Большая охота на акул - Хантер С. Томпсон Страница 38

РЕД.: Все его приезды в Америку так заканчивались?

ХСТ: Ну, из Майами он сбежал на третий день. Он приехал освещать съезд демократов, но Майами оказался ему не по зубам.

РЕД.: Он освещал еще и съезд республиканцев…

ХСТ: Нет, этот он смотрел по телевизору в Лондоне. В Майами он второй раз приезжать отказался – по какой бы то ни было причине.

РЕД.: Почему?

ХСТ: Он не перенес Майами-Бич. Шок был слишком велик. В книге есть один рисунок, объясняющий почему…

РЕД.: Почему он позволяет так над собой издеваться?

ХСТ: Наверное, получает от этого извращенное удовольствие. Лучшие его рисунки рождаются как раз из тех ситуаций, где он больше всего натерпелся. Работая с ним, я намеренно создаю для него шокирующие ситуации. На мой взгляд, именно тогда он на высоте. На слушания по Уотергейту я повел его, напоив до чертиков. А там нам пришлось сидеть за столом для прессы в проходе, по которому в перерывы между голосованиями входили и выходили сенаторы. В один из перерывов Ральф вскочил с пивом в руках и сбил с ног Сэма Эрвина. Из-за него у меня едва не отобрали пропуск и вообще едва не выгнали нас обоих со слушаний. Иногда он словно бы сам не сознает, что делает. Люди считают, что он вообще не понимает, что происходит. Истинные беды начинаются чуть позже – когда до людей доходит, что он все-таки натворил.

РЕД.: Когда видят его рисунки.

ХСТ: Да. Когда понимают, что были с ним любезны, а он подсунул им жуткие карикатуры. Однажды он выкинул такое с моим братом.

РЕД.: Братом?

ХСТ: Это было еще на дерби. Дэвисон учился в колледже на футбольную стипендию. Мы сидели в одном ресторанчике в Луисвилле, когда он попросил Ральфа его нарисовать, – и Ральф нарисовал. Я думал, вот сейчас начнется. В тот момент я полил слезоточивым газом официанта, и нам пришлось уйти.

РЕД.: Газом? Вы полили его слезоточивым газом?

ХСТ: Ну да, полил слезоточивым газом официанта. Это был угрюмый гад, и я решил, что доза ему не помешает – и нам тоже.

РЕД.: Вас что-то спровоцировало?

ХСТ: Спор с официантом. Не помню уже из-за чего. Я полил его сразу после того, как Ральф нарисовал моего брата. Вдруг у нас появилась новая проблема. Правду сказать, из ресторана нам пришлось уйти тут же.

РЕД.: Ральфу вроде как нравится Кларк Кент, знаете ли. Та его благовоспитанная ипостась.

ХСТ: Да. Интересно, что окажется у него на груди, если заставить его разорвать на себе рубашку. Может, гадюка, или игуана, или гигантский монстр Джила.

РЕД.: Из тех, что часами сидит неподвижно, а потом убивает?

ХСТ: Выбросив длинный язык? Да, пожалуй, монстр Джила подходит лучше всего. Монстр Джила с шариковой ручкой вместо языка.

РЕД.: Ральф рисует шариковой ручкой?

ХСТ: Не уверен… Насколько мне помнится, у него есть мел и большие яркие цветные карандаши, а когда он носит с собой большие альбомы, они провоцируют почти всех вокруг.

РЕД.: То есть люди подходят посмотреть, что он делает?

ХСТ: Нет, ведь он рисует так быстро и так сосредоточенно. Это все равно как приставать к телеоператору. В Стедмане есть что-то предостерегающее – не мешать ему за работой.

РЕД.: Почему вам нравится с ним работать? Вы предпочтете Ральфа фотографу?

