Секрет каллиграфа - Рафик Шами Страница 47

— Карам, должно быть, совсем голову потерял. Как может возбудить нормального человека эта гора мускулов? Не удивлюсь, если однажды Карам отдаст жизнь за Бадри. У него от дури ногти заржавели.

Салман долго смеялся над последней фразой.

«Но почему именно к каллиграфу?» — спрашивал он себя каждое утро.

И однажды Карам дал ответ на этот вопрос, как будто его услышал.

— Это благородное искусство, — сказал он. — Посмотри, сколько врачей и министров среди его заказчиков. И каждый хочет «лично поговорить с господином Хамидом Фарси».

Салман кивнул, хотя не ожидал от каллиграфа ничего хорошего. Чуть ли не каждый год капризный и высокомерный Фарси выгонял очередного мальчика на побегушках, если только тот, как косоглазый Мустафа, не оставлял его добровольно.

— Закрой рот, — весело подмигнул Салману Карам. — Я же не в притон тебя посылаю! Каллиграфия — благородное искусство. Богачи это дело любят и всегда готовы за него платить. И самое главное, их не волнует цена. Знаешь, сколько просит Хамид Фарси за изречение «Во имя Аллаха, милостивого и милосердного»? Сотню лир! Разумеется, он мастер. Но сколько стоят его чернила и бумага? Одну лиру. А мы здесь что? Я и за неделю столько не зарабатываю, да еще терплю плевки, пот и вонь изо рта. Клиентура Фарси с поклоном благодарит его за работу. А наша замечает нас, только когда что-нибудь не так.

— Но ты же знаешь, — возражал ему Салман, — я ненавижу школу и книги.

— Ты хочешь обмануть старика Карама, маленький плут? — засмеялся шеф. — Сара подготовила тебя лучше всякой школы. Только не говори своему мастеру, что ты все знаешь. — Он доверительно наклонился к Салману: — Можешь смело сказать каллиграфу, что окончил два класса в школе и совершенно не интересуешься книгами. Тогда у тебя будет возможность тайно научиться его искусству. Эта братия никому не выдает своих секретов, поверь. Ну а если он тебя выгонит, милости прошу обратно ко мне.

— А можно мне тебя навещать? — облегченно вздохнул Салман.

— Ты что, с ума сошел? — удивился Карам. — Будешь обедать у меня в кафе каждый день и раз в неделю приходить ко мне домой, чтобы упражняться в каллиграфии. В твоей квартире не позанимаешься. Я подготовлю тебе комнату. Но другим — ни слова. Они твоим успехам не обрадуются. Надеюсь, мы друг друга поняли?

Салман молча кивнул.

Поразмыслив, он согласился с Карамом. Работа в кафе ничего не давала ему, кроме времени для занятий с Сарой и чаевых, которые он приносил домой на радость матери. Надежды на большее не оправдались. Напрасно Салман ворошил свою память. Три раза один богатый маклер пытался заполучить его в постель. Он жил один, каждый день перекусывал в кафе и все норовил ущипнуть Салмана. Глаза маклера горели от страсти, когда он умолял молодого официанта задержаться на минутку. «Я всего лишь хочу тебя погладить», — повторял он. Перепуганный Салман обратился за помощью к Караму. Тот многозначительно усмехнулся и с тех пор стал посылать к маклеру Дарвиша, приплачивая ему за молчание пару лир.

