Марта Квест - Дорис Лессинг Страница 40

— Она каждый вечер уходит, и отцу волей-неволей приходится это терпеть. Одному богу известно, как он может целыми днями сидеть у себя в комнате и читать… — Он спохватился, вскочил и сказал уже совсем иным, обычным тоном: — Ну ладно, пойдемте посмотрим, что моя заблудшая мамаша оставила нам поесть.

Они уселись на противоположных концах длинного обеденного стола; прислуживал им туземец в традиционной форме — красная феска, белоснежная куртка, бесстрастное лицо. Через некоторое время он явился с подносом и подошел с ним к Донавану. На подносе был лишь поджаренный хлеб, вареное яйцо и кусочек дрожащего зеленого желе…

— У моего отца язва желудка, — пояснил Донаван таким тоном, точно это было для него личным оскорблением. — Унесите это, — сказал он, махнув слуге рукой. — А впрочем, нет, подождите. — Поднос снова поставили перед Донаваном; его губы медленно искривились в злой усмешке, очень похожей на усмешку его матери, он вынул из петлицы желтый мак, просунул его в кольцо с салфеткой и вторично махнул рукой, чтобы унесли поднос. — Ну вот, — с напускной ворчливостью заметил он, — вы и заглянули в семейную жизнь Андерсонов.

Однако смотрел он на Марту так, точно требовал от нее ответа, а она еще не в состоянии была его дать. Ей было жаль Донавана, но ей ни разу еще не приходилось сталкиваться с пожилыми дамами (ведь ее новой знакомой было по меньшей мере лет пятьдесят), которые обладали бы таким капризным очарованием, как миссис Андерсон. Кроме того, слово «язва» задело ее глубже, чем она хотела бы. Наконец она со вздохом сказала:

— Да, нелегко все это, правда?

Но, должно быть, она хватила через край, ибо Донаван тотчас встал на защиту матери и принялся объяснять Марте, как тяжело ей жить с мистером Андерсоном.

Когда они встали из-за стола, он сказал:

— А теперь нам надо спешить. Наверно, я должен познакомить вас с папой? А впрочем, нет. Вам ведь вовсе не хочется с ним знакомиться, правда?

И Марта направилась вслед за ним к машине. За все время, что она была в этом доме, она видела этого старого джентльмена всего пять-шесть раз. Когда-то он занимал большой пост на государственной службе — что-то связанное с финансами, — небрежно пояснил ей Донаван. Если мистер Андерсон спускался к столу, то сидел молча, но Марта привыкла к тому, что отцы обычно сидят за столом молча, а Донаван и его матушка трещали вовсю. В гостиной же он совсем не появлялся — тут царили мать с сыном, они сидели в низких креслах, обтянутых малиновым атласом, флиртовали, болтали, пикировались, зорко и настороженно следя друг за другом. Марта испытывала не меньшее облегчение, чем они, когда мистер Андерсон предпочитал оставаться в своей комнате, — уж больно не по годам она была чувствительна, но, когда он появлялся, она, несмотря на мучительную неловкость, глаз не могла оторвать от этого замкнутого и молчаливого человека, похожего в своем хорошо сшитом костюме на маленькую разряженную обезьянку, но обезьянку старую и грустную. Марта переводила взгляд с него на обаятельного молодого человека, его сына, и спрашивала себя: не приведут ли некоторые черты его характера, проявляющиеся пока в раздражительности и любви поныть, к тому, что и он станет таким же, как отец, — желчным, но ученым затворником, который будет безвыходно сидеть среди своих книг? Но нет, такое превращение невозможно. И потом, почему Марта решила, что мистер Андерсон — человек ученый? Просто потому, что он много читает? Он представлялся ей неким романтическим героем, действующим на фоне библиотечных полок, уставленных томами в строгих темных кожаных переплетах.

