Общество мертвых пилотов - Николай Горнов Страница 5

– Э-э-э, Гриша, тут вы опять не правы. Я без работы никогда не останусь. Меня просто переведут на другое направление. На Ближний Восток, например. – Гольдберг криво ухмыльнулся. – Не льстите себе, Гриша. СССР – это еще не весь мир. И на мою жизнь его точно хватит…

Разговор вышел длинным. Еще почти час Гольдберг пытался втолковать Белякову, в чем именно состоит его предложение. Но Гриша так и не понял, кто кого и зачем, главное, будет водить за нос. Гольдберг говорил сбивчиво и запутанно. Почему-то он был уверен, что КГБ обязательно попытается «сыграть в игру», а Гришу попытаются использовать в качестве «наживки». То есть, сначала Беляков должен будет сделать вид, будто собирается завербовать Гольдберга для работы на КГБ, а потом под давлением обстоятельств должен будет согласиться на предложение о сотрудничестве с ЦРУ. На якобы сотрудничество, естественно. А на самом деле, как уверял Гольдберг, он никому и ничего не будет обязан…

Беляков улыбнулся и смущенно пожал плечами.

– Я не понимаю…

– Ладно, не огорчайтесь, – отступился Гольдберг. – Вы, главное, не старайтесь понять все сразу. Для начала я буду думать за нас обоих. Можете мне поверить, мы оба, ничего особенного не предпринимая, останемся на хорошем счету у своих боссов. А потом, вполне может быть, даже ордена получим. За какое-нибудь мужество. Вы хотите орден за мужество, Гриша?

Беляков устало кивнул. Хотя никакого ордена он на самом деле не хотел. Всем орденам он бы предпочел самую обычную и очень спокойную жизнь…

* * *

Когда загромыхал старенький будильник «Слава», Белякову показалось, что он задремал всего несколько минут назад. Но он заставил себя открыть глаза, подняться и включить свет. Кровать Путинцева уже была аккуратно заправлена. Морщась от головной боли, Беляков завис над умывальником. Отражение в зеркале ему совсем не понравилось. Обвисшие щеки, припухшее лицо, красные глаза, пучки черной щетины. Краше в гроб кладут. Пришлось разжевать две таблетки цитрамона и вяло поскрести по двухдневной щетине тупым лезвием «Нева». Настроение было и без того отвратительным, а тут еще вспомнилось, что вечером заступать в караул. Значит, еще почти сутки на ногах. А потом – очередной вылет. Но к тому моменту, когда Белякова нашел дневальный и сообщил, что «товарища лейтенанта срочно вызывают в штаб полка», он уже успел привести себя в относительный порядок…

Гольдберг оказался прав. Реакция на последний отчет была быстрой. И хотя Белякову никак не хотелось верить в истории о всесильном и всемогущем КГБ, раскинувшем свою сеть над всем Советским Союзом, но, как назло, первым же офицером, встреченным в штабном коридоре, оказался особист. Капитан Терещенко целеустремленно перемещался в собственный кабинет. Когда Беляков понял, что избежать лобового столкновения никак не удастся, то набрал в грудь максимальное количество воздуха и выплюнул привычное:

– Здржелаю, тырщ капитан!

Терещенко притормозил, раздувая ноздри, как конь перед неожиданным препятствием.

– А-а, это вы, лейтенант.

– Так точно, тырш капитан! – Гриша, преданно поедал глазами начальство. Бывшему аспиранту кафедры сопротивления материалов было очень не просто вникнуть во все нюансы и тонкости армейской службы. Но со временем он приспособился. И даже вывел универсальную формулу для расчета предельного сопротивления младшего офицерского состава на растяжение и изгиб. Другу, оставшемуся на гражданке, эта формула показалась весьма любопытной…

– М-м-м, – задумчиво протянул Терещенко. – Разговор к вам есть, товарищ лейтенант. А давайте пройдем ко мне, чтобы никто не мешал…

В кабинете особиста Грише бывать до того не приходилось. Присев на предложенный стул, он осторожно осмотрелся. Обстановка, впрочем, оказалась стандартной: стол, несколько стульев, металлический сейф в углу. Хотя капитан Терещенко и слыл в полку сибаритом, но по кабинету догадаться об этом было невозможно. Видимо, отсутствие комфорта на работе тот компенсировал особым домашним уютом.

– Как служба, лейтенант? – поинтересовался Терещенко. – Родителям, надеюсь, письма пишете? Как у них со здоровьем и вообще?

– Пишу. – Беляков кивнул. – Матери. У меня только мать, тырщ капитан. Отца не помню. Он давно нас бросил. А у матери все нормально со здоровьем. Скоро мне очередной отпуск полагается, вот и проведаю.

– Эт хорошо, когда все нормально…

Особист заметно нервничал. Побарабанив пальцами по крышке стола, он потянулся к пачке ленинградского «Космоса». И только в этот момент Гриша догадался, что с его личным делом капитан Терещенко все еще не успел ознакомиться. Видимо, только собирался.

– Знаете, зачем вас в штаб вызвали, лейтенант?

– Никак нет, тырщ капитан. Затрудняюсь с ответом.

Несколько долгих секунд Белякову пришлось вытерпеть пристальный взгляд Терещенко. Взгляд у капитана был холодным и колючим, как полярный ветер за окном, и проникал в Белякова почти до пяток. Какой-то очень не капитанский взгляд… Впрочем, настоящего звания особиста не знал никто. С таким же успехом тот мог быть и полковником. На его общевойсковом кителе красовались лычки инженера-связиста. По соседству, через забор, стоял батальон радиоразведки, так что капитан-связист ни у кого из посторонних подозрений вызвать не мог…

– Затрудняетесь, значит? – Терещенко сильно затянулся сигаретой. – А сегодня утром из штаба армии пришел приказ об отстранении вас от полетов, лейтенант. Почему бы это?

Беляков проследил взглядом за неспешным полетом облачка сизого дыма и подумал, что начинают сбываться предсказания Гольдберга. Впрочем, точность этих предсказаний Гришу совсем не радовала. Пока он ощутил только слабое движение воздушных масс. Но скоро ветер станет сильнее. Потом, если ничего не сделать, его втянет в самый центр циклона. А сделать он уже ничего не мог…

Длинную и пространную речь Терещенко Гриша выслушал в пол-уха, просто кивая в такт его словам. Он и так знал все, что мог ему сказать особист. В интересах государственной безопасности лейтенант Беляков должен сделать то-то и то-то. И, главное, не должен упускать возможных контактов с этим самым Гольдбергом. А всю информацию, которая касается Гольдберга, совсем не обязательно вносить в отчеты о боевом патрулировании. Лучше обо всем немедленно докладывать лично капитану Терещенко. И это можно считать приказом…

На политзанятия Гриша, естественно, опоздал.

– Что произошло у вас на этот раз, товарищ лейтенант? – едко поинтересовался замполит Чернышев.

По рядам офицеров прокатился смешок. Все знали, что регулярные взбучки, которые получал за свои опоздания Беляков, воспитательного эффекта почти не имели. Полковнику Чернышеву бравый лейтенант оказался не по зубам.

– Виноват, товарищ полковник! – Гриша решил, что подробности замполиту знать не обязательно. – Разрешите присутствовать на политзанятиях?

Чернышев демонстративно посмотрел на свои часы.

– Вольно, лейтенант. Так и быть, садитесь. Но за свое очередное опоздание вам придется подготовить две политинформации для личного состава второй эскадрильи. То есть, завтра и послезавтра. Вам все ясно?