Почтенные леди, или К черту условности! - Ингрид Нолль Страница 36

— Нудистский пляж, — испуганно читает Аннелиза по буквам и смотрит на меня. — Ну, и куда же все они попрятались?

Большинство женщин со стройной фигурой, как мы установили путем наблюдения, одеты в цельные купальники, их спутники в бермудах.

— Пожалуй, для них слишком холодно, — предполагаю я, потому что мне самой зябко даже в длинных брюках и красной шерстяной кофте. Такого штормового ветра я еще не помню.

Неожиданно Аннелиза толкает меня в бок и шепчет:

— Это неслыханно!

Теперь и я замечаю, что ее так ошеломило, и не могу оторвать глаз.

Навстречу шествовала пара нашего возраста. Мужчина в белых брюках и голубом кашемировом свитере, ботинки в одной руке, другой обнимает партнершу. Его женщина в чем мать родила. Они держались совершенно естественно, медленно прогуливаясь по пляжу и о чем-то тихо беседуя. Аннелиза от волнения сильно раскраснелась, застыла и глядела вслед, разинув рот, словно деревенская простушка.

— Как тебе это нравится? — спрашивает она, задыхаясь от волнения, после того как парочка исчезла из виду. — Бесстыдство или что-то, чего я не понимаю?

— Весьма смело, — усмехаюсь я, а сама размышляю о своем.

Надо побыстрее выбросить из головы образ этого холеного загорелого мужчины. Мужиков того же сорта, как Эвальд, тут полным-полно. Больше всего меня удивило в нем то, что он, несомненно, проводит отпуск со своей женой. При всем том эта женщина с вялыми грудями, со слегка обозначившимся животом и глубокими складками под ним, со скудной растительностью на срамном месте и четко обозначенными чертами лица задала мне загадку. Если не заниматься фитнесом, то все люди в возрасте за семьдесят — и мы в том числе — без одежды будут выглядеть более-менее одинаково.

— Я нахожу такое объяснение, — заявляет Аннелиза. — Ему холодно так же, как мне, а она закаленная. А ты бы не хотела…

— Никогда! — восклицаю я, вспоминая, как в 1960 году, когда была молода, а тело упруго, мне с большим трудом далось пойти с Удо вдвоем на дикие дюны и загорать нагишом.

— Что будем делать, если Эвальд захочет с нами искупаться в костюме Адама? — спрашивает Аннелиза.

Я тихо засмеялась.

— При таком холодном ветре этого можно не бояться. По мне, так ради бога, пусть погибает, но это не значит, что нам нужно следовать его нелепому поведению!

Затем мы разделились. Аннелиза пошла в свой номер. Она хотела немного отдохнуть перед ужином. А я нашла укромное местечко, где меня не продует, в плетеном кресле с тентом, откуда можно созерцать волнующееся море; высокие волны всегда казались мне немного одиозными. Неподалеку расположились двое молодых мужчин, одетых изысканно, но непринужденно, как и полагается праздно проводящим время людям. Они не обращали на меня никакого внимания. Один плаксивым тоном говорил другому:

— Фактор блаженства здесь ощущается как нигде больше.

А второй как бы нехотя со скукой отвечал:

— Действительно, ничто не сравнится с комфортом на Зюльте.

Вскоре они меня достали своей болтовней, я от них ушла и наткнулась недалеко от отеля на промоину. Вокруг на полупесчаной пустоши росли кусты, и я потрогала несколько бутонов шиповника, насколько они успели созреть. Аннелиза, наверное, не стала бы дольше ждать, и начала варить из них мармелад. Но тут я услышала голоса, показавшиеся мне знакомыми.

— Разве тут не здорово? — говорил Моритц. — Такая работенка выпадает раз в жизни! Зюльт самый крупный немецкий остров и самый дорогой. У нашей доброй Лоры, похоже, водятся денежки!

— Неудивительно, если тебе принадлежит магазин с названием «Золотое дно», — ответила Рикарда. — Но она клевая, мне она больше нравится, чем толстушка, которая к тебе все время прилаживается.

— Не будь у меня особого шарма, они бы нас не наняли.

Рикарда смеется:

— Не много ли ты о себе возомнил? Ах, я уже предвкушаю ужин, наверное, за эти дни я поправилась килограммов на пять!

— А я предвкушаю кое-чего послаще, — усмехается Моритц.

Местная кухня нас не разочаровала: только что выловленная в Северном море камбала, политая желтым пикантным эстрагоновым соусом, и зеленая спаржа. На десерт кремовый пудинг «Амаретто» с плодово-ягодным желе из пассифлоры. Прибавьте к этому две бутылки рислинга. Раз уж наши молодые гости считают меня богатой и щедрой, то не стану их разочаровывать. Перелет в Португалию, включая трехнедельный полный пансион, обошелся бы существенно дешевле.

— Так когда появится Эвальд? — задаю вопрос Аннелизе, что вызывает дружный смех у студентов. Они думают, что я о собаке Руди.

— Мы должны забрать его завтра в 15.20 с аэродрома Вестерланд, — отвечает она. — Это недалеко от Кампена. Сначала он летит в Гамбург, а затем сюда на самолете «Зюльт Эйр». Кажется, он произнес слово «Сессна». Это не опасно?

Мы втроем торопимся убедить Аннелизу в безобидности самолета, несмотря даже на сомнительную реплику Рикарды о том, что при таком ветре маленький шаткий самолет вообще не сможет взлететь. Откупорили третью бутылку, и Аннелиза неожиданно предлагает студентам перейти на «ты». У меня тоже было хорошее настроение, и я освободила молодых на весь следующий день. До аэропорта сама поведу машину.

Наконец-то мы с Аннелизой лежали порознь, каждая в своем номере. С моей кровати можно было наблюдать вересковую пустошь и маяк.

Мы с моим бывшим мужем в пору молодости не могли похвастаться такой же самоуверенностью, веселостью и естественностью, как у Моритца с Рикардой. Постоянно следили за собой, стараясь вести себя подобающе и ни в коем случае не выделяться чем-либо таким, что могло бы вызвать неприятные эмоции окружающих. Невозможно было и помыслить, чтобы даже в момент сильного гнева у такой благовоспитанной дочери, какой была я, из уст вырвались «грязные» ругательства. «Ladylike» [1]— вот наш девиз. Когда Удо со своими подвыпившими друзьями остроумничали по поводу книги о сексуальном поведении «Отчеты Кинси» или секс-шопов Беате Узе, то при моем появлении в комнате все замолкали.

С нашей первой поездки на Зюльт миновало сорок пять лет. Тогда мы решили доказать самим себе, что способны быть такими же раскованными и современными, как поборники нудизма; по существу же мы оставались жеманными, как наши родители, и стыдились своей наготы.

Приходится, к сожалению, признать, что я и сегодня не решилась бы оголиться, правда, уже по другим причинам. Если вернуть молодость и красоту, я с величайшей радостью подставлю оголенное тело солнцу, ветру и соленой воде, но вчерашнее зрелище потерявшей стыд старухи все еще стоит у меня перед глазами.

Лора, ты была и останешься мещанкой! — ругаюсь на саму себя. Общество должно признать, что между молодым и старым телом существует разница. В конце концов, пусть тот, кто смотрит, сам себе устанавливает эстетические критерии. И молодые, и старые становятся жертвами навязываемого им через СМИ одностороннего идеала красоты, и ни у кого не хватает смелости восстать против подобной дискриминации. Вчерашняя голая на пляже — вольнодумица, и нам остается лишь восхищаться ее независимостью.