Пока я на краю. Повесть - Евгения Пастернак Страница 42

Тут Зёма засмеялся.

– Как в кино, да… Как в плохом. Я из тех, кому вообще нельзя. Меня с первого раза хватануло. А через полгода меня Яков нашел на помойке. Его тогда уже из института поперли, он ходил таких, как я, на улицах подбирал. Я пытался скинуться с крыши, но промахнулся. Упал на старый сарай. Сломал ногу. Лежал там. Нога почти не болела, а вот ломало меня… Я ж в ломке уже с крыши прыгнул, а еще лежал почти сутки.

Тут Зёма улыбнулся еще. На этот раз уже от души.

– Но я в ремиссии. Три года уже. И не хромаю почти. А Яков – он реальный чувак, даже не сомневайся. А те, кто его из академии попер, – козлы завидущие!

Зёма сыто улыбнулся.

– Пойду руки помою, – сказал он. – Хант, ты давай налетай! Вкусно.

Хантер лениво вышел из-за компа. Медленно подошел к Алке.

– Яков – реальный чувак, – подтвердил он, – и умный очень. Он всегда на ход впереди. И никто его ниоткуда не выпирал, Яков сам из этого гадюшника ушел.

Нехороший у него был тон. Алка, которая расслабилась после разговора с Зёмой, мгновенно напряглась опять.

– А ремиссии не бывает, – сказал Хант, – ремиссия – она до первого срыва. Ты еще это почувствуешь. Просто время твое не пришло.

Хантер посмотрел на последний кусок пиццы.

– А давай напополам, – предложил он, перехватив взгляд Алки.

– Ладно, режь.

Хант потянулся к ножу, но отдернул руку:

– А знаешь… ешь сама. Я уже наелся.

Алка вдруг подумала, что ни разу не видела Хантера с ножом в руках.

* * *

Алка шла по улице нога за ногу, тротуар узкий, народ налетал на нее все время, ругался под нос, но быстро идти Алла сейчас не могла.

От всех этих разговоров она запуталась окончательно. Можно Якову верить или нет? Он хороший или плохой?

Пантера говорила, что Яков всех на крючке держит. Всех, кто на него работает. С кем бы еще поговорить? Желательно, чтобы он подальше от Якова был, не каждый день с ним пересекался. Боревский? Ну этот откровенничать не будет, пошлет сразу. Виола? Елизавета?

Фрост!

Вот с кем давно пора пообщаться! И не только про Якова!

Алка резко развернулась (на нее снова кто-то налетел) и пошла к остановке.

Ей повезло. Она перехватила Фроста по дороге с автодрома в кафе.

– Привет, – сказала она и улыбнулась пошире.

Пусть видит, что никакой обиды, никаких претензий, все хорошо.

Но, видимо, улыбка вышла слишком уж широкой – Фрост остановился как вкопанный и растерянно заморгал.

– Я сейчас все объясню, – быстро сказал он.

– Да нормально все! Лучше кофе угости!

Пока они дошли до кафе, Алке пришлось раза три повторить, что объяснять ничего не нужно. Но Фрост все равно говорил:

– Я собирался сам тебе все рассказать! Мне обещали, что дадут знать, когда ты… когда можно будет!

– Забыли, наверное, – отмахнулась Алла. – И мы забудем. Расскажи лучше про Якова.

Они как раз усаживались за стол, и Фросту пришлось отвлечься на подскочившую официантку.

– Яков классный, – наконец сказал он, когда официантка ушла. – Он из меня человека сделал… Погоди, сейчас покажу.

Он достал смартфон, быстро нашел фотку и протянул Алле аппарат.

Старшеклассник. Килограммов двадцать лишнего веса. Мятая и, кажется, не очень чистая одежда. А главное – пустые снулые глаза.

– На тебя похож, – сказала Алка. – Младший брат?

– Я, – усмехнулся Фрост. – Три года назад.

Алка изумленно переводила взгляд с фото на оригинал. Все это сильно напоминало розыгрыш.

– У меня проблемы с суставами, – объяснил Фрост. – Не так чтобы совсем караул, но мамочка с меня пылинки сдувала. Не дай бог мальчик поднимет что-то тяжелее чашки. Рюкзак в школу носила…

Фрост скривился. Это было болезненное воспоминание.

– Сама понимаешь, как ко мне в классе относились. И пацаны, и… – Фрост протяжно вздохнул, – девчонки особенно. А у меня первая любовь, все дела… Короче, стал искать в сети способы помереть. Чтобы тихо и без боли…

– А потом на тебя вышла Панта, – усмехнулась Алка.

– Рассказала уже? – вздохнул Фрост.

– Догадалась. А потом тебя начали готовить, ты стал выбирать себе способ, тебе захотелось чего-то поинтереснее, ты выбрал мотоцикл…

– Ну да… Начали делать расчеты, Хант сказал, что полет высокий не получится при моей массе.

Фрост тихо рассмеялся.

– Нет, теперь я понимаю, что он по ушам ездил. А тогда… ты бы видела, какой бой пришлось с мамочкой выдержать, чтобы она меня в качалку отпустила! Хорошо, Яков подогнал какого-то знакомого физиотерапевта, он ей объяснил, что это лечебная физкультура и без нее у меня начнется полная деградация суставов. Кстати, почти не соврал.

– А потом, – закончила Алка, – ты понял, что трюк сделать хочешь, а помирать расхотел.

– Ну вот видишь, ты сама все знаешь! А спрашивала чего?

– Я про Якова Ильича спрашивала, – напомнила Алла.

– Так я и говорю – классный он. Да, сначала врал, конечно, но как только я в себя малость пришел, сразу все и объяснил. Это же важно, чтобы человек сам решил не убиваться!

Алка кивнула, но уточнила:

– Ну а потом? Почему ты ему сейчас помогаешь?

Фрост изумился:

– Ну ты даешь! Человек мне жизнь спас, что же я, не помогу кого-то еще вытащить? Что я, сволочь?

– Не сволочь, конечно. – Алка постаралась поточнее подобрать слова. – Но что конкретно он тебе говорил? Что-то про долг? Про ответственность? «Мы в ответе за того, кого приручили»? Извинялся, говорил, что ты можешь, конечно, отказаться, но тогда я… у меня будут большие проблемы?

– Да ничего такого! – возмутился Фрост. – Просто позвонил и сказал: «Надо помочь! Приезжай, на месте все объясню». А на месте показал твою фотку и твои стихи.

Алка внимательно смотрела на Фроста. Он был совершенно искренен.

Тут как раз принесли кофе, и остаток встречи они проболтали о всякой ерунде.

* * *

Вечером Алка должна была в очередной раз сопроводить Васю к новым друзьям. К нему домой Алка приехала почти успокоенная.

В конце концов, у Панты действительно было трудное детство. Мягко говоря. Она еще молодец, работает, программистом стала крутым. Могло быть гораздо хуже! А то, что иногда у нее депрессия, так это нормально, у многих бывает.

И вообще, у всех, с кем она последнее время общается, в прошлом попытка самоубийства. Неудивительно, что они немножко нервные. И всем страхи всякие мерещатся.