ХСТ: Несомненно. Фотографы обычно статьям мешают, а у Стедмана есть свойство буквально вливаться в материал, становясь его частью. И мне нравится видеть происходящее его глазами. Он дает мне перспективу, которой в прочих обстоятельствах у меня нет, ведь обычно то, что я принимаю как данность, его шокирует. Фотографы просто мечутся, засасывая в себя все, на что могут навести объектив, и мало говорят о том, что делают. Фотографы в репортаже не участвуют. Они могут действовать, но мало кто из них думает. Стедман мыслит, скорее, как писатель, до него я могу достучаться. У нас с ним один подход к материалу. Я не хочу сказать, что мы всегда соглашаемся, как кто-то выглядит. Но, например, мы можем пойти на слушание по Уотергейту, что-то вызовет у него омерзение или что-то в происходящем его поразит, и как только он мне на это укажет, я соглашусь,

РЕД.: Что, по-вашему, больше всего его шокирует в Америке?

ХСТ: Наверное, недостаток тонкости и отсутствие традиционно английских стараний освещать войны или как-то их объяснять. Мы в Америке войны украшаем, продаем, культивируем. Передо мной так и стоит его рисунок с шеренгой копов в вестибюле в Вегасе.

РЕД.: То есть его шокируют люди?

ХСТ: Ага. Экстремальные типы: ковбои и копы с колтунами в волосах, мерзкие южные пьяницы на Кентуккийском дерби и отвратные дегенераты в Майами-Бич. Разумеется, ничего другого он в своих поездках не видел.

РЕД.: Путешествуя с вами, он получил довольно однобокую картину.

ХСТ: Верно. Ему несладко пришлось.

РЕД.: Но могло быть хуже.

ХСТ: Только если бы он путешествовал с кем-то вроде Чарли Мэнсона. Ральф работает много лучше, когда его что-то возмущает. И теперь я научился хмыкать про себя, увидев что-то подобное, пусть даже пустяк, о котором писать не стоит, и думаю: «Ага, это бедолагу встряхнет». И стараюсь ему это показать.

РЕД.: Ему нужны опасные ситуации?

ХСТ: Думаю, именно поэтому книга про Вегас так хорошо получилась. Она пропитана ощущением опасности. Думаю, он вложил в нее самого себя. Жуткий прилив адреналина ничем не заменишь. Во многих его работах есть доза паранойи. Паранойя ему свойственна: «Мне лгут, такое просто не может быть правдой. Если Томпсон говорит свернуть налево, наверное, надо свернуть направо…» Он вечно растерян, но работать с ним клево. Думаю, он намеренно впутывается в ситуации, чтобы я его вытаскивал и за него волновался. История на Уотергейте – прекрасный тому пример. Хотя тогда я не стал его спасать, ведь знал, что случится.

РЕД.: Вы его не спасли?

ХСТ: Через некоторое время я его вытащил, но не стал останавливать, когда он вскочил, пробился через шеренгу судебных исполнителей вокруг Эрвина и толкнул его на телекамеры. Проход между столом для прессы и телевизионщиками был узким… все дело в их оборудовании.

РЕД.: С кем бы вы его сравнили в истории искусства? Что вы объективно о нем думаете?

ХСТ: Наверное, с Джорджем Грошем. Он первым приходит на ум. И… с Хогартом… или, может, сегодня с Пэтом Олифантом…

РЕД.: Так, по-вашему, он дал точный портрет Америки?

ХСТ: Сомневаюсь, что Хогарт был совершенно объективен, но, да, даже в самых гротескных рисунках Ральфа есть элемент реальности. Он умеет улавливать. Своей ядовитой сатирой он преувеличивает две-три черты, которые вызывают у него ужас в сцене или ситуации. Все знают, что нарисованные им люди выглядят не совсем так, но если присмотреться внимательнее, то очень похожи. Все копы в вестибюле отеля в Вегасе были одеты в одинаковые клетчатые шорты и были безобразнее любых мутантов, каких видишь в самой жуткой психушке – ну, в психушке для преступников. Но, вспоминая ту сцену, я понимаю, что они не слишком отличались от психов. Рубашки на них были разных цветов, и не все выглядели опасными психами, но Ральф уловил пару-тройку отличительных черт: стеклянные глаза, стрижки ежиком, зубы как у хорьков, пивные брюхи. Если преувеличить эти четыре черты, получится довольно жуткий рисунок…