Почтенные леди, или К черту условности! - Ингрид Нолль Страница 37

Сегодня я задержалась в постели. На часах уже десять, все позавтракали, за столом ни Аннелизы, ни молодых. Сходила за газетой, сижу, пью кофе и механически просматриваю страницы — на самом деле меня занимают совсем иные проблемы, нежели политика и экономика. Зачем Эвальд торопится сюда, когда только похоронил жену? Что за причина заставила его мчаться на Зюльт после того, как он несколько недель даже не звонил нам? Неужели все дело в коробочках?

Аннелиза устроилась загорать в шезлонге. Оттого что она практически все лето работает в саду, у нее и без того здоровый цвет лица, но подруга, наверное, хочет покраснеть до такой степени, чтобы походить на омара. Я желаю ей доброго утра и пускаюсь в короткую прогулку по окрестностям. С изумлением рассматриваю всякую всячину в витринах магазинчиков, настолько ярких, что они не затерялись бы даже в снобистском Висбадене. Свитеры и сумки, за которые просят столько, сколько за полгода зарабатывает наша уборщица. Очень дорогие украшения и наручные часы, предназначенные либо для отринутых супружниц в качестве отступных, либо для новых подружек в качестве утреннего дара. Было бы интересно пересечься здесь с кем-нибудь из мифических ВИП-персон, кто все это покупает. Однако значительная часть здешней публики такие же туристы, как и я, они бесцельно шатаются и глазеют, разинув рот.

Настало время ехать за Эвальдом. Мы с Аннелизой из крошечного терминала взволнованно наблюдаем за посадкой совсем маленького самолетика. Первым выходит Эвальд. Однако он не смотрит в нашу сторону, а помогает пилоту выгрузить из самолета бесформенный тюк багажа.

— Типичный гольфист, — замечает стоящий рядом молодой человек.

Когда же из машины вылезает владелица этого спортивного багажа, бледная как мел Аннелиза поворачивается ко мне и шепчет:

— Не может быть! Он что, обнаглел до такой степени, что притащил с собой эту Йолу?!

— Ерунда, — успокаиваю подругу, — Эвальд ведь забронировал номер на одного.

Третьим и последним пассажиром, кое-как вывинтившимся из кабины, к нашему удивлению, был не кто иной, как долговязый и мертвенно-бледный Руди. Стоявший рядом молодой человек бросился к нему с распростертыми объятьями.

Сохраняя присутствие духа, Аннелиза молниеносно снимает краденые серьги.

Что до Эвальда, то он не торопится. На какое-то время его внимание привлек стоявший на зеленом лугу планер. До нас отчетливо доносится его голос:

— На таком же D-5701 много лет назад я учился летать! Эх, да что там, рано или поздно становишься стар для всех занятий. Желаю вам хорошо отдохнуть и удачи на турнире!

Когда Эвальд наконец-то двинулся к терминалу, Руди с товарищем поравнялись с нами. Собаку он, видимо, оставил дома.

— А все-таки хорошо снова встать обеими ногами на твердую почву, — говорит Руди с облегчением. — Я готов целовать землю! Думал ошарашить своим внезапным появлением моих любезных тетушек, а они, оказывается, благодаря сверхъестественным способностям уже выяснили, что я на подлете! А как вы узнали?

Подошел сильно загоревший Эвальд; он еще издали подавал знаки своей кепкой принца Германа. Увидев, что мы беседуем с двумя молодыми людьми, он растянул губы в своей неподражаемой улыбке и заметил:

— Уже успели завязать знакомство?

Аннелиза обрадовалась, что гольфистка оказалась не Йолой, и бросилась Эвальду на шею. Я молча стояла рядом. Руди познакомил меня со своим приятелем.

— Лора, ты ничего не знаешь про Лукаса. У его родителей на Зюльте небольшой домик с традиционной камышовой крышей, и я подумал, что мы могли бы при случае нанести им визит и остаться переночевать.

Все это прекрасно, но Руди вклинивался в наши планы. Вместо того чтобы приняться за попавшего к нам в руки Эвальда, мы браво колесим следом за арендованным «Порше» приятеля Руди. Лукас пригласил нас на кофе.

Долго ехать не пришлось, и вот мы уже сидим в саду «Медного чайника» и едим пирожные из голубики. При виде горбатых сосен, коричневых вересковых пустошей и серо-голубого мелководного моря при ярком свете северного солнца начинаешь понимать, чем притягивало это место многих художников.

— А как ты собирался нас найти? Ты ведь не мог знать, где мы устроились? — обращаюсь я к Руди.

— В некотором смысле вас выследили, — объясняет он и добавляет, что хотя не обладает даром ясновидения, как мы, но все же он смышленый парень. Его любезный товарищ смотрит на него с обожанием и лучится от счастья и восхищения.

— Точно, full of pepper and energy! [2]

Не прошло и часа, как они нас оставили, чтобы пропустить по рюмочке «Просекко» в ресторане «Гогэртхен». Мы трое — Аннелиза, я и Эвальд едем в отель, чтобы он смог наконец распаковать свой чемодан.

— Ах, девочки, как же здесь хорошо! — восклицает Эвальд.

До сих пор он нам не раскрыл тайну — как долго хочет или может пробыть на острове. Нам троим было непросто начать разговор, в котором бы прояснилось многое. Эвальд описал свой воздушный перелет на крошечной «Сессне», но ни о скорбящей семье, ни тем более о своем таинственном путешествии в Италию не проронил ни слова. Аннелиза от негодования не выдержала:

— Ты лучше ответь, почему неделями не включал свой мобильный?

Он не специально отключал, последовал ответ, телефон у него к, сожалению, украли. Разве мы не получили почтовую открытку?

— Эвальд, от чего умерла твоя жена? — поинтересовалась я.

Мой вопрос насторожил его. Он бросает взгляд на Аннелизу, как бы прося помощи, и подозрительно оглядывается по сторонам, потому что мы сидим в саду отеля не одни.

— Естественно, Лора обо всем знает, — поясняет Аннелиза, — однако нам лучше отойти в дюны.

Мы нашли солнечную скамейку, мимо которой лишь изредка проходили отдыхающие.

— Я не был на острове с 1965 года, — начал свою историю Эвальд, — мои приятные воспоминания связаны с бистро «Буне-16». Что тогда здесь творилось!

Однако пришло время говорить напрямую.

— Что показало вскрытие? — спрашиваю я и слышу, что данные осмотра ожидаются на следующей неделе. В полиции придерживаются версии, что вины другого лица в ее смерти нет, поэтому они не спешат и занимаются самыми важными своими делами.

— А как прошел медовый месяц в Италии? — продолжаю я инквизиторский допрос.

— Откуда тебе известно? — смущенно произносит Эвальд.

— Мы знаем о Йоле, — подливает масла в огонь Аннелиза.

Наступила полная тишина, если не считать далеких криков чаек и шума ветра.

— Вам хочется на нее взглянуть? — наконец говорит Эвальд, но мы обе возмущенно качаем головой.

Но его этим так просто не собьешь. Он вытаскивает бумажник и извлекает фотографию, а я надеваю очки. Мы с любопытством рассматриваем главного врача гейдельбергской клиники. В снятом ракурсе она не похожа на молоденькую девушку. Изящная женщина сорока лет с темным цветом лица, с яркими светлыми глазами; на ней красное декольтированное платье с игривыми оборками. По диагонали на все фото серебряным карандашом написано: «Моему любимому Sugar-Daddy». [3]