День, когда я начала жить - Виржини Гримальди Страница 5

– Неужто вы француженки?

Роскошная брюнетка с шумом высасывала сок из головы креветки.

– Вы не представляете, как приятно услышать французскую речь! А я уж было решила, что здесь одни иностранцы. Мало того, что здесь полным-полно стариков, а если бы они к тому же не говорили по-французски, я бы за борт выбросилась. Кстати, меня зовут Камилла.

– Да, я француженка, – ответила Анна, – но, боюсь, старовата для вас.

– Это лучше, чем ничего. Я не выношу одиночества.

Мари удивленно вскинула брови.

– Думаю, в таком случае вы ошиблись в выборе кругосветки.

– Да нет, все нормально! Я просто не поняла этого трюка с одиночеством, честно говоря. Я и рекламные проспекты не удосужилась внимательно прочесть, лишь пробежала глазами. Мне просто нужно было совершить кругосветное путешествие, и на этот период было единственное предложение.

– Нужно? – переспросила Анна.

– Ну да! У меня очень плотный график жизни: работа, друзья, счета… А мне, черт возьми, уже не двадцать пять! И тогда я решила взять отпуск и бросить вызов самой себе: в каждой стране буду заводить по любовнику.

Сидевший рядом с Мари седовласый мужчина чуть было не подавился кружком чоризо при этих словах.

– То есть вы будете заводить себе по любовнику в каждой стране? – переспросила Анна, четко выговаривая каждое слово.

– А что тут такого? Я, конечно, не хочу сказать, что собираюсь переспать с каждым встречным. Только в том случае, если он такой красавчик, что просто отпад. А если нет, то и поболтать будет достаточно.

Седовласый мужчина нервно ерзал, сидя на скамье. Мари так сильно обхватила рукой стакан, что побели пальцы.

– А кем вы работаете? – спросила она.

– Я управляю имущественными комплексами ряда предприятий в частном банке и имею дело только с крупными счетами. Это всегда всех удивляет. Наверное, у меня нетипичный психологический профиль для такого рода деятельности.

Мари поперхнулась сангрией, пытаясь сдержать усмешку, и прижала салфетку к губам. Анна прыснула, покачав головой. А Камилла, громко рассмеявшись, подняла стакан и произнесла:

– За наше кругосветное путешествие!

– За нашу кругосветку, – прозвучало ей в ответ.

После ужина они сидели в шезлонгах на верхней палубе, закутавшись в одеяла, которые прихватили из кают.

Камилла в деталях сообщила им о своих амбициозных планах. Анна спросила, не является ли комок, сформировавшийся в ее желудке, предвестником морской болезни, а Мари рассказала о сюрпризе, который она устроила своему мужу на день рождения.

Смотря на звезды, проплывающие над ее головой, она в полной мере осознавала, что с ней происходит. Она находится на борту лайнера посреди Средиземного моря, вдали от близких, вдали от привычных точек отсчета, рядом с шестидесятилетней страдалицей и молодой нимфоманкой.

Она могла бы испытывать страх, чувство вины, сожаление, она могла бы повернуть назад, аннулировать путевку, вернуться домой и жить дальше, как будто бы ничего не произошло. Но она не могла отказать себе в удовольствии дать захватить себя чувству, которое не испытывала с юности. Этим чувством была гордость за себя.

И в этот момент Анна вдруг расплакалась.

Мари слишком много выпила вчера вечером. И слишком много курила: две с половиной сигареты – более чем достаточно для некурящей женщины. Легкий стук в дверь вывел ее из сонного забытья. На световом табло телевизора высветилось семь часов утра. Мари легла спать около пяти часов назад, проведя вечер с Анной и Камиллой.

Она вылезла из-под одеяла, отметив, что не помнила, когда так крепко спала. Бортовая качка не мешала ей быстро заснуть и лишь увеличивала чувство свободы, которое не покидало ее с тех пор, как она ступила на борт круизного лайнера.

Накинув халат, она открыла дверь. Перед ней стояла Анна с заплаканными глазами и опущенными вниз уголками губ.

– Доброе утро, Мари. Прежде всего я хотела бы тебе сказать, что мне, в принципе, не свойственно изливать душу.

– Заходи. Извини, но я еще не успела одеться.

Анна покорно села на софу. Мари устроилась напротив на кровати.

– Я не спала всю ночь, – сказала Анна, глубоко вздыхая. – Мне кажется, я совершила непоправимую ошибку… Я разрушила свою жизнь.

– Именно поэтому ты плакала вчера вечером?

– Да. Я хотела все сохранить в тайне, я даже не осмелилась вам рассказать о том, что со мной произошло. Но я не могу больше все это носить в себе, мне нужно выговориться. Можешь ли ты оказать мне любезность выслушать меня?

– Разумеется! Хочешь апельсинового сока?

Нервно теребя в руках бумажный носовой платок, Анна открыла Мари душу.

Ей шестьдесят два года, сорок лет из которых она провела вместе со своим другом Домиником. Их связывало такое всеобъемлющее чувство, что они даже решили не заводить детей.

– Нам друг друга вполне хватало, ребенок стал бы третьим лишним.

Анна думала, что гармоничные отношения продлятся всю жизнь. Их союзу были незнакомы скандалы и ссоры, самое большее, что между ними случалось, – мелкие недоразумения, которые они тут же решали в ходе обсуждения. Они были образцом для подражания и часто повторяли, что им крупно повезло в жизни, потому что они нашли друг друга. Счастье в их понимании – это когда они были вместе.

Но несколько месяцев назад Доминик кардинально изменился. Всегда обычно веселый, он вдруг стал угрюмым. Дело в том, что его предприятие столкнулось с необходимостью вести борьбу с конкурентом, который «увел» самых крупных клиентов. И если бы Доминик не сумел остановить их отток, ему бы пришлось выставить своих сотрудников за дверь, а саму дверь запереть на ключ.

Самое страшное заключалось в том, что теперь у него совсем не было свободного времени – каждое мгновение его жизни было посвящено предприятию. Он просыпался, когда Анна еще спала, принимал душ, стараясь не шуметь, и уходил на работу, тихо прикрыв за собой дверь. Вечером он возвращался, когда она уже спала, и осторожно ложился под одеяло, чтобы ее не разбудить. А в те редкие моменты, когда они встречались, у него был отсутствующий вид, и он витал где-то далеко. Он стал замкнутым, напряженным, раздражительным. Жизнь Анны наполнилась тишиной и тоской. Он чувствовала себя одинокой.

– Мне стало страшно. Мне осталось совсем немного до пенсии, которую я ждала с нетерпением, но тут вдруг она стала меня пугать. Какой будет моя ежедневная жизнь? На что она будет похожа? Чередование бессмысленных дней без него? В страшном сне я не могла такого представить. Это было невозможно! И тогда я решила заставить его реагировать, как-то проявить себя… У тебя есть «клинекс»?

– Нет, только туалетная бумага.