Источник - Джеймс Миченер Страница 44

Полная не столько ответных чувств, сколько насмешливости, она спросила: «Как?» – и он не понял, что она подсмеивается над ним.

– Пока не знаю, – серьезно ответил он. – Но я что-нибудь придумаю.

На выходе из любовного гнездышка его встретили жрецы, которые вернули ему одежду, и он облачился в свои льняные брюки, рубашку домотканой шерсти с поясом на талии и сандалии. Он с трудом осознавал свои действия, потому что перед глазами продолжала стоять обнаженная Либама, и он не мог ни забыть ее, ни отвечать на вопросы горожан, которые, встретив его на площади, с завистью спрашивали: «Ты сделал ей ребенка?»

Отказавшись сквернословить, хотя по выходе из храма это было обычным делом, он в каком-то забытьи брел по улицам, пока его не остановил громкий возглас горластого пастуха: «Через пять месяцев, когда придет новый год, и я устроюсь меж этих длинных смуглых ног!» Урбаал резко развернулся, готовый дать по физиономии этому глупому пошляку, но его рожа показалась ему слишком ничтожной. Урбаал издал лишь оскорбительный смешок, но, когда по пути домой он встретил своего друга Амалека, высокая фигура которого была покрыта бронзовым загаром от жизни на свежем воздухе рядом со своим стадом, вот тогда-то он и начал осознавать, какая непреодолимая ревность терзает его.

«А что, если и этот захочет возлечь с ней?» – подумал он. К сожалению, Амалек то ли в шутку, то ли серьезно сказал: «Мы не видели тебя семь дней». Урбаалу так и не пришли в голову никакие умные слова. Не мог он ни отшутиться, ни дать понять, как эта неделя потрясла его; не осмелился он и показать, как терзает его новорожденная ревность. Он лишь молча посмотрел на загорелого пастуха и прошел мимо.

Вернувшись домой, он остановился во дворе, чтобы встретить жен и поиграть с детьми. Девушка-рабыня принесла кувшин со свежевыжатым соком граната и глиняные кружки, сделанные в Акко, так что, несмотря на свое возбужденное состояние, он испытал тихое довольство – он снова дома, в окружении своего шумного семейства. Завтра он пройдет по полям и принесет баалу оливковой рощи, божествам медовых сот, пресса и пшеничных полей свою благодарность за то благо, которым они его одарили. В этот момент расслабления он снова обрел облик уважаемого гражданина Макора, который живет в мире со своими богами, которого уважают соседи и любят его жены, Дети и его рабы. Но когда он вошел в молельню, чтобы разлить вино перед Астартами в знак благодарности за их помощь, которая вознесла его на вершины сексуальных радостей, его охватил холодный ужас. Богини исчезли. Кинувшись обратно во двор, он заорал:

– Что случилось?

– А что такое? – тихо спросила Тимма, стараясь не подавать виду, Что ждала этого момента.

– Богини! Они исчезли!

– Нет! – вскрикнула Матред. С Тиммой по пятам она побежала в Молельню и тут же вернулась. На ее смуглом лице читалось неподдельное беспокойство.

Урбаал опустился на лавку из утоптанной земли, что тянулась вдоль двух стен двора. Тимма не ожидала, что он будет настолько перепуган.

– Что тут могло случиться? – спросил он. Урбаал был так расстроен, что отодвинул блюдо с едой, которое принесли рабы.

– И четыре камня исчезли, – прошептала Матред.

Урбаал окинул взглядом своих женщин:

– Был тут человек, который мог желать мне зла?

– Нет, – сказала Матред.

У него окаменело лицо. Он надеялся, что богини были просто украдены, то есть они покинули дом против своего желания; но если они сами решили расстаться с ним, то это означало только одно – Астарте что-то не понравилось, и его оливковые деревья высохнут, а пресс не выдавит ни капли масла. Он был этим настолько испуган, что Тимма осознала – она должна объяснить, что статуэтки разбила она и в их исчезновении нет никакой тайны. Но, стараясь успокоить мужа, она заколебалась.

– Когда в тот день мы вернулись, то нашли дверь приоткрытой. – Она знала, что это правда, – убегая захоронить Астарт, она ее в таком виде и оставила.

– Да! – вспомнила и Матред. – Ты, Урбаал, увел жрицу, а мы еще остались послушать музыку. Потом я нашла Тимму, и, когда мы вернулись, ворота стояли открытыми.

Урбаал дотошно расспросил рабов, и они тоже припомнили.

– Мы тогда еще об этом поговорили, – сказал один из них.

Но кто мог быть этим вором? Прижав колени к груди и обхватив их руками, Урбаал прислонился к стене и погрузился в раздумья. Полный подозрений, он вспоминал перечень своих врагов, пока ревность не подсказала ему, кто это мог быть.

– Амалек! – вскричал он. – Когда я сегодня встретил его, он как-то уклонялся от разговора. – На самом деле все было наоборот – от разговора уклонялся Урбаал, а не Амалек.

Затем Тимма, пожалев своего глупого перепуганного мужа, попыталась утешить его ложью, о которой потом часто жалела:

– Я тоже думаю, что это, должно быть, был Амалек. Он так ревновал, что та высокая девушка досталась тебе.

И Урбаал убежденно решил:

– Вот кто вор! – И поскольку наконец поверил, что богини покинули его не по своей воле, а их украл обыкновенный грабитель, с плеч его свалился груз страха. С чувством неподдельного облегчения он покинул дом и направился в лавочку бородатого Хетта, где, отказавшись отвечать на его вопросы о Либаме, купил трех новых Астарт, которых водрузил на ту же полку в молельне. Затем направился в поле, чтобы найти для своих богинь камни-фаллосы, которые их устроят.

Рассматривая попадающиеся под ноги камни, он прошел через оливковую рощу и остановился поклониться своим привычным добрым богам, а у давильного пресса прошептал: «Спасибо, что ты даровал мне Либаму». Одно лишь упоминание ее имени напомнило Урбаалу, насколько он сейчас раним и уязвим. Идя меж деревьев, он видел, как она мелькает перед ним, как меж стволов то и дело возникают ее греховные соблазнительные очертания. В шелесте листьев он слышал голос Либамы, звавший его обещаниями радости секса, жужжание пчел в осенней траве напоминало ему сдержанные смешки Либамы – и понимал, что его голод по Либаме неутолим.

Когда Урбаал пересек дорогу в поисках третьего камня такой формы, который предпочитали богини, он наткнулся на Амалека, который пас своих коров, и высокий пастух сделал ошибку – учитывая ее последствия, она могла стать для него роковой, – когда небрежно спросил:

– Что ты тут делаешь, Урбаал? Ищешь камни для своих новых богинь?

Откуда Амалек мог знать, что у Урбаала появились новые богини? Владелец оливковой рощи с подозрением посмотрел на своего недавнего соперника, заложил руки за спину и спросил:

– Откуда ты знаешь, что я делаю?

– Если бы я выиграл ту высокую, – добродушно ответил Амалек, – то обязательно купил бы новых Астарт.

Урбаал однозначно оценил его уклончивый ответ: Амалек намекает, что четыре украденные богини теперь будут работать на него.

– Предполагаю, ты-то знаешь, как сделать Астарту счастливой? – с неуклюжей прямолинейностью спросил Урбаал.