Работа над ошибками - Мартин Бедфорд Страница 39

А-а-ут!

Потом мама сказала, что теперь моя очередь отбивать. Дженис велели показать мне, как держать ракетку. Она встала за моей спиной и взяла мои руки в свои. Ладони у нее были теплые, в зеленых травяных пятнах. Ее влажные волосы касались моей щеки и пахли хлоркой – мы до этого играли в бассейне. Отец подал снизу, и мы ударили по мячу. Моими руками управляла Дженис. Мяч попал в деревянную часть ракетки и отскочил к тете. Та нагнулась, но поздно – мяч проскочил у нее между пальцев. Дженис закричала:

Беги! Беги!

Я бросил ракетку и со всех ног кинулся к отцу. Все кричали, вопили, хлопали и смеялись. В следующий раз, когда отец подал нам мяч, мы промахнулись, и мяч поймал дядя. Он бросил его назад отцу, тот подал снова. Мы опять промахнулись, мяч стукнулся о ворота.

А-а-ут!

Отец поднял указательный палец. Я выбыл из игры, настала мамина очередь отбивать. Она забрала у меня ракетку, я пошел за Дженис и встал около нее, готовый бежать за мячом, когда мама по нему ударит. Один из сыновей Дэнниса сказал, чтобы я встал в другое место, туда, где стоял раньше.

Ты же по центру ворот, Грег. Забыл?

Пусть стоит тут, сказала Дженис.

Нельзя, чтобы на «ноге бэтсмена» было двое игроков.

Я начал плакать. Дженис взяла меня за руку.

Он будет помогать мне ловить.

Мама выбыла сразу же; потом отбивал отец, а подавал Дэннис, ударом сверху, когда он разбегался, его голый живот трясся, как желе. Отец вдарил по мячу с такой силой, что тот взлетел над крышами домиков, и мы помчались: кто первый поймает. Я упал. Дженис остановилась, чтобы помочь мне подняться. Мяч нашел один из сыновей Дэнниса. Он стоял, держа мяч в поднятой руке, а второй сын, пытаясь отобрать его, прыгал вокруг. Я поранился о камень, из коленки шла кровь. Дженис поплевала на ладонь и отерла царапину от земли и травы. Было больно.

На-ка, посмотри.

Она дала мне камушек, коричневато-бело-розовый и очень блестящий. С одной стороны гладкий, закругленный, а с другой, там, где откололся кусочек, острый. Пока Дженис оттирала кровь с моего колена, я держал камень в руке.

После крикета мы сидели в открытом кафе на пластмассовых стульчиках и ели мороженое. Солнце ярко отражалось в белом столике, я щурился. Дэннис дал мне свои солнечные очки, и все смеялись, потому что очки были мне велики и все время сползали с носа. Мальчики хотели играть в чокнутый гольф, но Дженис стала жаловаться, что у нее болит голова. Отец сказал:

Все, солнечный удар. Это самострел. В армии тебя бы отправили под трибунал.

И стал рассказывать дяде и Дэннису о том, как служил после войны в Египте. В Ебипте, как он выражался. На подбородке у отца прыгал кусочек мороженого.

Еще от него несло уксусом – он намазался, чтобы не сгореть на солнце. Мама с Дженис на коленях сидела в тени под большим зонтом. Дженис уснула. Потом мы ушли из кафе. Все отправились играть в гольф, а нас двоих мама и тетя увели в домик. Мама развела Дженис аспирин в стакане апельсинового сока и уложила спать с влажной тряпочкой на лбу. Дженис проспала весь вечер и всю ночь. Утром, когда она проснулась, около ее подушки – там, куда упала тряпочка, – темнело влажное пятно.

