Марта Квест - Дорис Лессинг Страница 39

— Нравится? — безразличным тоном спросил он. — Купил в прошлом месяце за двенадцать фунтов десять шиллингов. Мы, мелкие государственные служащие, вынуждены довольствоваться крохами с чужого стола.

Сказал он это совершенно спокойно, отлично сознавая, что может быть доволен и собой, и своей машиной.

Ехать им было недалеко; оставив позади улицу, застроенную старыми домами, возведенными в период между 1900 и 1920 годами, они прокатили с полмили по обсаженной деревьями пыльной дороге и увидели дощечку, которая гласила: «Поселок Веллингтон». Тут они свернули на другую пыльную дорогу, которой со временем также предстояло стать улицей, окаймленной двумя рядами домов — их цементные фундаменты уже вырисовывались на голой земле, и повсюду стояли штабеля красного кирпича.

— Мы уже давно забрались сюда и одними из первых купили участок, когда землю еще продавали за бесценок, а сейчас она дорого стоит. Со временем здесь будет, конечно, самое модное место, — продолжал Донаван, и Марта про себя отметила, как искусно он умеет обратить ее внимание именно на то, что следует похвалить, например на свою машину. Так же было и с домом, когда они подъехали к нему. Это был единственный достроенный дом — узенькая кирпичная коробочка с круглыми, как отверстия скворешен, окнами, разукрашенная множеством железных завитушек. — Маме хотелось, чтобы дом был в испанском стиле, — заметил Донаван, видимо разумея железные украшения. И опять у Марты возникло ощущение, что он подсказывает ей, как надо думать.

Пока они ждали миссис Андерсон, Донаван показал Марте комнаты первого этажа; обстановка в них была изящная и дорогая — по крайней мере, так утверждал Донаван; ее похвалы, видимо, вполне удовлетворили его, ибо ее вежливость легко было принять за то же, чем являлся его небрежный тон. А Марта старалась подладиться под Донавана — ее опять-таки принуждала к этому какая-то внешняя сила, однако подчинялась она только потому, что где-то в глубине души тихо, но отчетливо звучал голос, говоривший, что все это никак ее не затрагивает. Потому-то ей так легко и просто с ним, что он ей безразличен. Наконец они уселись в большой гостиной, и тут произошел инцидент, окончательно утвердивший Марту в этом мнении. Она подошла к большой книжной полке и потянулась было за книгой: ей хотелось узнать, что за люди здесь живут, — она всегда смотрела книги, впервые попав в дом.

— Знаете, дорогая, — услышала она голос Донавана, — не стоит тратить время на это чтиво. Вы во всем доме не найдете ни одной новинки.

Не снимая руки с корешка, Марта обернулась к Донавану и осуждающе, с насмешкой посмотрела на него, точно не могла поверить, что правильно его расслышала.

— Как это понять — ни одной новинки? — спросила она таким тоном, какого он у нее еще не замечал, да едва ли и мог заметить за то короткое время, что они были знакомы.

— Мама забыла послать в Англию заказ на новые книги. Все это — прошлогодние боевики.

Марта с минуту смотрела на него, потом на лице ее промелькнуло подобие улыбки и тотчас исчезло; она сняла руку с книги и опустилась в кресло — вся ее поза говорила о готовности покорно следовать его велениям. В эту минуту в комнату вплыла миссис Андерсон; протянув Марте руки, она вынудила ее подняться, окинула быстрым критическим взглядом, ничего не упустив, и только уже после этого коснулась надушенной щекою щеки девушки — из опасения стереть свой грим. Затем Марте было разрешено снова усесться в кресло, а миссис Андерсон повернулась к сыну и подставила ему щеку для поцелуя.

