Печенье на солоде марки «Туччи» делает мир гораздо лучше - Лаура Санди Страница 35

Нравилось жутко. И когда удавалось увидеть этот череп, пусть даже в сотый раз, впечатление он оставлял огромное: оно оказывалось сильнее нас. Какая-то мрачная сила завладевала нами и заставляла метаться в состоянии транса, подобно ведьмам на шабаше, и кричать: «Я увидела его! Я увидела его! Я увидела его!»

Я разгадала, как рассмотреть второе изображение, поэтому всегда побеждала. Достаточно пристально вглядываться не во всю картинку, а только в маленькую белую дверцу, пока глаза не начнут слезиться.

Если удавалось сделать так, чтобы она исчезала из поля зрения, всё получалось. В ту же секунду дверца превращалась в проваленный нос черепа и — хлоп! — всё прочее оставалось лишь фоном.

К сожалению, эта моя способность срабатывала только с картинками. Иначе я сразу догадалась бы, что меня ждёт, как только переступлю порог дома.

Целых две недели Мария только и делала, что засахаривала, глазировала, посыпала сахаром, заливала сиропом всё, что оказывалось хоть мало-мальски съедобным. Всё, что до сих пор мне отмерялось с занудной скупостью, теперь вдруг предлагалось с необыкновенной щедростью.

Как в самом прекрасном из моих повторяющихся снов, я целые дни ела, жевала, сосала что-нибудь необыкновенно вкусное, пока не уставал язык и я не валилась в постель, утомившись от сладостей.

Мария улыбалась. Я не отошла бы от неё даже под пытками.

Я поняла, что именно поэтому она продолжала изготовлять свои красочные лакомства, и это весьма льстило мне. Она позволила мне нарушить железные правила питания, которые сама же и установила, лишь бы я оставалась рядом. Должно быть, она и в самом деле очень соскучилась по мне за время каникул.

Вернувшись, я сразу же в первый вечер смогла принять ванну. Долго полоскалась в ней при запертой двери, и мама не возражала, ни разу даже не постучала.

Ну а уж в ванне, хоть и не в той, что принадлежала когда-то Грейс и Стенли, я устроила настоящее цунами.

И в следующие дни мне тоже ничто не мешало повторять это.

Работала система защиты от затопления. И это для меня в моём возрасте — во власти полнейшего эгоцентризма — означало, что всё в порядке.

Не было повода волноваться, кто идёт. Я могла наслаждаться попустительством Марии совершенно спокойно, ни о чём не беспокоясь.

Даже отдалённо не могла я догадаться, почему Мария удерживает меня на кухне: чтобы я не заметила, что мама всё время проводит в Розовом Домике. Иначе, клянусь, я никогда не сказала бы Марии, что всё равно подметила это, удовлетворив таким образом одновременно и любопытство, и желание полакомиться. Говоря словами Марии, сумела достичь невозможного.

— Мария… — начала было я, отдирая от зубов розовый желатин.

— Ну…

— А что мама целыми днями делает в Розовом Домике?

Пачка сахарной пудры, которую Мария, привстав на цыпочки, хотела положить на последнюю полку шкафа, камнем полетела вниз и, взорвавшись на полу, подняла огромное белое облако. На несколько секунд мы с Марией исчезли в нём. А когда появились вновь, то оказались совершенно белыми и походили на трубочистов, только наоборот.

— А ты что об этом знаешь? — недовольно спросила она.

Судя по её тону, лучше бы я не спешила доедать свою сладость.

— Я видела её, — ответила я, раз уж она подумала, будто я побывала там.

Мария задышала, раздувая ноздри. Она очень рассердилась. Схватила швабру и принялась мести пудру в мою сторону, поднимая тучу пыли.

— Как ты могла видеть её, если всё время торчишь тут! — сердито упрекнула она меня.

Похоже, она разозлилась не столько из-за того, что я видела то, что ей не хотелось, чтобы я видела, сколько из-за того, что напрасно позволила мне съесть так много сладостей.

Она с такой силой орудовала метлой, что походила на синьора Паоло, когда тот косит траву. Не похоже, будто она и в самом деле хочет знать, как мне удалось увидеть маму.

Мария не подметала сахарную пудру, а энергично развеивала её. Облако, которое она подняла, оказалось больше того, что образовалось после падения пакета. Мне казалось, будто меня заключили в огромный ватный шар.

Вскоре метла Марии оказалась возле моих босых ног.

— Ну, ты ещё здесь? Можно узнать, что тебе нужно? — сердито спросила она, глядя мне прямо в лицо.

— Я хочу знать, что там, в Розовом Домике, — сказала я, выдерживая её взгляд, отчего он стал ещё строже.

Офицер эскадры Северо-Американских Соединённых Штатов Ф. Б. Пинкертон находил, что у меня удивительные глаза. Чёрные зрачки казались на моём лице двумя огромными дьявольскими кругами. По его мнению, те, кто попадёт в них, сделают всё, что я только пожелаю.

Все, кроме Марии.

— Трава желания не растёт даже в саду короля! — вот всё, что я услышала от неё, прежде чем она вымела меня из кухни.

— Кто служит подлецу, тот бьёт себя по лицу! — заключила она в завершение разговора и хлопнула дверью прямо перед моим носом.

Даже отдалённо не могла я представить себе, будто в Розовом Домике что-то может быть. Иначе я давно спросила бы, а что же там.

Просто я думала, что Розовый Домик — это Розовый Домик.

Точно так же, как Плохой Момент, который пережила в прошлом мама, — это Плохой Момент.

Оба определения я находила вполне исчерпывающими.

А что мама то и дело становилась какой-то ненормальной, не казалось мне особенно странным. Честно говоря, куда больше удивляло, что Джек превратился в рыбу.

С тех пор как придумала себе аллергию на сложные углеводы, я стала интересоваться аллергиями. Поначалу как бы между прочим, что вполне естественно для моих шести лет, а потом, подрастая, всё серьёзнее. Когда у меня хватило сил достать с пятой полки нашего книжного шкафа том Энциклопедии невероятных фактов, в статье «Аллергии» я нашла действительно потрясающие вещи.

Больше всего меня поразила история человека, сфотографированного в трусах, во весь рост, в фас и со спины. Он полностью, с ног до головы, был покрыт рыбьей чешуёй. Его звали Джек Нильсен, а во всём мире он был известен как «Человек-рыба».

И в самом деле, тут была своя логика. Он походил на огромного речного карпа в плавках. Он страдал от мучительной аллергии на перфтороктаноновую кислоту, известную также как С8.

Группа учёных тридцать пять лет изучала его случай, прежде чем обнаружила, что С8 имеется в тысяче самых разных вещей, с которыми Джек, как и любой человек, мог находиться в контакте: в сковородках с антипригарным покрытием, различных тканях, из которых шьют одежду, в медицинских препаратах, смазочных маслах, клеях, инсектицидах, отделочных материалах для ковров и мебели, косметике, противопожарной пене. А если учесть, что по профессии Джек — пожарный, то вся его жизнь, по сути, была самым настоящим минным полем. Странно, что его назвали «Человек-Рыба», а не «Рыба-Человек».