Адвокат, меняя тему, спрашивает: считаю ли я свое поведение с мистером Хатчинсоном «спортивным»? Он скрючивает в воздухе указательные пальцы, изображая кавычки. Я в ответ рассказываю анекдот:

Моисей, Бог и Иисус играют в гольф. На первой лунке мяч Моисея пролетает двести ярдов и приземляется посередине фервея. Иисус бьет не так сильно и попадает в раф. Теперь Бог начинает с ти и лупит так, что мяч, кажется, должен вылететь за пределы поля. Но, пролетая над деревом, он из-за сильнейшего порыва ветра зависает в воздухе, в это время с ветки снимается птица, хватает мяч, летит над полем, выпускает мяч, тут из норы вылезает кролик, относит мяч к лунке, кладет рядом, тут начинается землетрясение, земля дрожит, и от этого мяч вкатывается в лунку. Тогда Иисус поворачивается к Богу и говорит: елки-палки, папаша, это же просто игра!

Спорт – это сила, физическая и психологическая, тщательно выверенное сочетание навыков и стратегического расчета, силы и решимости. Концентрация усилий. Выживание сильнейшего. Спорт – это победа. Чтобы победить, нужно понять соперника, нужно свести к нулю его силу и воспользоваться его слабостью. И еще, нужно наплевать и на него самого, и на то, как отразится на нем проигрыш. Всякие там рукопожатия, пожелания удачи перед стартом, сочувствия/поздравления после финиша, достойный выигрыш и достойный проигрыш… все это херня. И честная игра тоже херня. Играть надо по правилам, кто спорит, но только первое – и, в общем, единственное – спортивное правило таково: он проигрывает, я побеждаю. Удачливый спортсмен – тот, кто умеет управлять развитием событий. И выигрывает. Выигрывает. Выигрывает.

Этому я научился у мистера Хатчинсона. Этому я научил его.

Глостер-Грин, как ни странно, – не в Глостере, а в Оксфорде. В Глостер-Грин ходят автобусы. Там я и вышел рано утром в один из рабочих дней конца августа. Подошел к газетному киоску и попросил дать посмотреть телефонный справочник. Продавец дал. Я нашел нужный адрес, списал его, поблагодарил продавца. Купил карту города. Задняя дверь киоска выходила на широкую площадь, вымощенную красным кирпичом и со всех сторон окруженную магазинчиками, кафе, сувенирными лавками. Я сел на скамейку на солнышке, развернул карту, стал читать названия улиц. Если верить карте, дом мистера Хатчинсона – в двух милях к северу от центра города. Я отправился туда пешком: хорошо, что можно размяться после полутора часов в автобусе. По главной улице – где были языковые курсы, дом престарелых, гостиница, консервативного вида ресторан, четырехэтажные викторианские особнячки с витражами и гравийными дорожками и множество магазинов – медленно, с гудением, пробирались автомобили, автобусы, мотоциклы. От жары рубашка липла к телу. Я снял куртку, свернул ее и убрал в рюкзак. Купил бутылочку минеральной воды и в два глотка осушил ее. За магазинами, где череда узеньких коттеджей уступала место более солидным зданиям среди садов, я свернул на тихую, усаженную деревьями улочку.

Нужный мне дом оказалось очень легко найти – большой, на две семьи, беленый, с витым металлическим номером на стене. Дверь обрамляла шпалера нежно-персиковых роз, правда, почти все цветы уже увяли, усеяв поблекшими, пергаментными лепестками мощеную дорожку перед входом. Машины возле дома я не увидел, но окошко внизу было открыто, так же как и одно из верхних окон, на котором ритмично, взад-вперед, колыхалась тюлевая занавеска, как будто ее вдыхали и выдыхали чьи-то мощные легкие. Два тридцать. Дома кто-то был, только я не знал, мистер ли это Хатчинсон, и если да, то один ли он. Я вернулся на главную улицу к телефонной будке. После первого звонка – в городской избирательный комитет – мне стало известно, что по указанному адресу зарегистрированы два человека: Кристофер и Эллен Хатчинсон. Вторым номером, который я набрал, был номер мистера Хатчинсона. Я попросил Эллен. Мужской голос сообщил, что Эллен на работе, и спросил, не надо ли ей что-нибудь передать. Я повесил трубку.