На миссис Андерсон, высокой, дебелой женщине, туго затянутой в корсет, было черное шелковое платье с белой отделкой; светлые волосы ее были завиты по моде, но крупные белые руки как-то не вязались со всем обликом этой дамы, занятой только собой и своими туалетами. Она опустилась в низкое кресло, обитое пунцовым атласом, а сын сел напротив — по-видимому, это вошло у них в обычай. И они принялись ласково и добродушно подтрунивать друг над другом: мать — над тем, что он утром так опоздал к завтраку, а сын — что она всю первую половину дня провела у парикмахера, а сейчас надела такое платье — сразу видно было, что оно новое и дорогое. Марта сидела и слушала — при всем желании она не могла бы принять участие в разговоре, и вовсе не потому, что хозяева были намеренно невежливы: просто у них была такая манера, поддразнивая друг друга, выяснять, кто что делал. И как только миссис Андерсон выяснила, что Донни все же не опоздал в контору, что он завтракал с такой-то девушкой и собирается пойти с Мартой туда-то, а Донаван сказал ей, что она должна рано ложиться спать, «потому что пожилым женщинам нужно хорошенько высыпаться», — и был выруган за дерзость, — миссис Андерсон встала и снова поцеловала Марту. Вернее, она сделала вид, что собирается поцеловать, а на самом деле опять лишь слегка приложилась щекой к щеке Марты и попросила извинить ее: она сегодня приглашена на обед, и «молодым людям придется развлекаться самостоятельно». Затем она велела Донавану проследить, чтобы отцу был отнесен наверх поднос с едой — он сегодня не будет обедать со всеми.

И она с легкостью судна, несущегося на всех парусах, устремилась к двери, шурша юбками и небрежно держа за уголок малиновый шифоновый платочек.

— Интересно, с кем это ты сегодня обедаешь? — неожиданно бросил ей вслед Донаван ворчливым и обиженным тоном, какого Марта до сих пор от него не слыхала.

Миссис Андерсон остановилась спиной к ним — во всей ее позе чувствовалась настороженность — и начала перебирать лепестки желтых маков, стоявших в вазе на низеньком столике у двери.

— Ты никого из них не знаешь, дорогой, — уклончиво ответила она, но в голосе ее явственно прозвучали предостерегающие нотки. Она зацепилась платочком за мак, цветок выпал из вазы — он лежал теперь на полированном столике в луже воды. Марта, наблюдавшая за миссис Андерсон (Донаван не мог видеть мать, ибо он стоял, сердито отвернувшись), заметила, как потемнело вдруг от гнева ее красивое холеное лицо. — А, черт! — раздраженно пробормотала дама, покосившись на сына.

Она поспешно вытерла пролитую воду платочком и осторожно зажала комочек мокрой материи между большим и указательным пальцами, тогда как по лицу ее медленно разлилась улыбка и она посмотрела на Марту смеющимся и шаловливым, но почему-то виноватым взглядом; и хотя Марта не понимала, какой проступок ей предлагали совместными усилиями скрыть, она невольно улыбнулась в ответ. Увидев улыбку Марты, Донаван повернулся к матери — он был явно недоволен. Миссис Андерсон подплыла к нему, держа в руках мак, наклонилась и воткнула цветок в петлицу.

— Это моему маленькому мальчику, — пробормотала она и поцеловала его в макушку. Потом длинным крепким пальцем растрепала его тщательно причесанные волосы и взъерошила ему хохолок, отчего у Донавана сразу стал дурацкий вид. — Ну до чего же он мил, — заметила она. И снова прикусила язык, лукаво улыбнулась Марте, заглянула в укоризненные глаза сына, смотревшего на нее в упор, и вдруг покраснела. — Я опаздываю, — решительно заявила она и выскользнула из комнаты, снова задев юбкой стоявшие у двери цветы.

Донаван неподвижно сидел в кресле и, нахмурившись, осторожно приглаживал волосы рукой с наманикюренными ногтями. Когда он наконец заговорил, Марта была поражена — куда девалась вся его самоуверенность: перед нею был покинутый ребенок, говоривший срывающимся, жалобным голосом.