Беспечные ездоки, бешеные быки - Питер Бискинд Страница 4

В системе, где доминировали продюсеры, нашёлся только один возмутитель спокойствия — компания «Юнайтед артистс». Здесь бал правили режиссёры, так она и задумывалась в момент создания, 15 января 1919 года, Чарли Чаплиным, Дугласом Фэрбенксом, Мэри Пикфорд и Д. У. Гриффитом. Основатели решили стать хозяевами собственной судьбы, убрать посредников и магнатов, жиревших на их поте и крови. Идея сама по себе отличная, только до конца так и не воплотившаяся в жизнь. К концу 40-х компания теряла 100 тысяч долларов в неделю, а оставшиеся уже только вдвоём Чаплин и Пикфорд не разговаривали друг с другом. В 1951 году они продали компанию Артуру Криму и Бобу Бенджамену, ловким адвокатам с некоторым опытом работы в кино.

По законодательству конца 40-х годов, разделившему студии и сеть их кинотеатров, суды аннулировали старую контрактную систему, по которой талантливый актёр становился форменным рабом студии. Теперь звёзды сами стали получать долю прибыли от картин и создавать собственные производственные компании. Крим раньше других понял, что вложение больших денег в поддержание старой структуры компаний — многочисленных площадок, мастерских, ателье, исполнителей на бессрочных контрактах и прочего — пережиток прошлого. Единственный способ добиться процветания — превратить компанию в студию, то есть в юридическое лицо, специализацией которого станут только финансирование и дистрибуция. Для того чтобы выглядеть привлекательнее своих «больших братьев», «ЮА» обещала творческую свободу и солидные доли от прибыли. К середине 60-х начинание, мало кем воспринимавшееся всерьёз, превратило компанию в процветающее предприятие. «ЮА» выпустила имевшие большой успех картины о Джеймсе Бонде, сериал о «Розовой пантере» и спагетти-вестерны Серджио Леоне с Клинтом Иствудом. Компания даже умудрилась приобрести права на фильмы с участием «Битлз» ещё до того, как группа стала популярной, и ковало «золотое» железо на их «Вечере трудного дня» и «Помогите!».

На студии «Юнайтед артистс» люди тоже старели. Но, не имея связей, скажем, дяди в отделе дистрибуции или двоюродного братца — заведующего реквизитом, пробиться сквозь рогатки и препоны «системы» было почти невозможно, особенно — режиссёрам. Получался заколдованный круг: ты не мог стать режиссёром картины, не поставив ни одной картины. Притом, что к середине 60-х уже появились первые студенты киношкол, перспективы не было — им честно говорили, что даже с дипломом они не попадут на студию в качестве режиссёров. Звукорежиссёр Уолтер Мёрч начал обучение в университете Южной Калифорнии в 1965 году, вот его замечание по этому поводу: «В первый день занятий руководитель операторского отделения, мрачно изучая собравшихся, заявил: «Учёбу советую бросить сразу, сейчас же. Не тяните, все вы многого ожидаете, строите планы, но они неосуществимы».

«Не думайте, что прежнее поколение нам добровольно передавало эстафетную палочку, — говорит Спилберг, — её предстояло в полном смысле слова отбирать. Предрассудков у «стариков» было хоть отбавляй, особенно, если ты молод и честолюбив. Когда я делал свою первую профессиональную телепостановку «Ночная галерея», все были настроены против меня. Средний возраст съёмочной группы — 60 лет. Стоило мне выйти на площадку, а выглядел я моложе своих лет, совсем ребёнок, как они развернулись и ушли. Испугались, наверное, что я хлеб у них отберу».

Несмотря на сохранявшееся солидное положение, с конца 40-х годов — после вынесения ряда судебных решений — студии оказались уязвимы перед наступлением телевидения. Прежнее поколение руководства студий оказалось не способно удовлетворить запросы аудитории поколения бума рождаемости, вступавшего во взрослую жизнь в 60-е годы. Молодёжь быстро радикализировалась, недобро посматривая на старших. Студии же по-прежнему штамповали жанровые картинки с вечными Дорис Дей и Роком Хадсоном, выпускали крупнобюджетные эпические полотна «Гавайи», «Библия», «Кракатау», «К востоку от Явы», военные фильмы «Тора! Тора! Тора!» и «День высадки — 6 июня». А когда в середине 60-х несколько дорогих мюзиклов и среди них «Моя прекрасная леди» и «Звуки музыки» с большим успехом показали себя в прокате, студии наперебой стали предлагать их варианты, вроде «Камелот», «Доктор Дулиттл» и «Песни о Норвегии», последней, кстати, ленты для семейного просмотра. Вместе с тем, звёзды, тащившие на себе эти скрипящие телеги, не получали должного внимания со стороны руководства. А между тем в последующие пять лет Вьетнам из точки на карте где-то в Юго-восточной Азии превратится в жестокую реальность, забирая жизнь соседского мальчишки.

