Ну ма-а-ам! - Ольга Савельева Страница 4

Взятка – это то же самое. Это способ запачкать душу. Никто не заметит, что душа запачкана, но я-то буду знать, и мне от этого будет плохо.

Однажды до меня дошли слухи, что господин N берет взятки. Тот самый N, который регулярно и без шумихи помогал одному детскому дому. Оборудовал там спортзал, сделал косметический ремонт в классах за свой счет, купил технику. Я привыкла думать о нем с восхищением как о человеке широкой души. Информация про взятки меняла ситуацию в корне. Получалось, что счет не такой уж и свой. Я растерялась: не умею судить людей.

А вдруг у него были основания взять те деньги? Это, конечно, не оправдание преступлению, но…

Однажды моя дочь сильно заболела, чуть не умерла и потеряла слух. Я очень страдала и была не в себе: готова была перечислить (и практически сделала это) приличную сумму шарлатану, который обещал проникнуть в мою дочь «через ауру» и вернуть ей слух без операции. Я настолько ничего не соображала, что верила в любую чушь.

Потом я узнала про кохлеарную имплантацию. Это как раз возможность сделать операцию и восстановить слух. Делать ее нужно срочно, пока не закостенела ушная улитка после менингита. Операция стоила три миллиона рублей. Для нас это огромные деньги. Я никогда столько в руках не держала. При этом время играет не в нашей команде, стремительно утекает сквозь пальцы: у нас было всего несколько дней, чтобы найти эту сумму.

Позже мы узнали, что операцию можно сделать по квоте, то есть бесплатно. Но несколько дней мы, не зная про квоты, искали деньги. Мы готовы были продать активы, но за неделю это сделать проблематично.

Я не могла думать ни о чем, кроме спасения дочери. Я сутками была в панике. Мне кажется, именно в том состоянии, в котором я была, люди грабят банки. Потому что о рисках не думаешь.

Мне кажется, если бы в тот момент мне предложили взятку, я бы взяла. Я бы не думала о деньгах, я бы думала о дочери. Потом, после операции, завтра, я пойду и сдамся. И пусть меня посадят. Но сегодня я спасу ребенка.

Я стараюсь исключить категоричность из своего мышления и всем ищу оправдания. Я не знаю, что там, на колокольне этого человека. Просто с моей колокольни очевидно, что пойти на сделку с совестью только ради денег – очень сомнительный профит.

Можно сойти с ума от тревожности и осознания черты, которую ты переступил, от того, что ты сам поцарапал свою карму.

Однажды у нас с дочкой украли… коляску. Я вышла из магазина – а коляски нет. Я ошалело заметалась на крыльце, как домовенок Кузя, у которого украли сундучок со сказками. Ой, беда-беда, огорчение! Нафаняяя! Вот кем нужно быть, чтоб украсть коляску? Каким-то предводителем дураков со дна колодца беспринципности? Вот какой у этого вора следующий шаг? Выхватить «Агушу» из ладошек заснувшего годовасика? Сдернуть с седой головы бабушки павлопосадский платок?

Смеркалось. Я растерянно стояла на крыльце: в одной руке две большие упаковки подгузников, в другой дочка. Катюня, кстати, весила тогда уже почти 7 кило и скользила своим комбезиком по моему пуховику. Из дверей магазина вывалился пьяный толстый мужик с бутылкой пива и, не рассчитав траекторию движения, больно толкнул меня локтем. «Так, – внутри меня проснулся Шерлок. – Значит, во-первых, это не сон. А во-вторых, еще нет 21:00, раз мужику пивас продали! Это для протокола пригодится». Дедукция…

У меня с дочерью договоренность: на улице не спать. Спать дома. Улица – место, где нужно бдить и развиваться. Смотри, Катя, лужа. Смотри, Катя, птичка. Смотри, Катя, тетя. Это такой лайфхак для мам, у которых дома нет помощников: утомленная прогулочными впечатлениями, Катюня «приходит» домой и засыпает от усталости, тем самым развязывая мне руки для домашних дел. И пока ей снится лужа, птичка и тетя, я орудую пылесосом и жарю котлеты. Симбиоз.

