От Иерусалима до Рима. По следам святого Павла - Генри Воллам Мортон Страница 48

Настоятель был весьма опытным руководителем. По мере того, как мы обменивались вежливыми приветствиями, я чувствовал, что он должным образом ведет дела монастыря. Ежегодный финансовый баланс, рекордные урожаи пшеницы и винограда, показатели прироста поголовья овец и крупного рогатого скота — все у него было в порядке, и самый строгий аудитор не нашел бы, к чему придраться. Во время нашей беседы тяжелый занавес снова раздвинулся, и молодой монах внес традиционное угощение: на подносе стояли стаканы с водой и блюдечко с вишневым вареньем.

Настоятель с дружелюбной улыбкой предложил мне освежиться. Греческие монастыри всегда отличаются гостеприимством и предлагают своим посетителям легкую закуску. Как правило, это консервированные фрукты — вишня, айва, фиги, иногда засахаренные грецкие орехи. Я съел ложечку варенья и пригубил стакан с водой.

— Насколько я понял, вы пишете книгу о святом Павле, — продолжил беседу настоятель. — Тогда скажите, — улыбнулся он, — вы верите в то, что Павла подвергли бичеванию в Пафосе?

Я знал, что эта легенда давно бытует на Кипре, и мне не хотелось бы обижать своего собеседника. Однако, памятуя, что лучший способ избегнуть серьезных проблем — говорить, по возможности, правду, я решил рискнуть и ответил:

— Нет, не верю.

— Вот и я не верю.

У меня словно гора свалилась с плеч.

Вскоре я обнаружил, что мне выделили личного слугу — молодого послушника с буйной копной черных волос и черными усиками, прибивающимися над верхней губой. Он рассказал, что родился в Пафосе и в какой-то миг ощутил потребность посвятить себя служению церкви. Послушник провел меня по каменным лестницам и бесконечным галереям, пока мы не достигли двери в конце балкона.

С низким поклоном юноша ввел меня в огромную комнату со сводчатым потолком. По моим подсчетам, в этой комнате легко могли разместиться пятьдесят человек. Обстановку составляли умывальник, диван с плюшевым покрывалом и небольшой круглый столик, вокруг которого стояли простые стулья. Как выяснилось, моего друга устроили в другом месте, а все эти хоромы предназначались исключительно мне.

Я изъявил желание умыться, и послушник тут же принес кувшин с водой и чистое полотенце. Вместо того чтобы налить воду в таз, он стал осторожно поливать мне на руки. Я вспомнил, что именно так поступали в древности.

В углу комнаты находилась лестница, которая вела в расположенную на втором этаже спальню. Здесь обнаружилось несколько кушеток, а возле зарешеченного окна стояла широкая кровать с москитной сеткой. Комната была обставлена очень просто — ни ковров на деревянных полах, ни картин на беленых стенах. Выглянув в окно, я увидел сосновый лес, на несколько сот футов простиравшийся вокруг монастыря. Лунный свет лежал на ветвях подобно серебряному туману.

Ни единый звук не нарушал ночной тишины, действовавшей почти гипнотически. Каждые несколько секунд мимо окна с писком пролетала летучая мышь, но этот едва слышный звук лишь подчеркивал синее безмолвие, окутавшее местность.

Я немного посидел, наслаждаясь безмолвным пейзажем, затем спустился в гостиную. Послушник тем временем накрывал стол к позднему ужину. Он зажег парафиновую лампу, но ее слабый свет едва дотягивался до углов необъятной комнаты. Я узнал, что мой друг, с которым мы приехали в монастырь, ужинает с кем-то из знакомых.

Паренек поставил на стол бутылку вина, приготовленного из монастырского винограда, положил буханку хлеба — опять же из монастырской пшеницы. Затем отправился на кухню, а я уселся посреди каменной комнаты, ощущая себя странником-богомольцем из средневекового романа. На первое мне подали бобы со спаржей. Послушник все время стоял за моей спиной, упреждая каждое мое желание: услужливо нарезал хлеб и передавал мне солонку.

Он выглядел довольно странно — сумрачная фигура в неверном свете лампы. Буйная шевелюра стянута в хвост на затылке, черная шапка пирожком, на круглом юношеском лице залегли темные тени. Мне он напоминал озорную школьницу, загримировавшуюся для роли Яго в школьном спектакле.

Послушник проворно выскочил за дверь, чтобы вернуться через пару минут с дымящимся пловом и тушеным цыпленком.

По окончании обеда я предложил ему сигарету, но юноша молча помотал головой.

Вскоре меня снова пригласили к отцу-настоятелю. При моем появлении он с улыбкой приподнялся из-за стола, любезно предложил мне кофе и крепкие македонские сигареты. Я чувствовал себя довольно странно, сидя при свечах в этой незнакомой комнате и обсуждая визит святого Павла на Кипр. Мы поговорили о том, как римский проконсул был обращен в христианство, святой отец поведал мне несколько местных легенд.

В одной из них рассказывалось, как во время своего путешествия апостолы натолкнулись на группу молодых язычников. Юноши и девушки намеревались затеять какие-то состязания и по такому поводу разделись донага. Эта картина якобы настолько смутила Павла и его спутников, что те повернули обратно. Честно говоря, данная история вызвала у меня большие сомнения. Святые Павел и Варнава достаточно долго проживали в развращенной Антиохии, чтобы вид обнаженных юных тел мог их напугать.

Распрощавшись с настоятелем, я вернулся в свои покои и стал готовиться ко сну. За окном уже совсем стемнело, ночную тишину нарушала лишь какая-то беспокойная дворняга, которая выла на луну. На рассвете меня разбудил колокольный перезвон. Если верить часам, было пять утра. Монах на колокольне без устали дергал за веревку, и радостные, ликующие звуки разносились над округой. Это были не простые монотонные удары колокола, а мощный переливающийся поток звука, который плыл над поросшими лесами горными склонами и докатывался до отдаленных деревушек в долине.

Из келий один за другим стали появляться монахи. Проходя мимо меня, они улыбались и кланялись. Я решил уточнить, по какому поводу был устроен перезвон.

— Сегодня, наверное, праздник? — поинтересовался я у молодого монаха.

— Нет, — просто ответил он. — Эти колокола в вашу честь.

Это сообщение повергло меня в растерянность. При мысли, что по моей вине добрую половину Троодоса перебудили на рассвете, я пришел в ужас.

Кроме того, я осознал, что просто обязан присутствовать на службе, а потому быстро оделся и спустился в церковь. Монахи уже все стояли по своим местам и низкими голосами тянули «Kyrie eleison».

Мне отвели центральное место напротив иконостаса, который слегка накренился вперед, словно под тяжестью драгоценных икон. Я без труда распознал чудотворную икону Божьей Матери, благодаря которой Киккский монастырь славится на весь православный мир. Говорят, это одна из трех икон, собственноручно написанных святым Лукой. Изображение обрамляла богатая резная рама, сверху спускалась бархатная пелена, скрывающая сияющий лик Богородицы.

По окончании службы церковь заполнилась крестьянами. Среди них были две женщины, которые простерлись ниц перед иконой. Помолившись, они поднялись с колен и перед уходом оставили дар — повесили вышитую рубашку на бронзовую руку, выступавшую из ширмы с одной стороны от иконы. Мне показалось забавным такое подношение.