К концу 60-х финансовое положение студий здорово пошатнулось. По данным журнала «Вэрайети», в 1969 году в индустрии наметился трёхгодичный спад. Тогда посещаемость кинотеатров побила абсолютный рекорд 1946 года (78,2 миллиона человек за неделю) и начала стремительно снижаться, опустившись в 1971 году до отметки 15,8 миллиона человек. Кассовые сборы падали, издержки росли. Денег не хватало, а значит, повышались и проценты по займам. По выражению Барта, «так глубоко в заднице киноиндустрии побывать ещё не доводилось, без преувеличения можно сказать, что на поверхности её было не заметить».

Меняя тон метафоры, скажем, что некогда могучий корабль студийной системы дал течь, а вокруг в надежде поживиться начали кружить пираты — многопрофильные компании. Одна за другой студии превращались в довески бизнеса компаний, занимавшихся страхованием, добычей цинка или похоронными услугами. Но луч надежды всё-таки пробивался — жёсткие подвижки, заметно потрепавшие студии, освобождали пространство для появления на руководящих постах новых людей.

Ещё молодые, ветераны «золотого века» эпохи прямого телеэфира 50-х, объединившись с воинственно настроенными «беженцами» из театров Нью-Йорка и прочими «белыми воронами», создавали новое кино. В 1960 году Кассаветес, собрав по сусекам всё, что мог, без участия студий поставил в Нью-Йорке фильм «Тени». Кубрик в 1962 снял в Англии «Лолиту», а в 1964 — «Доктора Стрейнджлава» — убийственную по силе развенчания культа холодной войны картину. В следующем году Люмет поставил «Ростовщика», а ещё через год для «Уорнер» Майк Николе экранизировал пьесу Эдварда Олби «Кто боится Вирджинии Вульф?», расправившуюся с семьёй не хуже, чем «Стрейнджлав» с гонкой вооружений.

Но штучные киноудачи Америки не шли ни в какое сравнение с бумом кино в мире. Режиссёры с труднопроизносимыми фамилиями из Польши, Чехословакии, Югославии, Швеции, Японии и Латинской Америки ставили поразительные картины. Наступал «золотой» период кино послевоенной Европы и Японии, эра французской «новой волны», Ингмара Бергмана, Акиро Куросавы, Микеланджело Антониони и Федерико Феллини.

Их «зарубежные» фильмы выглядели гораздо более «американскими», чем продукция Голливуда, так они были узнаваемы. Шон Дэниел, в 60-е активный участник антивоенного движения ещё со школьной скамьи в Манхэттене, выросший до одного из руководителей «Юнивёрсал» и курировавший выход на экран фильма «Зверинец журнала «Национальный памфлет» (1978), вспоминает: «Битву за Алжир» мы смотрели с десяток раз, запоминая, как правильно выстраивать кадр. На всю жизнь запомнил, как взвод «Чёрных пантер» в одинаковых чёрных беретах и кожаных куртках во время сеанса делал пометки в тетрадках».

В Америке новаторами становились не столько режиссёры художественного кино, сколько документалисты «синема-верите» — Ричард Ликок, Д. А. Пенненбакер и братья Мейслиз. Они создали дешёвое и лёгкое оборудование, с которым молодёжь шла на улицы и фиксировала всё, что было вокруг. Жизнь предлагала такие сюрпризы, что не снились и самым изощрённым сценаристам. Покушения, массовые мероприятия «всеобщей любви», побеги из тюрем, взрывы, захваты самолётов, сотни тысяч протестующих на улицах Вашингтона, готовые поднять на воздух Пентагон, долларовые банкноты, покачиваясь, спускающиеся к подножию Фондовой биржи Нью-Йорка — всё это стало нормой жизни.