Так вот в этом идеальном уравнении была одна неидеальная переменная – коляска. Кате три месяца, почти четыре, и коляска у нее люлечная. Лежит ребенок в своем корытце и видит бездонную синь неба. Ни тебе тети, ни тебе лужи. Мне приходилось доставать дочку из коляски и таскать ее на руках, пиная перед собой коляску животом. Неудобно. И вот сегодня, наконец, я решила достать прогулочную коляску. Не трость, конечно (я в сознании), но такую, в которой Катюня могла бы лежать, как в шезлонге, чуть вертикально, под минимальным углом и весело бдить.

На этой коляске я шесть лет назад рассекала с сыном. Хороший транспорт. У него мой характер: разухабистый такой вездеход. Маневренный, веселый и быстрый. Бирюзовенький. И вот, уложив в него Катюню, которая прилежно дула пузыри из слюней в ожидании первого зуба, я припустила в сторону магазина, на втором этаже которого можно было разжиться подгузниками. На второй этаж ведет подвижный и шустрый эскалатор. Я замешкалась у его подножья. Как попасть наверх с объемной коляской и дитем? Опасно! Не буду рисковать. Оставлю коляску внизу, а за подгузниками метнусь с Катюней на руках. Делов-то на пять минут! А спустя пять минут это все случилось.

Приунывшая, я решаю, стоит ли звонить мужу. Помочь, находясь в 100 километрах от меня, он вряд ли сможет, но в сарказме искупает однозначно. Прямо вижу, как он спрашивает, есть ли у меня десять рублей, и, получив положительный ответ, советует пойти в супермаркет и за десятку взять продуктовую тележку, в которой я смогу весело довезти дочку и подгузники до дома… Смешно, ага.

Наверное, нужно заявить в полицию. Я представила, как сижу в сыром подвале, освещенном одинокой лампой, подвешенной на веревочке, на мокром каменном полу валяются упаковки подгузников, рядом на столе в дырявой картонной коробке спит моя дочь, а я, обняв сама себя за локти, раскачиваюсь на стуле и диктую следователю список похищенного на мотив Шурика «вот-спасибо-хорошо-положите-на комод»: пять баранок или шесть, больше сыну и не съесть… И салфеток влажных там пачка целая была… Для сухой для кожи рук там лежал отличный крем… А еще на ужин наш там лежал один лаваш… Погремушка в виде бус, а, пардон, она с собой…

У меня к вору два вопроса: как и зачем? Как сегодня крадут коляски? Я просто впервые столкнулась, дебют, так сказать. Как он это сделал? Увидел коляску – схватил и побежал, разметав щеки к ушам? Сложил и запихал в «уазик»? Закинул в «КамАЗик»? Или это цыган с серьгой в ухе прицепил мою колясоньку к своей гужевой повозке и сказал своему конику: «Ннно!»

И второй вопрос: зачем? Возить в ней своего карапуза? Продать на «Авито»? Перебить номера и перегнать во Владик? Разобрать на запчасти? Кругом же камеры, тебя, колясочник, легко поймают. И посадят. А в тюрьме засмеют. И татуху набьют в форме колясоньки, что в иерархии тюремных татух означает «дно-днище». А я приду на следственный эксперимент и испепелю тебя взглядом. Или вас, если у тебя был сообщник. И дочу принесу, и ущипну ее, чтоб безутешно плакала и совесть вашу раздражала. И не поленюсь плакат нарисовать: «Мы воруем у малютки, мы бесславные ублюдки». Ну как так-то? Нафаняяя… Я еле доволокла до дома ноющую Катюню и подгузники. Дома всплакнула. Уложила дочь. Страдая, съела котлету. Позвонила мужу. Узнала, что я клуша. А кто еще в наше время бросает коляски без присмотра? Всплакнула еще раз. Согласилась, что клуша. Съела еще одну котлету. Полегчало. Успокоилась…