Коллекционная вещь - Тибор Фишер Страница 42

– Что это ты делаешь? – спросили его.

– Клад ищу, – последовал ответ. Некоторые поверили ему и несколько дней копали с ним вместе – в основном, впрочем, для того, чтобы иметь возможность лихо сбрасывать свои куртки в присутствии деревенских девушек.

– А ты уверен, что здесь закопан клад?

– Уверен, – отвечал Невиданный. Вскоре все его покинули, и он продолжал копать свою яму один.

А война между тем продолжалась. Враждующие армии никак не могли встретиться. Они преследовали друг друга в горах, сбивались с пути, путали одну долину с другой, одну реку с другой, обгоняли друг друга, в кромешной тьме не замечали одна другую, атаковали и разбивали наголову другие армии, которые не имели к ним ровным счетом никакого отношения, попадали под снежные заносы и по-прежнему не замечали друг друга; прошел даже слух, что два генерала, возглавлявшие враждующие армии, не торопились вернуться домой, ибо дома их – при полном их попустительстве – пилили жены. Иногда вырезались целые деревни, но делалось это без особой жестокости; случалось даже, пытали до смерти пленных, но лишь когда те слишком много знали; совершались самые невероятные открытия, как, например, жонглирующие горностаи.

И вот наконец состоялось решающее сражение. Все сходились на том, что это было одно из лучших сражений, когда-либо имевших место, гораздо, гораздо лучше тех, которые давали и которыми кичились их отцы, а также тех, которые еще предстояло дать. За свою невиданную жестокость Пустозвон удостоился долгих, продолжительных аплодисментов во вражеском стане.

Возвращаясь домой поздно ночью, шагая по местам, которые он знал с колыбели, мечтая об утехах первой брачной ночи, поигрывая боевой наградой – позолоченным членом в ножнах (на которых было выбито: НА ЧТО ТЫ СМОТРИШЬ?) – и по-прежнему страдая зубной болью, Пустозвон не заметил вырытой у него на пути двадцати футовой ямы, рухнул в нее и сломал себе шею.

Жители деревни, конечно, расстроились, но не слишком, поскольку новой войны в ближайшее время не предвиделось. Большей ямы, чем та, которую вырыл Невиданный, никому еще лицезреть не приходилось. Невиданный между тем женился на Благожелательной, и свидетельством их семейного счастья стали громогласные женские крики, которые разносились ночью по деревне и вызывали одинаково бурный восторг у женатых и холостых.

Впрочем, счастье молодоженов было недолгим – однажды ночью на деревню пролился дождь из замороженных игуан и уничтожил все живое.

В яме образовалось небольшое озеро, и в округе еще долго говорили, что, если влюбленные выкупаются в этом озере вместе, они всю жизнь будут жить в счастье и в достатке.

Руки па-а-адают.

Роза засыпает, и ей снится озеро.

Выспавшись, Роза выпрыгивает из постели, и мы присоединяемся к неким двубортным костюмам, которые с недвусмысленно серьезным видом столпились вокруг неких монет. Роза берет золотые монеты и трет их. Всего монет пятьдесят восемь. Она атрибутирует монеты. Что будет дальше, я знаю заранее. Роза на минуту задумывается – и не потому, что есть над чем, а потому, что набивает себе цену.

– Лидийские?! Не смешите меня, – изрекает она, выдержав длинную паузу, от которой получает немалое удовольствие.

Самый старший двубортный костюм все это время с трудом сдерживает разочарование. У него самый большой нос из всех, что мне доводилось видеть за последние сто семьдесят два года, хотя, когда имеешь дело с носами, их следует, строго говоря, подразделять по весу и объему ноздрей. Каждый из присутствующих удивляется про себя, как это ему удается, с таким-то клювом, стоять с поднятой головой.

– Это вздор. Сущий вздор. Подобная оценка не выдерживает никакой критики.

Дедушка-костюм явно раздражен, но как бы низко ни оценивали собравшиеся уровень Розиной экспертной оценки, дух приобретения уже вылетел в открытое окно. Понемногу в комнате воцаряется сомнение. Роза открывает сумочку и вручает кипящему от негодования дедушке-костюму свою визитную карточку, на которой – для меня это не секрет – значится следующее:

Никакой рекламы. Никакой суеты. Оплата наличными. Экспертиза обсуждению не подлежит.

– Это вам в качестве компенсации. Монеты изготовлены в течение последних двадцати лет, а возможно, и десяти. – Роза роняет слова с уверенностью человека, который знает: по крайней мере одну вещь она делает лучше, чем все остальные жители планеты, вместе взятые.

Костюм помоложе наливается краской и отсчитывает Розе десять двадцатифунтовых кредиток.

Мы возвращаемся домой. В дверях сталкиваемся с парой. Честные труженики, члены спортивного клуба. Выходя, они вежливо нам улыбаются – Никки не сочла нужным нас познакомить.

– Кто это? – интересуется Роза.

– Свидетели Иеговы.

– Что-то, я смотрю, они к тебе зачастили.

– Просто мне их жаль. Все их гонят, захлопывают у них перед носом дверь. Звонила Элен, говорит, что ей нужна ваза.

Приезжает шофер Мариуса еще с одной вазой. Горгонской.

Что-то будет? Так всегда: можно сотни лет прожить, никого не видя, а потом все собираемся в одном месте.

– Эту он уже купил, но хочет, чтобы вы на нее взглянули.

После этого шофер вручает Никки букет цветов:

– Хочу вас поблагодарить. Когда вы назвали его «куском засохшего кала», я нездешний кайф словил. Надеюсь, если еще с ним встретитесь, что-нибудь в том же духе отмочите.

Роза задумывается – взгляд устремлен в никуда. Хочет все послать. Все и всех. Наступает в жизни минута, когда хочется все бросить – либо потому, что того, чего раньше хотелось, больше не хочется, либо потому, что знаешь: зря стараешься, либо потому, что понимаешь: тебе это обойдется дороже, чем следовало бы, – и, несмотря на все это, ты продолжаешь добиваться своего, и не оттого, что у тебя сильная воля, а оттого, что слабая, оттого, что выхода нет.

Никки выходит в коридор и, встав на цыпочки, пытается вывернуть перегоревшую лампочку – не из альтруистических соображений, а потому, что любит смотреться в висящее в коридоре зеркало. Встает на стул, но она маленького роста, а потолок – высокого.

– Может, ты достанешь? – обращается она к Розе.

– Нет, для меня ведь это повод завести разговор с высокими мужчинами. Недавно я брала стремянку, но уже вернула.

– Интересно, сколько нужно ангелов, чтобы сменить лампочку? – размышляет вслух Никки, выходя на улицу и вызывая Тушу, которая без труда справляется с поручением. – Раз уж ты здесь, могла бы и банку маринованной свеклы открыть.

– Ничего не получится, – заверяет их Роза.

– Еще как получится, – говорит Никки, протягивая Туше банку. Туша применяет силу, способную гнуть монеты и подковы, но крышка не поддается. Зато сама банка – вместе с содержимым – разлетается на мелкие кусочки.