уговаривать меня пересесть на другое место, более, как я подозреваю, в его представлении почетное. Поначалу я пробовал отказываться, и тогда, обращаясь к десяткам лиц, вовлеченных в эту пантомиму, он ткнул пальцем в их сторону и громко заявил: «Это плохие парни. Очень плохие», — после чего плохие парни дружно закивали и залились смехом. Уже из последних сил я попробовал еще раз отказаться, но он был настойчив; пройдя через весь ряд, он с силой схватил меня за руку и вновь воззвал к зрителям, не перестававшим расплываться в улыбке. Кончилось тем, что он подвел меня к креслу, обтянутому красным бархатом, которое с годами стало потерто-розовым, подобно шкуре запаршивевшего старого животного. И на месте, знавшем гостей, несомненно, более благородных, чем я, я сидел в ожидании киноленты, лишенной субтитров, в котором тоненькая и юная индийская кинозвезда страдала не от угрызений совести, а от неразделенной любви.

* * *

Когда к полудню я вернулся в уже знакомый дом, то нашел не только двух маленьких девочек и их мать, но также самого доктора и его брата с результатами лабораторных тестов в руках. В своих подозрениях я оказался прав — печень больной девушки была серьезно повреждена, пострадала система коагуляции, билирубин был очень высок — около тридцати. АЛТ выросла в четыре раза, а АСТ была также выше нормы.

Гипогликемия угрожала жизни. Больная нуждалась в немедленной инъекции глюкозы, способной восстановить утраченную свертываемость крови, чего можно было добиться ее переливанием. Они также познакомили меня с результатами проведенных тестов, о которых я их даже не просил. Никакого сомнения не было — они все это время трудились в поте лица, переходя из одной лаборатории в другую и собирая из образцов максимум возможной информации. Теперь мне необходимо было с максимальной быстротой вернуться к моей пациентке — я не мог себе позволить потерять ни минуты. Я достал свой бумажник и вручил им сто долларов — сумму весьма значительную не только для них, но и для меня. Однако я оговорил одно условие: они не бросят меня одного, пока не посадят на поезд, идущий до Гаи, если случится так, что билетов на самолет не будет. Они были удивлены (и восхищены) подобной оценкой их услуг и обещали часть этих денег пожертвовать на благотворительные цели, заверив, что посадят меня на самые лучшие места в поезде, идущем в Гаю, но прежде всего они хотели бы знать, успел ли я увидеть хоть что-нибудь в Калькутте. «Совсем чуть-чуть, — ответил я, — здесь, похоже, все не просто. Но, конечно, это не ад». Они расхохотались от души, но тем не менее заметили, что некоторые городские районы вполне могли бы сойти за преисподнюю, если принять во внимание, что именно сходство с адом более всего привлекает внимание туристов.

По дороге на станцию они показали мне места, которые попросту привели меня в ужас, и тем не менее я вынужден был именно там принять приглашение братьев на прощальный ужин. Я не был голоден, к тому же внутри меня продолжала нарастать тревога за мою пациентку, но я не нашел в себе сил противостоять льстивым уговорам моих обаятельнейших хозяев, и мгновение спустя появилось немыслимое количество всевозможной еды в неповторимом сочетании форм, запаха и цвета. Доктор и его брат сели рядом со мной, держа на коленях обеих девчушек, и все принялись за еду, уделяя основное внимание тому, не попробовал ли я уклониться от дегустации хотя бы одного из предложенных блюд. Спустя короткое время я уже наелся до отказа; чуть позже я оказался на грани, за которой меня бы просто вырвало. Поднявшись, я сказал, что результаты тестирования не выходят у меня из головы.