Однажды Марта явилась к Андерсонам и, обнаружив, что дома никого нет, поднялась наверх, в комнату мистера Андерсона, с апломбом хорошенькой девушки, привыкшей всюду встречать радушный прием, открыла дверь и вошла — однако входить сюда таким способом ей не следовало. Мистер Андерсон читал, сидя в большом кресле у окна, из которого открывался вид на вельд, как бы исчерченный сетью телеграфных проводов. Марта инстинктивно согнала с лица чарующую улыбку, услышав ворчливый голос, каким он спросил, что ей надо, села и решила поинтересоваться, что он читает, в полной уверенности, что нашла ключ к этому человеку. Но ее расчет оказался неверным. Он пробормотал что-то и, радуясь возможности не читать, отложил книгу в сторону. Марта успела прочесть название книги — «В три дня на Луну», — причем на обложке было изображено нечто похожее на бомбу с окном, из которого выглядывали полуголые мужчина и женщина. Возле кресла мистера Андерсона громоздились десятки таких книг. А на столе лежали выпуски «Синей книги», официальные отчеты и вырезки из газет; и тут Марта наконец поняла, что по-настоящему интересует его: он заговорил о недавно учрежденной правительством комиссии по изучению роста народонаселения, но тотчас же оборвал себя, заметив с горечью:

— Впрочем, в мои шестьдесят лет слишком поздно заниматься этим.

Волнуясь, Марта сказала, что этим мог бы заняться Донаван, но мистер Андерсон, как видно, считал, что ни его сын, ни Марта не годятся для такого рода занятий.

— Вам, конечно, все это кажется скучным, — ворчливо заметил он. — Но в свое время… Впрочем, теперь, как видно, проблемы пола заслоняют все остальное.

Марта смутилась, но не по той причине, по какой думал он. Услышав донесшиеся снизу голоса и смех, она поднялась и (машинально улыбаясь «чарующей» улыбкой, опять-таки благодаря незримому влиянию матери и сына, к которым ей предстояло присоединиться) поблагодарила за приятно проведенное время.

— Ладно, ладно, — снисходительно кивнул мистер Андерсон и снова углубился в научную фантастику.

Марта вышла от него с болью в душе: какой кошмар — сидеть целыми днями перед окном и смотреть на выжженную солнцем траву; но еще сильнее говорил в ней страх, который вызывала уже одна мысль, что в шестьдесят лет человеку только и остается смотреть в окно, листать скучные газетные отчеты да плохие романы.

Но в тот вечер, когда Марта впервые переступила порог этого дома, ее представление о мистере Андерсоне ограничилось подносом, на котором стояла пища для больного и лежала салфетка в серебряном кольце с воткнутым в него желтым маком.

Марта спросила, какой фильм они будут смотреть, и Донаван ответил, что ходит только в «Регал», таким тоном, точно хотел подчеркнуть, что и она должна следовать его примеру. Она промолчала, пытаясь про себя одобрить такой способ выбирать развлечения, но тут они приехали. «Регал» представлял собою большое обветшавшее здание в центре города, пестро разукрашенное цветными лампочками и афишами с изображением кинозвезд. Когда они вышли из машины, Донаван взял Марту под руку, и Марта инстинктивно посмотрела вокруг, пытаясь понять, почему он это сделал, ибо это как-то не вязалось с общей линией его поведения. Они медленно пробирались среди публики, стоявшей кучками, — оказывается, Донаван знал здесь почти всех; он с довольным и оживленным видом раскланивался направо и налево, и Марта почувствовала, что заражается его настроением; хотя тротуар, по которому она ступала, был обычным грязным городским тротуаром, афиши на стенах — аляповатыми, Марте казалось, что она попала в страну своей мечты. Все вокруг были молоды, группами стояли молодые люди и девушки, все они знали друг друга или, по крайней мере, так казалось; когда она и Донаван медленно пробирались сквозь толпу, все им улыбались — смущенная Марта даже не видела лиц, но десятки рук тянулись к ней для рукопожатия; когда же она и ее спутник наконец выбрались из переполненного фойе и стали подниматься по лестнице, до Марты — словно издалека — донесся его голос: