Книга Джо - Джонатан Троппер Страница 5

Глава 4

Все дороги ведут в Буш-Фолс.

Причем в самом прямом смысле. Туда можно попасть практически по любому шоссе, ведущему с Манхэттена на север. Можно поехать по Гарлем-ривер-драйв до скоростного шоссе Кросс-Бронкс, которое переходит в трассу Нью-Ингланд, и по ней добраться прямо до Буш-Фолс. А можно выехать на Co-Мил по шоссе Генри Хадсона, затем на Кросс-кантри, оттуда на Хатчинсон-ривер-парквей, а с него — на Мерит-парквей, который петляет по всему южному Коннектикуту. С Мерит вы съезжаете на Ай-91, едете до самого Хартфорда, и сразу после него будет Буш-Фолс. Во втором маршруте — больше скоростных дорог, меньше пробок. Можно и объединить эти два варианта: сначала поехать по Мерит, а потом по Ай-287 перескочить на Нью-Ингланд. Но, несмотря на изобилие возможностей, за семнадцать лет я так ни разу и не сподобился добраться до Буш-Фолс.

Наутро я сижу за рулем своего серебристого «мерседеса» — двигатель включен, машина выведена из фешенебельного гаража Кинней, а я в полном ступоре из-за необходимости решать, по какой дороге мне ехать два с половиной часа. Утро ясное, температура на улице комнатная, но внимательный наблюдатель заметит, что спешащие на работу женщины обнажены уже не до такой степени, как раньше. Лето кончилось, а я даже не заметил, когда оно успело начаться. Снова я тяну время. Не хочу никуда ехать. Отец никогда обо мне не заботился. Почему я теперь должен о нем беспокоиться? Да и к тому же он меня не узнает, он ведь в коме.

Но я отлично понимаю, что все равно поеду, по той же причине, по какой Брэд звонит мне каждый год и неуверенно приглашает на различные семейные трапезы. Потому что так надо. Если твой младший брат живет один на Манхэттене, то на праздники ты ему звонишь, говоришь с ним с напускным дружелюбием, будто по-свойски. А когда у твоего отца в коронном броске случается инсульт, грозящий смертельным исходом, ты забываешь про семнадцать лет отчуждения и отправляешься к нему. Не для того, чтобы помочь или хотя бы поддержать, а потому что там сейчас твое место. Даже на расстоянии нас объединяет родная кровь, и невозможно противиться ее зову.

На приборной панели звонит «Моторола В-60», я раскрываю аппарат, включаются встроенные динамики.

— Алло?

— Женоненавистник!

Натали.

— Ты — мелкий, жалкий, эгоцентричный нытик, ты понятия не имеешь, что значит любить и быть любимым. Ты никогда не узнаешь, как можно любить другого больше, чем себя, и так и умрешь в одиночестве, никому не нужный!

Сказать бы ей, что я уже совершенно одинок и никому не нужен, но она трубку повесила.

— И тебе хорошего дня, — говорю я мягко, даже с чувством, и с решительным тяжелым вздохом жму на газ, выезжая на Девяносто шестую улицу в сторону Вестсайдского шоссе. Твоя жизнь не стоит выеденного яйца, если разгневанный звонок чокнутой бывшей подружки выглядит светлым пятном на фоне нового дня.

Сейчас девять тридцать, теоретически час пик еще не кончился, но я еду на север, против потока. Одним глазом поглядывая на дорогу, я рассеянно перебираю груду дисков на соседнем сиденье. Надо сказать, эта эклектичная коллекция с головой выдает мои смутные попытки вырваться за границы своего истинного возраста. Не то чтобы я боялся постареть, я просто не хочу заниматься этим в одиночку. В итоге в свои тридцать четыре года я слушаю Everclear, Blink 182, Dashboard Confessional, Foo Fighters и тучу других современных групп. Эдакое аудиосредство от облысения. На самом деле мне как-то удалось обхитрить природу, и волосы у меня пока целы, но дело не в этом. Все мы когда-то облысеем.

Кроме того, я родом из восьмидесятых, неонового поколения залаченных хайров — поколения, от которого уцелело очень мало музыки. Когда вы в последний раз слышали Men at work, Thompson Twins или Alphaville на популярной радиостанции? Музыку моей молодости годы не пощадили, и она больше не звучит — как шутка вне контекста. Кто не плавал — не поймет.

Но я продолжаю перебирать диски и наконец нащупываю старую запись Спрингстина «Рожденный бежать». Есть вещи, неподвластные возрасту, — например, Босс. Включаю диск, и он тут же переносит меня, как это умеет только музыка, в мою комнату в Буш-Фолс, где я бесконечно крутил этот диск на фишеровском стереомагнитофоне, который отец подарил мне на окончание восьмого класса. Тогда прошло примерно девять месяцев со смерти мамы, и он еще делал утешительные подарки. Этот магнитофон стал финальным аккордом, после которого отец навечно засел в своем кабинете, где напивался по ночам в окружении своих школьных баскетбольных трофеев, покидая дом только ради работы или матча «Кугуаров».

Проезжая шлагбаум перед платным участком дороги в районе Ривердейла, я набираю рабочий номер Оуэна. Трубку снимает Стюарт, его зануда-секретарь, и отвечает бодрым, официальным голосом:

— Офис Оуэна Хобса.

— Будьте добры, соедините с Оуэном.

— Господин Хобс на встрече, — отвечает он на автомате. — Не могли бы вы представиться?

— Это Джо Гофман.

— О, господин Гофман! — восклицает Стюарт, мгновенно перевоплощаясь в само радушие. — Как поживаете? Я вас по голосу не узнал.

— Ну да, мы же редко с вами беседуем.

Стюарт — типичный высокомерный швейцар, раздутый от собственной важности позер, которого Оуэн держит просто шутки ради, и хотя меня обычно забавляет то, как мгновенно он может превращаться в бесстыдного подхалима, лишь только речь заходит обо мне, сегодня я не в настроении.

— Пожалуйста, передайте ему, что это я.

— Конечно-конечно, — отвечает Стюарт, и я слышу по голосу, как он раздосадован. — Все в порядке?

— Все волшебно.

На время ожидания включается «Оркестр в бегах», и из трубки необыкновенно ясно слышится голос Пола Маккартни, который накладывается на Спрингстина, звучащего в динамиках. Я выключаю магнитофон в ту же секунду, как скрипучий голос Оуэна вытесняет Маккартни, и исторического дуэта не получается.

— Привет, Джо.

Он отвечает сипло и нетвердо, в чем, по крайней мере, отчасти виновен я, потому что держал его на телефоне почти до пяти утра.

— Прости за вчерашнее. Надеюсь, я тебя ни от чего не оторвал, — произношу я, хотя, что касается Оуэна, его практически всегда от чего-то отрываешь. У этого человека просто бешено насыщенная светская и личная жизнь.

Он словно опасается, что, пропусти он один вечер, безумный цирк его жизни свернет шатры и уедет без него.

— Я к тому моменту с лихвой окупил заплаченное за Сашу, — отвечает он, подавляя смешок.

— А кто у нас Саша?

— Медсестра из Румынии, если я правильно прочитал ее данные.

— Понятно.

В издательском мире ходят целые легенды про оуэновский послужной список дорогих девочек по вызову. В данный момент он обрабатывает раздел «чувственные ролевые игры» с последней страницы журнала «Нью-Йорк» и с восторгом докладывает мне о каждом новом знакомстве.