Восстание вассала - Александр Смоленский Страница 4

Ах, да! Это Вась Вась спросил о них пару минут назад. Мол, нашли новую зацепку, дабы вытащить его из колонии?

Боже! Если б кто знал, как же он устал от этих адвокатов! Таких денег, какие он им платил, эти парни не получали еще никогда. Особенно старик. Худющий, вреднючий… Надменный, как индюк. Но где взять других?! Одни, видно, окончательно поставили на нем крест. Другим явно намекнули, чтоб не усердствовали. По сути, только старик и остался со своими, так сказать, учениками. Как же он усердно втолковывал, что вот-вот будет пройден Рубикон, полсрока за решеткой. Будто Денис не понимал, к чему тот клонит. Пора, мол, апеллировать к властям об условно-досрочном освобождении.

– А надо ли? – спросил он, когда адвокат вызвал на очередное свидание. – У них все ходы просчитаны. Вы же наверняка читали, какой шум раздула пресса. Вроде в поддержку, а на самом деле, на мою погибель. Опять «медвежья услуга», причем явно инспирированная. Вы, случайно, не догадываетесь, кем?

Старик хмыкнул в козлиную бородку, как бы положительно оценивая удачную шутку.

– Откуда у вас такой пессимизм, мой друг? Вы же борец! Мы еще с вами повоюем!

Началось! Очередная обработка, Денис тоже усмехнулся собственным мыслям.

– О! Вижу, вы улыбаетесь! И это многообещающий знак, мой дорогой! – как всегда без запинки, с паузами только на восклицания, зазвучал хорошо поставленный голос.

– Да, улыбаюсь. Например, тому, что вы, сэр, отлично понимаете: новое обращение в суд на фоне того, что происходит в стране, чревато не досрочным освобождением, а лишь добавлением срока. Оба знаем это. Так нет, вы упорно давите на мою психику. Поймите, я устал. Не хочу новых разочарований, не хочу, чтобы нервничала мама в ожидании манны небесной. Не хочу новых издевательств в зоне. Поймите, не хо-о-чу!

Сидя на табурете, Данист испытующе наблюдал за реакцией адвоката. Ведь должно же быть в нем хоть немного искреннего сострадания, а не только профессиональные инстинкты.

Адвокат по-прежнему нарезал круги вокруг табурета, при этом взгляд не ловил. Плохой знак.

– И потом, мне, честно говоря, не очень даже хочется, как было поначалу, палить и палить деньги, – не очень уверенный в том, что говорит, продолжил заключенный. – Откуда у всех представление, что у меня их – бездонная бочка? Зэки клянчат, охранники вымогают… Опять же вы… Что вы на меня так смотрите? Простите, но и ваша команда не отличается благотворительностью. Если вы так уверены, что на сей раз все срастется, так, может, и деньги потом? Адвокат замер как вкопанный.

– Что касается гонораров, так в данном случае можно несколько сократить издержки.

– Вы о себе или обо всех?

– Пока, мой дорогой, исключительно о своем отношении к делу. Но, надеюсь, коллеги меня поддержат.

…Вспомнил!

Денис снова оказался в своей камере, где рядом дремал Вась Вась. Упаси бог проговориться о том, на что решился. Решился окончательно и бесповоротно. Нет уж! По крайней мере, шансов будет больше.

Что-то это все напоминает…

Давно, еще в годы безмятежной юности, склонный к философским экзерсисам Денис любил поразмышлять над тем, что сей бренный мир подчинен строгим законам симметрии и раскачивающегося маятника. Под знаком плюс обязательно сокрыт знак минус. Иначе мироздание просто не могло бы существовать. Эту аксиому, казалось, он уже тогда хорошо усвоил.

Так почему бы не поверить вновь алгеброй гармонию?! Так, кажется, у Пушкина. Если предположить, что сейчас в его законном стремлении к знаку «плюс» наблюдается закономерный и почти окончательный провал, то в стремлении к знаку «минус» можно ожидать удачу?! Конечно, одно дело – предполагать, надеяться, а другое – столкнуться с действием этой непреложной истины в реальной жизни. Причем не в спекуляции компьютерами, чем он баловался на заре своей бизнес-карьеры, а на собственной судьбе.

Изменить ее раз и навсегда! Кто еще подумает о нем, если не он сам?!

– Скажи водителю, чтобы сделал звук громче, – сидя на заднем сиденье и прислушиваясь к эфиру, попросил начальника своей службы безопасности глава Фонда глобальной политики. – На какой это волне?

– Так 91,2. «Эхо Москвы». – Макарыч охотно выполнил просьбу шефа. – Водила у нас умный. Он всегда их радио слушает.

Охранник хотел что-то добавить, но Бессмертнов его опередил.

– Я просил не комментировать, а сделать звук громче. Сделал?

– Так точно, Андрей Андреевич.

– Молодец. А теперь помолчи. Дай послушать.

Ведущий между тем с нескрываемой издевкой говорил о некой личности. Бессмертнов напряг слух.

«– Он не раскаивается, не закладывает руки за спину, не танцует, не поет и не хочет становиться швеей-мотористкой. Одним словом, злостный беспредельщик. Никакого освобождения: ни условного, ни досрочного, – смешно картавил журналист. – Если бы заключенного с таким „беспредельным поведением“ звали не „Данист“, портрет его висел бы на доске почета колонии или в красном углу. И начальство бы на него молилось. Понятно это всем, даже судьям. Если бы махнули платком из-за „Стенки“, никто бы не стал заморачиваться незаложенными за спину руками или неучастием в самодеятельности. Было ли вообще намерение освободить Даниста? Об этом хочу спросить слушателей после моей ремарки».

«Пожалейте человека – заткнитесь!»

«Представьтесь, пожалуйста».

«Это еще зачем? Там правит уголовная логика: не ерзай под батей, трахнет – и слезет. А будешь, как писал Солженицын, залупаться – перо в бок получишь. Вам самому от себя еще не противно?»

«Солженицына только не трогайте. Человек недавно умер. И не передергивайте…»

«Аллилуйя нашему самому справедливому Суду!!!!!!!!!!!»

«Наконец наш суд проявляет себя, как должен, – в эфире прорезался новый голос. – Как и герой из фильма, могу только воскликнуть: „Да здравствует наш самый справедливый суд!“»

«Моя фамилия Потапов. Если на зоне хозяйничают паханы и мусора, то с чего ждать, чтобы зона стала исправлять людей? Что на зоне система калечит, убивает, насилует, уничтожает, превращает людей в скот, это я твердо знаю».

– Что-то я не понимаю. Им жалко Даниста? – Президент Фонда сначала подумал, что этот вопрос раздался в эфире, но спрашивал начальник службы безопасности. – Может, выключить?

– Отчего же? Пускай пар выпустят. Даже интересно, – ничего не выражающим голосом произнес Бессмертнов.

Между тем кто-то в эфире уже читал стихи: Толпа шумит нестройным хором. Свободу идолу. Он не был вором. Народ молчит, а вор сидит. Насуплен, скучен и сердит.

– Вот это верно, Андрей Андреевич. Хорошие стихи, – попытался угадать настроение шефа Макарыч. Но, как оказалось, играл и опять не угадал.

– Не знаю. Не знаю. – Бессмертнов, казалось, сам не понимал собственных чувств.