Время прощать - Миа Марч Страница 37

Она слезла с велосипеда, прислонила его к уличному фонарю и вгляделась в пустой магазин. Он был маленьким, только-только хватит места для прилавка и витрины, но заднее помещение, различимое за эффектным, из голого кирпича арочным проемом, достаточно большое для удобной рабочей кухни. Ей понравилось, что длинная стена магазина была кирпичной, а другие выкрашены в бледно-абрикосовый цвет, плитка на полу – теплого оттенка. Кэт представила название своей пекарни, написанное на огромном окне.

Оливер упоминал об этом пустом магазине несколько месяцев назад. Едва они начали встречаться, как он стал поощрять ее стремление открыть пекарню, заверяя, что одолжит необходимый начальный капитал, что не сомневается в ее успехе. Но не начальный капитал сдерживал Кэт, у нее почти набралась идеальная сумма, она рассчитала ее на семинаре «Начни свой местный бизнес», который посещала прошлым летом. Она медлила, не зная почему. Может, потому что открытие пекарни уведет ее из гостиницы – особенно теперь, когда мать действительно в ней нуждается. Кэт не цеплялась за эту причину, чтобы остаться, теперь она не смогла бы покинуть Лолли, даже если бы и захотела.

«Может, когда-нибудь, – подумала она, бросая последний взгляд на магазин. – Но не теперь».

Она села на велосипед и покатила в продуктовый магазин. На обратном пути, с мукой и шоколадной крошкой в корзине велосипеда, Кэт увидела доктора Виолу, онколога-ординатора своей матери. Он лежал на причале рядом со старой лодкой для ловли омаров.

Маттео Виола. Красивое имя. Несмотря на солнцезащитные очки, Кэт не сомневалась, что это он: его волосы, темные, вьющиеся и немного длинноватые, особенно для врача, ни с чем не спутаешь. Как и зеленые брюки, закатанные до колен, оливковую кожу и четкие линии длинного тела. А вот его голый торс стал откровением. Кэт не могла отвести от врача глаз. Он лежал в конце причала, подложив под голову рюкзак и согнув одну ногу в колене. И читал.

Она подошла к нему, прочла название. «Руководство по радиационной онкологии».

– Легкое пляжное чтиво? – спросила она с улыбкой.

Он сел и повернулся, сдвинув очки на макушку.

– О, привет. Кэт Уэллер, правильно?

Ей стало очень приятно, что он помнит ее имя.

Виола посмотрел на огромный пакет муки в корзинке.

– Как много муки.

– Вся вышла. Ошибка пекаря. Я много пеку сверх необходимого, просто потому, что меня это успокаивает. Моя семья от этих сеансов трудотерапии только выигрывает. Вчера я испекла четыре пирога. Улыбнулась даже угрюмая девочка-подросток, которая живет в маминой гостинице.

Улыбнулся и он.

– Мне всю жизнь перепадали такие вот пироги и торты. У моих родителей пекарня в городе, вы знали? Итальянская пекарня на Таунсенде, рядом с цветочным магазином.

Кэт ахнула. Алонцо и Франческа, конечно же! Она поняла, что никогда не знала их фамилию, потому что они со всеми общались по именам. Сердечные и дружелюбные и всегда раздающие детям печенье. Иногда вы открывали коробку печенья из Итальянской пекарни и обнаруживали там умопомрачительный канноли. Специализировались они на хлебе и итальянских пирожных. Хлеб все покупали только у них. Даже ее племянник Чарли глотал слюнки, глядя на выставленные в витрине канноли.

– Я и понятия не имела, что Алонцо и Франческа ваши родители. Обожаю их заведение. Иногда покупаю у них что-нибудь, чтобы принести эти невероятные пирожные домой и воссоздать волшебство. Нигде не пробовала таких эклеров, как в Итальянской пекарне.

– Значит, вы тоже пекарь? На чем специализируетесь?

– Я начала свое дело в гостинице «Три капитана», где и живу. Я называю его «Торты и сладости от Кэт». Пеку для гостиницы, но специализируюсь на свадебных тортах и выпекаю всевозможные пироги и кексы. Приобретаю определенную известность еще и маффинами.

Повернувшись, они увидели выпрыгнувшего из воды кита. Люди на палубе круизного судна с радостными криками зааплодировали.

– С удовольствием как-нибудь попробовал бы, – сказал Маттео. – Скажите, как чувствует себя ваша мама?

– Говорит, что нормально, но я вижу, она сильно сдала. Очень крепко держится за перила, когда спускается по лестнице. Раньше такого не было. И я нахожу волосы на ее подушке и в душе.

Он кивнул сочувственно.

– Это все из-за химии. Как у нее настроение?

– На самом деле бодрое. Мне кажется, ей нравится, что племянницы и внучатый племянник снова в гостинице. Ее семья – то, что от нее осталось, – снова вместе. Думаю, мы даже и не представляем, что это для нее значит.

– Семья обладает тонизирующим действием. А как вы, Кэт? Как себя чувствуете?

– Мне лучше. Держусь. Волнуюсь.

Кэт пожала плечами. Она знала, что доктор мог найти слова утешения. Вспомнила, как Маттео взял ее за руку, когда она начала плакать в тот первый раз в больнице рядом с палатой, где принимала химиотерапию ее мать, и спросила, как себя вести.

– Ни вы, ни кто другой не может правильно реагировать, – сказал он тогда, внимательно глядя на Кэт. – Вы можете плакать, сердиться, сдерживать страх, делать все, что вам нужно.

В тот момент она почувствовала себя такой свободной, что разрыдалась. Он сжимал ее руку, пока она не перестала плакать. С тех пор Кэт часто ловила себя на мысли о нем.

– Могу я задать вам несколько вопросов, доктор Виола? Настоящих вопросов. Например, о том, сколько осталось моей матери? Так трудно получить прямой ответ.

Он сел и похлопал по рассохшимся доскам причала рядом с собой.

– Зовите меня Маттео. И пожалуйста, садитесь.

Она сбросила сандалии и села, подтянув колени к груди и обхватив их руками.

«Маттео…»

– Доктор Сэмюэлс сказал, она может прожить недели, месяцы, даже год. Точно сказать невозможно. Химия может продлить ей жизнь. Но вместе с тем она ее ослабляет, – вздохнула Кэт Он кивнул.

– Так действует химия. Она дает и отнимает. И мы не в силах ничего утверждать или определить точный период времени, Кэт. Мы можем только попытаться сделать жизнь вашей матери как можно комфортнее.

– Понимаю, вы готовы сказать нам только то, что знаете наверняка. Но как бы мне хотелось, чтобы вы подсказали, что мне делать с тревогой. И страхом.

– Вообще-то я могу поделиться. По крайней мере тем, что и как делал я.

– Кто-то у вас в семье? – Она уставилась на него.

– Mio padre. Мой отец. Я захотел заняться онкологией из-за него. Его рак простаты заметили сравнительно рано, потому что я постоянно настаивал на анализах. Просто ради спокойствия. Когда ему поставили диагноз, я безумно перепугался. Именно потому, что так много знаю.

Кэт часто заглядывала в окно Итальянской пекарни – посмотреть, что они предлагают, или заходила купить хлеб к завтраку, или побаловать свою мать, которая любит есть хороший хлеб, макая его в оливковое масло. Алонзо часто болтал с покупателями, рассказывая об Италии. Никогда не подумаешь, что он был болен.