Огненное погребение - Владимир Нестеренко Страница 39

– Я в заповедник ездил, рыбу ловить, блядь, там такая рыба – я не видел раньше. Знаешь такую – калкан?

– Не, не слышал даже. На что похожа?

– На камбалу, только толстая, – Серый показал пальцами, насколько толстая, получилось, что сантиметров десять.

– Не, не знаю. Еще там что водится?

– Да все водится, это ж заповедник. Осетры, пеленгаст, еще какая-то блядь, я не помню, как называется, вкусная. Жаришь, а она прямо растекается на сковородке, такая жирная.

– А как тебя туда пустили?

– А ты не знаешь как? По блату, тренировался с одним хуем, он там начальник.

– А хули меня не пускают?

– А ты просил, что-ли? Хочешь, поехали осенью, летом нельзя, профессора всякие съезжаются, изучают природу.

– Да на хуй мне на море осенью, я б летом съездил. Ну да хуй с ним, там ебать только этого калкана и можно, так? Телок нет?

– Это да, телок нет. Только калкана хуй выебешь, колючки вот такие, – Серый показал свой изуродованный переломами мизинец. – Слушай, а с кем мы на стрелку едем? – за полчаса до стрелки он заинтересовался предметом.

– С палестинцами какими-то.

– С кем???

– Да хуй его знает. Малые сказали, что какие-то палестинцы, Батько, по-моему, и сам не по курсам. Они выкупить этот погреб хотят.

– Блядь, это те, что беженцы? Которых выгнали на хуй?

– Те самые. Маленький, но гордый народ.

– Блядь, это тот, что в косынке ходит, большой друг Советского Союза? Мы им помогали, Леня покойный в десны целовался, а они тут стрелки забивают?!

– Серый, не гони беса, мы еще не приехали. И раз такое дело, я тебя прошу – ты не газуй со старта, может, просто попиздим, покошмарим их немного, да и разойдемся, я жрать хочу, как пес.

– Та я не газую. Я тебе скажу – закончим здесь, поедем ко мне, жена с утра котлеты замутила, настоящие котлеты, по-киевски, я индейку купил на базаре. Настоящая котлета по-киевски не из курицы, а из индейки. И внутрь можно масло, а можно сыр. Я больше сыр люблю.

– Хорошо, базару нет. Бутылку брать?

– На хуя, все есть, еще помнишь, тот, Распутин, сверху-снизу.

– У тебя осталось еще?

– А у тебя что, нет?

– Я уже и забыл, там было-то по три ящика.

– Женись, и будет все нормально. Катя сразу спрятала и по одной штуке выдает.

– Так хули там одной штуки, только расстраиваться.

– Я у соседа ящик оставил, в гараже, она одну выдаст, и с собой две принесем.

– Серый, ты продуманный до делов. Отдыхаешь в заповеднике, жена котлетами кормит, сосед – пособник рэкетиров. Надо и себе так.

– Так, вот мы, вроде, и приехали. Вон тот гадюшник, где они стрелу забили. Злоебучее кафе, «Романтика» называется. Сейчас привстанем за кустами, посмотрим на движуху, – иногда Серый становился излишне разговорчивым, сказывалась семейная жизнь: воспитывал жену и тещу.

– Серый, а правда, что теща тебя на «вы» называет?

– Ну, называет. Я ее тоже на «вы». Мамой называю.

– Мне Горький рассказал. Как она дверь открыла из своей комнаты, а ты ей, не поворачиваясь: «Мама, я же сказал, закройте двери».

– Блядь, я не помню. Горький, оказывается, говномут еще ко всему.

– А чего здесь он наговномутил? Рассказал, по – ржали.

– Хай над своими ржет, а над своими я сам по – смеюсь.

– Да ладно тебе, сильно ты серьезный последнее время.

– Слушай, ну его на хуй, меня обсуждать. Давай про жидов поговорим.

– Давай про жидов, я всегда на любые темы готов поддержать.

– Я тебе скажу – эти палестинцы те же самые жиды. Между собой не могут разрулить.

– Да ну на хуй, какие они жиды? Они арабы.

– Ты этого Ясира видел? В профиль? Губу эту висячую, нос?

– Видел. Я его с детства вижу по ящику, он мне уже как член семьи.

– Да, так вот, этот Ясир – самый настоящий жид.

– А ты что, жидов ненавидишь?

– Да при чем тут «ненавижу»? Нормально отношусь, особенно если лавэ заносят. У меня и друзья евреи есть. Жираф, например. Только если нам стрелки начинают забивать, то это уже не евреи, а жиды. И наебывать любят.

– Эти, вроде, не наебывают. Я в Чехии видел – дали пацану ростовскому под лопатку шилом – сразу крякнул.

– В натуре?

– В натуре. Они там начали чего-то с них получать, те на обмене стояли, договорились, типа, на завтра, он подошел за деньгами – тут ему и дали.

– Ты смотри, опасные пидоры. А вот скажи, почему они к нам прибежали? Там что, мало стран на этом злоебучем востоке?

– Хуй его знает, мне похуй. Слушай, ты «Криминальное чтиво» смотрел?

– Смотрел, кассету взял. Охуенный фильм, и музон охуенный.

– Ничего не напоминает? Как негр и Траволта на стрелу ехали?

– Не, а что?

– Они тоже про жратву и про народы базарили.

– Так ты кто будешь – негр или додик?

– Серый, ты что, ебанулся? Что значит додик, ты кому это говоришь?

– Не, ну раз похожи, там их двое было – один негр, а второй с патлами, невыебанный.

– Блядь, с тобой уже говорить нельзя, может, купить тебе «Сникерс», чтоб попустило?

– Я их не жру, зубов и так нет. А над тещей моей ржать можно?

– Так, Серый, смотри, приехали.

К кафе подъехала странная машина, я таких и не видел – с круглыми фарами, куцым кузовом, маленькая, из нее вылезли четверо: трое черных, один белый.

– Серый, это что, «Трабант»?

– Не, это «Порш», 911-й. Просто времен карибского кризиса. Ты вон того пидора здорового знаешь?

– Знаю.

– И я знаю. Это мусор из спецроты. Принимал меня когда-то.

– Его выгнали давно, год назад. Говорили, за зверство, на самом деле за бух. Он тыкался-тыкался, на базаре сторожем работал. Видно, прибился к зверям.

– Ага, блядина, подстелился под немытых. Он теперь не мусор, так?

– Не мусор.

– Можно и по тыкве прорезать, правильно?

– Серега, мы ж на котлеты собирались, к теще твоей. Щас теранем, да и поедем, на хуй он нужен?

– Да не нужен. Просто, как его еще выловить?

– А что, он тебя пиздил?

– Не, сказал там пару слов не в тему. Прикинь, говорит: «Ты, блядь, здоровый, давай поспаррингуем!» А у меня руки ремнем связаны, опухли, аж синие, и я лбом в стенку упираюсь, ноги на шпагат.