Еще Салман помнил Надию, двадцатилетнюю дочь торговца коврами Махмуда Бустани. У ее родителей был красивый дом в переулке Роз, что располагался в самом центре квартала Сук-Саруйя. Ее отец по дороге в свою лавку каждый день около трех часов заходил в кафе. Надия же недавно развелась, прожив год в браке с иорданским принцем. Она строила Салману глазки, пока он не влюбился в нее, и все приставала с расспросами, когда он приносил заказы ее родителям или соседям. Ее интересовало, где Салман живет, и он солгал, что в переулке Баб Тума, самом центре христианского квартала. А когда Надия поинтересовалась, согласился бы он из-за любви перейти в мусульманскую веру, Салман сказал, что скорей стал бы иудеем или даже буддистом, но к исламу душа его никак не лежит. На вопросы о доме он отвечал уклончиво, так как боялся выдать свою бедность. Красота особняков квартала Сук-Саруйя поразила Салмана. Мог ли он признаться Надии или любому из этих богачей, в какой крысиной норе живет на самом деле? Здесь стояли дома самой изысканной архитектуры, с внутренними дворами, спроектированными по образцу райских кущ. Карам не преувеличивал, когда говорил, что рай разочарует любого дамасского богатея. «У меня было лучше, — скажет он. — Стоило ли поститься и быть добродетельным ради этого?» Салман был согласен с Карамом. Рай нужен только беднякам. Тем более если там вдоволь еды и приличные жилищные условия.

Надии не нравилось, что Салман просто стоит и смотрит на нее влюбленными глазами, ей тоже хотелось услышать от него что-нибудь приятное. Поскольку самому ему ничего такого на ум не приходило, Салман обратился за помощью к Саре, и та продиктовала ему перевод одного французского стихотворения о любви.

И здесь вышла промашка, потому что Надия не стала даже прикасаться к листку. От одной подруги она узнала, что Салман живет в крысиной норе, в чем сама убедилась, посетив его двор.

— Притон нищих! — возмущалась она. — И у тебя еще хватило наглости врать мне! Ты меня не любишь.

Тут Надия истерически рассмеялась, но Салман видел, что она просто пытается подавить слезы разочарования. Он хотел сказать, что обманывал из любви к ней, но Надия не дала ему возможности оправдаться. Она кричала, что Салман противный маленький врун и она лишь из жалости не выдаст его хозяину кафе.

Расстроенный, Салман вернулся к Караму.

Несмотря на утешения Сары, он так и не смог заснуть. Ему было стыдно за свою ложь, потому что в глубине души он не хотел ничего другого, как только целовать Надию и чувствовать на себе ее нежные руки.

Однажды Карам позвал Самиха на кассу, а сам отправился с Салманом на рынок Сук-аль-Хамидия. Он купил для них обоих две рубашки, двое штанов, носки и новые ботинки, а потом они с Салманом отправились в кафе «Бакдаш».

— Мастер Хамид предпочитает иметь дело с неграмотными простаками, — рассказывал он Салману за мороженым. — Он не терпит конкуренции и разорил тайными интригами трех коллег, пытавшихся открыть салоны в этом квартале. Он ни с кем не хочет делиться. Хотя в квартале аль-Бахса каллиграфов как собак нерезаных. Выдавать свои секреты он также не желает. Ты должен явиться к нему под маской ни в чем не заинтересованного дурачка. Может, тогда он забудет об осторожности и ты сможешь выведать его тайны. Узнай рецепт приготовления его знаменитых чернил и все те уловки, которыми он пользуется, когда пишет. В чем, собственно, состоит его мастерство? Сам я в этом не разбираюсь, но говорят, его работы узнаются с первого взгляда. Почему? Ты должен все это выяснить, если хочешь преуспеть. Записывай и прячь тетрадь у меня. Не доверяй чертям, что с ним водятся! Ты никому не должен об этом рассказывать, даже Саре. Если проколешься, он не только выгонит тебя раньше времени, но и жестоко накажет. Он уже дважды делал такое с талантливыми, но неосторожными учениками. Один из них с искалеченной рукой теперь просит милостыню возле мечети Омейядов, второй продает лук. И ни тот ни другой не догадываются, кто изувечил их. Этот Фарси — сущий дьявол! — По испуганному лицу своего юного друга Карам понял, что перегнул палку, и продолжил уже спокойнее: — Но тебе он ничего плохого не сделает. Если хоть один волос упадет с твоей головы, я пересчитаю ему все косточки, а от его ателье камня на камне не оставлю. Так что учись и ничего не бойся.