Черное солнце - Юрий Луговской Страница 39

Рыжий посмотрел на Диму и перевел взгляд на командира: ему можно налить? Дима отрицательно покачал головой. Рыжий кивнул, поднял стакан и протянул его Диме.

— Командир, пьем за твое выздоровление, — сказал рыжий, когда все подняли стаканы. — Доктор говорит, тебе нельзя.

— Вы лучше за доктора выпейте, он меня спас, он, — прохрипел командир, который возлежал неподалеку.

— Сначала за тебя, потом за него, — сказал рыжий и обвел всех взглядом.

О том, чтобы отказываться, Дима даже не думал: Восток — дело тонкое. Мусульмане, а пьют, подумал он. Рыжий хитро смотрел на него, улыбаясь в усы.

— Знаешь, о чем ты подумал? — спросил он. — Я понял. Ты думаешь, доктор, как же вы пьете, если Коран запрещает мусульманам. Я угадал?

— Честно говоря, угадали, — удивился Дима.

— И что ты думаешь по этому поводу? — спросил чеченец, показывая Диме на салфетку с его порцией шашлыка.

— Не знаю, — Дима, не раздумывая, взял рукой кусок мяса, вилок тут не было.

— В Коране говорится только о вине. О водке там не сказано ни слова. Поэтому мы пьем водку, как вы, русские. Хотя вы пьете все, что горит. — Он посмотрел на сидящего рядом с ним чеченца и поднял руку: — Продолжать не надо, Ахмед. — Мужчины засмеялись. Все, кроме Димы.

— Что с командиром, доктор?

Дима спокойно прожевал мясо, он видел, что боевики с нетерпением ждут, когда же он начнет говорить, но он решил вести себя с достоинством. И только когда проглотил, сказал:

— Касательное ранение брюшной полости, внутренние органы не задеты, только мышцы брюшной стенки. — Он увидел, что боевики, слушая его, совершают большие мыслительные усилия, и решил не загружать их терминологией: бесполезно, да и зачем? — Потерял много крови, но теперь все позади, пулю мы вытащили. Теперь он нуждается в наблюдении, три — пять дней. Надо следить, чтобы не развилось воспаление, менять повязки, и все.

— Доктор, мы вас очень просим остаться на это критическое время и вылечить его. Вы согласны?

Дима пожал плечами.

— Я могу возразить?

— Не можете.

— Так что же вы спрашиваете?

Рыжий промолчал.

— Мы много слышали о вас. О вас ходят легенды. Вы лечите независимо от политики, от того, кто перед вами. И у вас золотые руки.

— Клятва Гиппократа, — пожал плечами Дима, — так поступают все врачи.

— К сожалению, не все. Далеко не все, — вздохнул чеченец. — Попадаются и такие, кто сразу сдает. Вот тебе и клятва. Таких, как вы, единицы. Мы отблагодарим вас, когда вы все сделаете.

— Вот этого не надо, — улыбнулся Дима, — как я объясню вашу такую благодарность своему начальству? Деньги я не возьму.

— Как хотите, — нахмурился рыжий. Дима отметил, что он постепенно перешел на вы. — Но без благодарности вы не уедете. Это Кавказ. Пусть она не будет выражена в материальных предметах, в деньгах, но то, что вы сделали, вам очень пригодится в жизни, мы ценим добро.

— Хорошо, договорились, — кивнул Дима.

— Тогда давайте выпьем за вас, чтобы у вас все получилось.

— А если я откажусь?

— Вы не пьющий? Или не хотите пить с нами? — поднял брови рыжий. Говорил только он, видно, у них строгая иерархия. Командир дремал, да если бы и бодрствовал, вряд ли бы стал философствовать. Дима посмотрел на раненого. Рыжий тоже перевел на него глаза. Потом на Диму.

— Все в порядке, он спит, это хорошо, — сказал врач.

— Вы не ответили мне, — рыжий поднял стакан и протянул его Диме. Тот взял.

— Да нет, пьющий я, конечно. Только не в таких количествах и не во время работы.

— А сейчас вам нужно работать? — улыбнулся боевик.

Дима внимательно посмотрел на командира.

— Пока нет, — вздохнул он.

— Ну тогда давайте выпьем и поедим. А потом идите отдыхать. Вам постелили в палатке.

— Я периодически должен буду заходить сюда, — сказал Дима.

— Конечно, обязательно, очень хорошо. Ваше здоровье!

Они чокнулись и выпили. Шашлык был холодным и очень вкусным. Баранина, подумал Дима, свинину они не едят. Хотя кто их разберет, вон как они со спиртным хитро разобрались. В Коране про водку нет, значит, можно. Лицемеры.

С трапезой вскоре было покончено. Третий стакан водки Дима наотрез пить отказался, и заставлять его никто не стал. Он подошел к командиру, поставил ему градусник и вернулся к «столу». Джамиля налила ему зеленого чая, он попил, опять подсел к командиру — все с уважением наблюдали за его действиями, — вытащил градусник, посмотрел. Увидел несколько глаз, обращенных на него.

— Немного повышенная, 37 и 5, но так и должно быть, ничего страшного. Возможно, подержится еще и завтра, послезавтра должна прийти в норму.

Мужчины кивнули.

— Еще чаю? — наконец подал голос тот, кто сидел с Димой в машине и завязывал ему глаза.

— Нет, спасибо, я все. Где можно прилечь?

— Пойдемте, я провожу вас, — встал молодой.

Он повел Диму к палатке. В ней располагались четыре ложа из овечьих шкур. На одной из них была постелена чистая простыня, на ней лежали подушка в белой наволочке и одеяло. Молодой подвел Диму к этой «кровати», она находилась у стенки палатки.

— Отдыхайте, доктор.

— Спасибо. Как тебя зовут?

— Рустам.

— Спасибо, Рустам.

— Отдыхайте.

Рустам вышел, а Дима наконец-то снял халат, рубашку, кроссовки, джинсы, носки и в трусах и майке лег на простыню, которая своей приятной прохладой мгновенно расслабила его напряженное, усталое за день тело. Несмотря на то что находился в плену у боевиков, он не чувствовал ни страха, ни опасности, а поскольку страдал хроническим недосыпанием, только положил голову на подушку и закрыл глаза, как сразу уснул.

Но спал неспокойно. Рано утром он услышал, как приехала машина. Наверное, все тот же джип, подумал врач. Он слышал, как боевики что-то горячо обсуждали на своем языке, слышал слово «доктор», потом вдруг — женский голос безо всякого кавказского акцента, это была явно не Джамиля. Мужчины говорили с женщиной по-русски, при этом старались говорить тише, и Дима не понял, о чем. Но это его не очень-то волновало, он настолько устал, что хотел только отдыхать. Сплю при ярком солнечном свете, подумал он, как в Крыму, хотя здесь совсем не курорт. Ладно, хрен с ними, в кои-то веки хоть посплю. Пока не высплюсь, чеченца смотреть не пойду. Ничего с ним не случится. Рана пустяковая.

Он проснулся, осмотрелся — в палатке никого. Оделся, вышел. С гор открывался великолепный вид. Облака висели совсем невысоко. Он разглядывал горы, ущелья и вспоминал, как был на Крите и ходил там по горам. Здесь горы более живописные, вот только здесь не погуляешь. Сразу пристрелят.