Все оттенки боли - Наталья Штурм Страница 47

Одетая в ночную рубашку до колен. Татьяна смотрелась очень целомудренно. Мухаммед подумал и сел на кровать.

— Ну что ты от меня хочешь?..

Таня взяла его правую руку и палец за пальцем коротко обрезала все ногти.

— Засунь мне туда руку по локоть.

Мухаммед вытаращил глаза и поинтересовался:

— Ты что, с катушек съехала?

Танька совершенно спокойно объяснила:

— Внутренности у женщин так устроены, что из нее выходит даже ребенок. Прикинь, три килограмма и пятьдесят сантиметров рост! Есть и крупнее дети, вообще до пяти килограммов! Бывают двойняшки и тройняшки… И все идут одной тропой. Неужели тебе не интересно, каким путем они проходят?

— Ты извращенка какая-то, — отметил Мухаммед, но в его глазах затеплился интерес. — А если я тебе там что-нибудь поврежу?

— А ты осторожно, как по минному полю.

Мухаммед потянул Таньку за ноги, и она покорно вытянулась подопытным материалом.

— Ты готова?

— Да!

— Точно?

— Да, давай уже! Боишься, что ли…

Мухаммед начал медленно ввинчивать сложенные, как от сглаза, пальцы в организм девушки.

— Все пальцы давай, горочкой, представь, что ты сапер…

— Заткнись, не мешай…

Он медленно продвигался, закрыв глаза. Миллиметр за миллиметром, наугад, неизвестно куда, но ему хотелось зайти еще глубже, в самые дебри, чтобы найти эту мину и обезвредить. Он проводил себя в эту тайну дороги счастья, по которой идут вулканы страстей и выходят на свет дети. Влажные складки желания обволакивали его руку, мешали продвигаться, и он начинал все заново. Смачный плевок стек по бугорку прямо на простыню, он макнул в него пальцы и уже более уверенно прошел вглубь.

Таня изо всех сил прижимала к груди ноги и щипала себя за соски.

Ему казалось, что он уже у цели, но девушка взяла его за запястье и упрямо продвинула глубже, да так, что вся кисть исчезла внутри мягкого живота.

И тут он ощутил сумасшедшее желание, как раньше, много месяцев назад, когда еще не было грохота снарядов, и страха смерти, и гибели друзей, когда в беспечности и праздности он проживал день за днем и ни о чем не парился.

Он увидел, что Танино лицо расплывается в счастливой улыбке при виде его. как и прежде, несгибаемого органа, и в этот момент он наконец-то дошел до предела ее возможностей. В неистовом желании разгромить все внутри, он бороздил эту сладкую бездну, как глубину своего сознания, где живут страхи и рефлексы, от которых трудно избавиться, но которые нужно понять, чтобы преодолеть.

Его сознание помутилось, он чувствовал, как все лишнее уходит из него и рождается новый мужчина, сильный и уверенный в себе.

— Да! Да! Сука, блядь, чтобы не было войны!.. Сука, блядь, чтобы не было войны!..

Буря стихла. Таня размазала по щекам белые «капли ее счастья» и с облегчением произнесла:

— Ну вот теперь с возвращением!

Пока гармоничная пара купалась в обновленных чувствах, в Баку законная жена Мухаммеда сдерживала эмоции из последних сил. Жители двора не давали покоя своими коммунальными советами и жалостливыми взглядами, в которых легко читалось лицемерное сочувствие. Обстановка в городе осложнялась с каждым днем. Карабахский конфликт набирал силу, и в воздухе висело свинцовое напряжение. Косвенным образом это влияло и на добрососедские отношения. Ненависть заразна.

— А что же твой муженек не едет? — допытывались вездесущие хозяйки-соседушки — С войны вернулся, а домой не возвращается? Оставь детей на Лейлу или Суламифь и поезжай в Москву разыскивать его. Совсем забыл, негодник, где его дом родной!

Карина молчала и только губы поджимала. Что ответить, когда они правы? Но искать мужа было еще страшнее, чем переживать его отсутствие. Все же не так она воспитана, чтобы бросить малышей на соседей и отправиться неизвестно куда, вытаскивать мужа из чужих постелей. Да и гордость не позволяла шпионить.

И только та молодая тетка, которая самозабвенно стегала Танькину морду пестрой косынкой, своим искренним участием поддерживала Карину, лечила ее истерзанную душу.

— Вернется. Никуда он от детей не денется. Перебесится и обратно приедет. Видать, та сучка, прости меня господи, околдовала его чем-то. Может, заговорила, а может, и деньгами приманила. Я ведь помню, какая она была «особенная», вся такая из «Парижу» разодетая!

— Ты говорила, они уже давно встречаются? А что. если он на ней женится? — пугала себя Карина.

— Вот это точно нет! — уверенно заглядывала в будущее подруга. — На русской девке не женится, его тогда вся семья проклянет. У него же есть родственники в Сумгаите? Вот поезжай к ним, это ведь недалеко! Поговоришь, посоветуешься, как поступить в такой ситуации. Что это за дела? Ты тут одна убиваешься, а он там с про… с прости господи развлекается.

Карина сдержанно молчала, а потом взяла да и призналась:

— Он из меня всю душу вытряс, так наплевал в самое сердце. Сначала думала, может, раненый или контуженый — я бы все для него сделала, даже свои органы отдала бы для его исцеления… Но мне сообщили, что он жив-здоров и уже месяц в Москве.

Подруга быстро переварила информацию и сделала желаемые выводы:

— Это он с ней прощается! Мухаммед после войны специально заехал в Москву, чтобы развеяться, погулять и больше к той дуре не возвращаться. Вот увидишь — скоро он будет дома. Жалеть надо не тебя, а ее. Посмотри, сколько лет он из нее уже высосал! Создал ей иллюзию семьи, а на деле их ничего не связывает. Завтра же он скажет «до свидания», и у нее останутся только воспоминания. Она говорила мне, что еще в школе училась, когда они начали встречаться. А сейчас ей где-то двадцать два. Семь лет он из нее выжрал! Семь лет из жизни в надеждах, ожиданиях и планах. Она — никто, бесправная, временная обслуга. Годы-то уходят, тю-тю…

— А если она забеременеет и рожать станет? — продолжала терзать себя Карина.

— А зачем ему дети? — в тон ответила подружка. — Он со своими намучился, знает, какая это ответственность вырастить ребенка, а тем более не одного! Ты привыкла к трудностям, потому что ты — женщина, мать, а мужчины, тем более наши, отдыхать любят. Зачем же ему новые головные боли с маленькими детьми, тем более от безродной тетки?! Не переоценивай Мухаммеда, мужчины редко меняются, чаще они просто устраиваются, как им удобней.

Пока подруга убеждала. Карина верила и успокаивалась. Но когда укладывала детей, неизменно плакала, обвиняя мужа в жестокости. Конечно, бог велел терпеть, но она не святая, и ей очень, очень тяжело. И в Армении, где живут ее родители, и в Азербайджане идут митинги, обстановка тревожная, накаленная. Без мужчины страшно, а когда он вернется и вернется ли вообще — неизвестно.

Карина купила билет на автобус до Сумгаита. Дважды передумывала, пропуская свою очередь в кассу, то хотела на март взять, то вообще отложить поездку. Но дети стали канючить «хотим к бабе с дедом», и Карина взяла билет на двадцать седьмое февраля…