Весы - Дон Делилло Страница 49

РИЧАРД РОУДЗ и ДЖЕЙМС ВУДАРД однажды вечером напились, и ВУДАРД сказал, что они с ДЖЕКОМ провезут какое-то количество оружия на Кубу. У ДЖЕЙМСА ВУДАРДА был дробовик, винтовка, и, возможно, один пистолет. Он сказал, что у ДЖЕКА гораздо больше ружей, чем у него. ДОЛОРЕС заявила, что не видела у ДЖЕКА никаких ружей. Она также заявила, что у него в гараже было несколько коробок и сундуков, а ИЗАБЕЛЬ сообщила, что там были сложены ее меха, которые заплесневели в связи с повышенной влажностью воздуха в этом районе.

Фотографии. Многие передержаны, засвечены, еще худшего качества, чем могли быть от старости, предметы можно распознать лишь в общих чертах, хотя это самые простые вещи, и снимки сопровождаются подробными пояснениями. Карнизы для штор, найденные на полке в гараже Рут Пэт. Вот они. На фотографии именно они, ни убавить, ни прибавить. Но Брэнч чувствует, что здесь запечатлено одиночество, странное отчаяние. Откуда у этих фотографий такая власть бередить его душу, печалить его? Плоские, бледные, размытые временем, подвешенные в стороне от сути той или иной эпохи, ничего не утверждающие, ничего не проясняющие, одинокие. Может ли фотография быть одинокой?

Эта печаль пригвождает его к стулу, и он сидит, уставившись в пространство. Он ощущает души пустых помещений, обнаруживает, что снова и снова возвращается к снимкам столовой второго этажа Техасского хранилища школьных учебников. Комнаты, гаражи, улицы очистили от людей для того, чтобы сделать официальные снимки. Теперь они навсегда пусты, заперты в каком-то фотографическом чистилище. Он ощущает души тех, кто был там и ушел оттуда. Он чувствует печаль в предметах, в складских картонных коробках и одежде, залитой кровью. Он вдыхает одиночество. Он ощущает мертвых в своей комнате.

У. Гай Банистер, бывший спецагент ФБР, сборщик антикоммунистических разведданных, найден мертвым у себя дома в Новом Орлеане в июне 1964 года, его «магнум-357» с монограммой — в ящике рядом с кроватью. Списано на сердечный приступ.

Фрэнк Васкес, бывший школьный учитель, сражавшийся на стороне Кастро и против него, найден мертвым перед «Эль Мундо Бестуэй», супермаркетом на Западной Флэглер-стрит в Майами в августе 1966, убит тремя выстрелами в голову. Доклады о разборках между антикастровскими группировками в этом районе. Сообщения о споре в местном клубе, случившемся ранее тем же вечером. Никто не арестован.

Десять лет спустя, в тот же день, также в Майами, полиция обнаружила разлагающееся тело Джона Роселли, урожденного Филиппо Сакко, подпольной фигуры, незадолго до того он выступал в качестве свидетеля перед комитетом Сената, расследующим попытки мафии ЦРУ убить Кастро. Тело плавало в нефтяной цистерне в бухте Дамбфаундлинг, ноги отпилены. Никто не арестован.

Брэнч сидит, уставившись в пустоту.

Управление платит ему по ставке госслужащего, которой он достиг при увольнении, с периодическими индексациями в связи с повышением прожиточного минимума. Они оплатили комнату, которую он пристроил к своему дому, эту самую комнату, вместилище документов и выцветших фотографий. Оплатили переоборудование этой комнаты в несгораемую. Оплатили персональный компьютер, которым он пользуется для просмотра биографической информации. Брэнчу не по себе, когда приходится предъявлять им счета на деловые расходы, и зачастую он указывает сумму меньшую, чем реально потратил.

Ест он обычно прямо в комнате, расчищая место на письменном столе, продолжая читать за едой. Он засыпает в рабочем, кресле, просыпается, вздрогнув, несколько секунд боится пошевелиться. Бумаги повсюду.

Ранним вечером они сидели на деревянных скамьях открытой трибуны и смотрели, как старики играют в софтбол. На игроках были белые рубашки с короткими рукавами, длинные белые штаны и черные галстуки-бабочки, а также бейсболки и белые кроссовки. Раймо пришел от галстуков в полный восторг. Галстуки показались ему очень к месту — стиль истинного янки.

Фрэнк сидел на один ряд выше, чуть в стороне, и потягивал оранжад.

— Я все еще думаю про горы, — сказал он.

— Он все еще думает про горы. Ты взгляни только на этого парня на первой базе. Ручаюсь, ему не меньше семидесяти пяти. И он все еще танцует вокруг базы.

Но Раймо тоже думал о горах. Во время «Движения 26 июля» он был с Кастро, среди голодной толпы бородачей. Фидель тогда был своего рода магической фигурой. Никто не сомневался, что он — носитель силы, легенды. Высокий, сильный, длинноволосый, поминутно сквернословил, мешал в одну кучу заумную теорию и обыденную речь, вездесущий, всезнающий, задавал вопросы солдатам, крестьянам, даже детям. Он сделал так, что люди ощущали революцию кожей. Идеи, свистящие слова отзывались трепетом во всех органах чувств. Он был похож на Иисуса в ботинках, проповедовал всюду, скрывая свое истинное лицо от кампесинос, пока время не обнажило трагической правды.

— Было ужасно, — сказал Фрэнк. — Болезни, голод, дожди. Но еще и потому, что я никогда не был уверен в своих целях. Когда я думаю о горах, то в основном вспоминаю это мое замешательство. Меня тянуло в две стороны одновременно. Поэтому и было так сложно.

Это правда. Франк всегда был немножко «гусано», тайным поклонником Батисты. Теперь все они стали гусанос, червями-антикастровцами, если выражаться языком левых Но Фрэнк всегда был наполовину червем, наполовину «батистиано», даже когда сражался за Фиделя.

Кастро любил вспоминать первые дни восстания, до того, как Фрэнк и Раймо отправились в район Сьерра-Маэстра. Двенадцать человек с одиннадцатью винтовками. Раймо теперь понимает, что режим был свергнут не за один день, не только за 2 июля. С первой же минуты Кастро начал изобретать удобную историю революции, чтобы оправдать свое алчное стремление к власти, чтобы стать Максимальным Лидером.

Игрок на третьей базе занял положение низкого старта — нагнулся и широко расставил руки. Старик на базе послал мяч по линии к левому центру. Его товарищи по команде следили за ним, привстав со скамейки. Солнце запуталось в пальмовых листьях за оградой поля с правой стороны.

— Я сейчас больше, чем когда-либо, думаю о горах, — сказал Франк.

— Потому что ты дурак, парень.

— Но я совершенно не задумываюсь о вторжении.

— Какой смысл думать что об одном, что о другом? К тому же ты потерпел кораблекрушение.

— Сел на мель. Но все же наша убежденность не поколебалась.

— Набитый дурак. Я с берега видел, как начала погружаться корма.

— У нас все еще была надежда, — серьезно ответил Франк.

— Ничего удивительного, что ты думаешь о горах. В горах мы победили.

Франк протянул ему апельсиновый напиток, в банке еще оставался глоток. Они глядели, как старики в галстуках-бабочках выбивают противников из игры, серьезнее и внимательнее мальчишек, механически точные в свои семьдесят. Они вспомнили, как Фидель использовал бейсбольные термины в разговоре об операциях. Мы выведем их из игры. Мы обыграем этих ублюдков всухую. Они спустились по ступенькам и пошли к машине. Капитан развалился на заднем сиденье, будто украденная шуба.