Американский герой - Ларри Бейнхарт Страница 40

Она подходит к зеркалу и подрисовывает себе усы. Тоненькую полоску.

— Ну и как, на твой взгляд, что подумают люди?

— Если ты и дальше будешь покупать мне шмотки, они решат, что я использую тебя. Немедленно это прекрати.

Если бы у тебя были деньги, ты бы тоже постоянно мне что-нибудь покупал. Разве не так? Ты бы окутывал меня бриллиантами и одевал в меха, одевал в бриллианты и окутывал в меха. [46]

— Это совсем другое дело, и ты прекрасно это понимаешь.

— Серьезно? А что такое деньги, Джо? Признак добродетели? Ума? Или мужского начала?

— Там, откуда я родом…

— Того места, откуда ты родом, уже не существует. Деньги приходят случайно. Точно так же как происходят столкновения на скоростных шоссе. Почему, ты думаешь, мы все такие безумные? Потому что мы знаем, что это — чистая случайность. Лицо, тело, то, как меня снимает камера, — все случайность. Нет, конечно же я тружусь не покладая рук. Занятия по актерскому мастерству, педагоги, упражнения, уход за кожей, парикмахер, визажист — я изо всех сил стараюсь стать лучше и сохранить свою внешность. Но даже пятнадцать пластических хирургов не смогут создать одну Магдалину Лазло. Можно взять губы Барбары Херши, один из носов Ли Гранта, грудь Мелани и попку Шер, и все равно ты ничего не будешь из себя представлять. Можно из шкуры лезть вон, но так и не научиться тому, чем, с точки зрения тех, кто платит мне миллион долларов за картину, владею я. Все это случайность. Это все равно что выиграть в лотерею или быть сбитой автобусом. Поэтому, если я хочу потратить свои шальные деньги на то, чтобы одеть тебя, потому что мне это доставляет удовольствие, я все равно это буду делать.

— Мужчины, берущие у женщин деньги, имеют определенное название, — говорю я.

— Женщины, берущие деньги у мужчин, тоже имеют свое название, — отвечает она.

— Это разные вещи.

— Послушай, Джо, у тебя нет при себе двадцати долларов?

— У меня сотня с небольшим, — отвечаю я.

— Дай мне двадцатку, — говорит она.

Я залезаю в бумажник и даю ей двадцать долларов. Она берет их и засовывает в ширинку боксерских шортов, под которыми на ней ее собственные трусики. Она складывает купюру и запихивает ее под резинку.

— Так как называются женщины, которые берут у мужчин деньги, Джо?

— Я не понимаю твоих игр, Мэгги.

— Как называются такие женщины?

— Они называются шлюхами, Мэгги. Ты это хотела от меня услышать?

— Да, именно это. Я взяла у тебя деньги, и теперь я — твоя шлюха.

Я не знаю, как ей это удается. То ли это другое выражение лица, то ли поза, то ли какой-то более утонченный актерский трюк, но, несмотря на свое смехотворное одеяние — мужскую шляпу, ботинки и боксерские шорты с сердечками, она вдруг превращается из озорной девчонки в развязную потаскушку.

Она залезает в свою сумку и достает двадцатидолларовую купюру.

— Вот, возьми, — говорит она.

И я беру.

— Теперь ты мой жиголо, — смеется она. — Какое смешное слово! — хрипло добавляет она, пытаясь сдержать смех. — Ты мой альфонс. Я — шлюха, а ты — альфонс. Видишь, женщин, берущих у мужчин деньги, называют гораздо хуже. Поэтому больше не говори всех этих глупостей о деньгах, ладно, Джо?

— Хорошо, я постараюсь. Но как только я услышу, что кто-нибудь говорит о том, что я тебя использую…

— Ты его вырубишь и покажешь, какой ты крутой, — подкалывает она меня. — Джо, ты мне нужен. Моя интуиция подсказывает мне, что ты очень хороший и верный человек. Поставь песню «Чтобы кто-нибудь заботился обо мне» и потанцуй со мной.

— Мэгги, я это делаю не для того, чтобы чего-нибудь добиться.

— Чего ты боишься? Что кто-нибудь скажет, что ты пытаешься проложить себе путь наверх с помощью собственного члена? Здесь это звучит как комплимент. Потому что в этом городе так поступают все, только мало кто умеет трахаться по-настоящему хорошо, чтобы добиться успеха.

— Ты в этом уверена?

— Не хочешь «Чтобы кто-нибудь заботился», поставь «Лягте, леди, лягте».

— Очень смешно.

— Ну это же кантри.

Я включаю музыку. Потому что это способ, с помощью которого мы даем друг другу понять, что хотим поговорить наедине, а не для чужих ушей. Это то самое, что она просила, — Боб Дилан. Возможно, это кантри. Он поет о том, как укладывает леди на большую латунную кровать.

— Черт возьми, — говорю я, чувствуя, что у меня пересохло в горле, — потанцуй со мной.

— Он прав. Очень смешно, — произносит Дэвид Хартман.

На столе перед ним продолжает перематываться пленка. Начинает звучать музыка. Сам Хартман не очень любит Дилана. Правда, однажды ему пришлось доказывать обратное — когда тот попытался украсть Джека Николсона у его агента. Тогда ему пришлось отсидеть на всех матчах по американскому футболу, глядя, как одни огромные потные негры наваливаются на других, — из-за чего обострился его скрытый расизм. Который, впрочем, он настолько успешно преодолел, что даже подписал кое с кем из них контракты. Они получали целые состояния, снимаясь в рекламе и участвуя в различных выступлениях. Полгода они работали, а остальные полгода тренировались и поэтому требовали меньше внимания, а что касается почасовой оплаты, то они могли переплюнуть многих кинозвезд. Поэтому Хартман по-прежнему делал вид, что интересуется спортивными мероприятиями, но не собирался проявлять энтузиазм по поводу Дилана.

— Эта запись сделана менее часа тому назад, — говорит Шиган, пытаясь произвести впечатление на клиента. Вид у Шигана слишком помятый. Многие считают безопасность дешевым бизнесом малограмотных полуалкоголиков, охрняющих супермаркеты и норовящих спереть конфеты «Херши», не платя за них. Именно поэтому Шиган носит костюмы за тысячу восемьсот долларов. Он называет их «представительскими», настолько классно и элегантно они выглядят.

К несчастью, в десять часов три минуты того утра, когда Мэгги впервые появилась на людях с Джо Брозом и отправилась с ним по магазинам, полдюжины человек бросились наперегонки к Дэвиду Хартману, чтобы первыми принести ему эту новость. И, хотя в это время у него была деловая встреча и он не отвечал на звонки и никого не принимал, похоже, к 10:40 ему уже все было известно. Именно в это время он позвонил Мелу Тейлору и заявил, что ему нужен полный отчет о происходящем, после чего переключил его на свою секретаршу Фиону, которая и выяснила, что ближайшее «окно» предвидится в восемь вечера.

Тейлор тут же позвонил в Чикаго — в полном соответствии с инструкцией, которая предписывала ставить руководство в известность о любых изменениях, связанных с Биглом. Звонил он непосредственно К. Г. Банкеру. Банкер вызвал Шигана и распорядился: «Отправляйся в Лос-Анджелес. Присутствуй на встрече. И убедись в том, что клиент доволен. Спасибо». Черт, голос Банкера всегда вызывал у него подобострастные чувства.